- Вот оно, - спортивное единоборство двух систем! - смеялась Таня, сидя па супружеском ложе.
В комнате, освещенной только уличным фонарем, она показалась сейчас Лучникову настоящей падлой, сучкой, ждущей, какому кобелю достанется. Скотское желание продрало его до костей, как ошеломляющий мороз.
- Ну, бей, Суп! - тихо сказал он, принимая тайваньскую стойку.
Началась драка в лучших традициях. Лучников перехватывал отлично поставленные удары десятиборца и швырял его на кровать. Тот явно не понимал, что с ним происходит, однако по-спортивному оценивал ловкость партнера и даже восхищенно крякал.
- Прекрати, Андрей, - вдруг сказала Таня трезвым голосом. - Прекрати это свинство.
- Пардон, почему это я должен прекратить? - сказал Лучников. - Я не толстовец. На меня нападают, я защищаюсь, вот и все. Приемы до конца нс довожу. Суп твой цел и посуда цела…
Вдруг у него взорвалась голова, и в следующий момент он очнулся, сидя на полу, в осколках, в облаке коньячных паров. Лицо было залито какой-то жидкостью.
- Жив? - долетел с супружеского ложа голос десятиборца. Значит, швырнул ему бутылку «Курвуазье» прямо в лицо. В рыло. В хавалыник. В харю. В будку. Как они здесь еще называют человеческое лицо?
- Таня? - позвал Лучников. Она молчала.
Он понял, что побит, и с трудом, цепляясь за предметы, за стулья и стеллажи, стал подниматься.
- Поздравляю, - сказал он. - Я побит. Честный поединок закончился в твою пользу, Суп.
- Теперь катись отсюда, - сказал Суп. - Выкатывайся. Сейчас я буду женщину свою любить.
Таня лежала лицом в подушку. Лучников в темном зеркале видел правую половину своего лица, залитую кровью.
- Женщина со мной уйдет, - сказал он. - У меня разбита голова, а у женщин сильно развит инстинкт жалости.
Таня не двигалась.
- Я так рад, что не убил тебя, - сказал Суп. - Не хватало только редактора «Курьера» убить. По головке бы за это нс погладили.
- Таня! - позвал Лучников. Она не двигалась.
- Послушай, уходи по-человечески, - сказал Суп. - Мы пятнадцать лет с Танькой живем в законном браке.
- Татьяна, пойдем со мной! - крикнул Лучников. - Неужели ты ее пойдешь сейчас?
- Слушай, белый, если ты где-нибудь трахнул Таньку, не воображай, что она твоя, - мирно сказал Суп. - Она моя. Иди, белый, иди добром. У тебя, в Крыму, герлы табунами ходят, а у меня она - одна.
- Таня, скажи ему, что ты моя, - попросил Лучников. - Да встань же ты, хоть вытри мне лицо. Оно разбито.
Она не шевелилась.
Десятиборец склонился над ней и просунул ладонь ей под живот, кажется, расстегнул там пуговицу. Фигура его казалась сейчас немыслимо огромной над тоненькой женщиной.
- А ты не подумал. Суп, что я тоже могу тебя хватить чем-нибудь по башке? - спросил Лучников. - Каким-нибудь твоим спортивным трофеем? Вот, скажем, Никой этой Самофракийской.
Десятиборец хрипло засмеялся.
- Это было бы уже потерей темпа.
- Да, ты прав, - сказал Лучников. - Ты не так прост, как кажешься. Ну что ж, валяй. Еби мою любовь.
- Хочешь смотреть? - пробормотал Суп. - Хочешь присутствовать? Пожалуйста, пожалуйста…
Танины плечи вздрогнули и голова оторвалась от подушки.
- Таня! - тихо позвал Лучников. - Очнись!
- Сейчас ты увидишь… сейчас… сейчас… - бормотал, нависая над женщиной огромный мужик. - Сейчас ты увидишь, как мы с ней… как у нас… бей, чем хочешь… не растащишь… у меня в жизни ничего нет, кроме нее… все из меня Родина выжала, высосала… только Таньку оставила… я без нее ноль…
- Уходи, Андрей, - незнакомым голосом сказала Татьяна.
Он долго стоял возле огромного жилого дома и чувствовал, как быстро распухает у него правая половина лица. Полнейшая бессмысленность. Звон в голове. Умопомрачительная боль. На пятнадцати этажах жилого гиганта в каждой квартире, в темноте И при свете. Суп па законных основаниях ебал его незаконную любовь. Мою любовь, освещенную крымским лунным сиянием. Вот моя родина и вот мое счастье - Остров Крым посреди волн свободы. Мы никогда нс сольемся с вами, законопослушные, многомиллионные, северная унылая русская сволочь. Мы не русские по идеологии, мы не коммунисты по национальности, мы яки-островитяне, у нас своя судьба, наша судьба - карнавал свободы, мы сильней вас, каким бы толстым стеклом вы, суки, не бросали нам в голову!
Пошел снег.
Сентябрь, когда по всем мире, во всей Европе люди сидят под каштанами и слушают музыку, а в Ялте нимфы с еле прикрытыми срамными губками вылезают из волн прямо на набережную… Безнадежный, промозглый и слепой российский сентябрь… пропади все пропадом вместе с пропавшей любовью… Такси, такси!
Забытый у подножия жилого гиганта интуристовский «жигуленок» с брошенным на спинку кресла английским двухсторонним регланом.
Через три дня Татьяну Лунину пригласили в первый отдел. И обязательно, пожалуйста, с супругом. А супруга-то зачем? Ну, не будем уточнять, Татьяна Никитична. Разговор очень важный и для вас и для вашего уважаемого супруга.
Она не удивилась, увидев в кабинете начальника отдела того типа, что гипнотизировал ее на приеме в «Курьере»: бородка, задымленные очки - вервольф последней модели. Обаятельный мужчина! Он даже снял очки, когда знакомился, продемонстрировал Татьяне чистоту и честность своих глаз, никаких ухмылок, никаких околичностей - перед вами друг. Начальник, старый сталинист соответствующей наружности, представил гостя: товарищ Сергеев, обозреватель агентства новостей, он будет присутствовать при нашей беседе.
Таня глянула на своего благоверного. Суп сидел по стойке «смирно», выпирая ослепительно белой грудью и манжетами из тесноватого блейзера. Он так волновался, что даже как-то помолодел, что-то мальчишеское затравленное выглядывало из огромного, тела. Она всегда поражалась, какими беспомощными пупсиками оказываются советские супермены, метатели, борцы, боксеры перед всеми этими хмырями-первоотдельцами и вот такими «обозревателями». Она обозлилась.
- А я, между прочим, никаких интервью для агентства новостей давать не собираюсь!
- Татьяна Никитична… - с мирной дружеской улыбкой начал было товарищ Сергеев.
Она его оборвала.
- А вы, между прочим, но какому праву меня гипнотизировали давеча на приеме «Курьера»? Тоже мне Штирлиц! Психологическое давление, что ли, демонстрировали?
- Просто смотрел на красивую женщину, - товарищ Сергеев чуть-чуть откинулся на стуле и как бы вновь слегка полюбовался Татьяной.
- Между прочим, многим рисковали! - выкрикнула она, рванула сумочку, вытащила сигарету.
Два кулака с язычками газового огня тут же протянулись к ней.
- Таня, Таня, - еле слышно пробормотал Суп. Он сидел не двигаясь, будто боялся при малейшем движении лопнуть.
- Напрасно вы так разволновались, - сказал товарищ Сергеев. - У нас к вам дружеский вопрос о…
- О господине Лучникове! - угрожающим баском завершил фразу начальник отдела.
Тут по стародавней традиции таких дружеских бесед должно было наступить ошеломление, размягчение и капитуляция. Увы, традиции не сработали - Татьяна еще больше обозлилась.
- А если о нем, так тем более с обозревателями новостей говорить не буду! Явились тут тоже мне
