марлевые, просвечивающие, да еще и на узеньких бретельках, но все-таки соски молодых особ были прикрыты какими-то цветными аппликациями. Антоша сидел голый по пояс, только лишь космы свои слегка заправил назад, завязал теперь в пони-тэйл.
Седьмым участником трапезы был мажордом Хуа. Он отдавал распоряжения на кухню и официанту Гаври, но то и дело присаживался к столу, как бы гордо демонстрируя, что он тоже член семьи, поворачивал по ходу беседы печеное личико, счастливо лучился, внимал. Вдруг беседа и его коснулась.
- Хуа - старый тайваньский шпион, - сказал про него Антон девушкам. - Это естественно, Крым и Тайвань, два отдаленных брата. В семьях врэвакуантов считается шикарным иметь в доме китайскую агентуру. Хуа шпионит за нами уже сорок лет, он стал нам родным.
- Что такое врэвакуанты? - Памела чудесно сморщила носик.
- Когда в 1920-м году большевики вышибли моего дедулю и его славное воинство с континента, белые офицеры на Острове Крым стали называть себя «временные эвакуанты». Временный is temporary in English. Потом появилось сокращение «вр. эвакуанты», а уже в пятидесятых годах, когда основательно поблекла идея Возрождения Святой Руси, сложилось слово «врэвакуант», нечто вроде нации.
Отец и дед Лучниковы переглянулись: Антону и в самом деле нравилась роль гида. Фредди Бутурлин пьяновато рассмеялся: то ли он действительно набрался еще до обеда, то ли ему казалось, что таким пьяноватым ему следует быть в его «сокольской» плейбойской куртке, да еще и в присутствии хорошеньких девиц.
- Ноу, Тони, ноу, плиз донт… - погрозил он пальцем Антону. - Не вводи в заблуждение путешественниц. Врэвакуанты, май янг лэдис, это не нация. По национальности - мы русские. Именно мы и есть настоящие русские, а не… - Тут бравый «сокол» слегка икнул, видимо, вспомнив, что он еще и член Кабинета, и закончил фразу дипломатично: -…а не кто-нибудь другой.
- Вы хотите сказать, что вы - элита, призванная править народом Крыма?! - выпалил Антон, перегнувшись через край стола.
«Что это он глаза-то стал так таращить, - подумал Лучников. - Уж не следствие ли наркотиков?»
- Не вы, а мы, - лукаво погрозил Бутурлин Антону вилкой, на которой покачивался великолепный шримп. - Уж не отделяешься ли ты от нас, Тони?
- Антон у нас теперь представитель культуры яки, - усмехнулся Лучников.
- Яки! - вскричал Антон. - Будущее нашей страны - это яки, а не вымороченные врэвакуанты или обожравшиеся муллы, или высохшие англичане! - Он отодвинул локтем свою тарелку и зачастил, обращаясь к девушкам: - Яки - это хорошо, это среднее между «якши» и «о'кей», это формирующаяся сейчас нация Острова Крыма, составленная из потомков татар, итальянцев, болгар, греков, турок, русских войск и британского флота. Яки - это нация молодежи. Это наша история и наше будущее, и мы плевать хотели на марксизм и монархизм, на Возрождение и на Идею Общей Судьбы!
За столом после этой пылкой тирады воцарилось натянутое молчание. Девицы сидели с каменными лицами, у Кристины вздулась правая щека - во рту, видимо, лежало что-то непрожеванное, вкусное.
- Вы уж извините нас, уважаемые леди, - проговорил Арсений Николаевич. - Быть может, вам не все ясно. Это вечный спор славян в островных условиях.
- А нам на ваши проблемы наплевать, - высказалась Кристина сквозь непрожеванное и быстро начала жевать.
- Браво! - сказал дед. - Предлагаю всему обществу уйти от битвы идей к реальности. Реальность перед вами. В центре стола омар, слева от него различные соусы. Салат с креветками вы уже отведали. Смею обратить внимание на вот эти просвечивающие листочки балаклавской ветчины, она не уступит итальянской «прошютто». Вон там, в хрустале, черная горка с дольками лимона - улыбка исторической родины, супервалютная икра. Шампанское «Новый Свет» в рекламе не нуждается. В бой, господа!
Далее последовал очень милый, вполне нормальный обед, в течение которого вся атмосфера наполнялась веселым легким алкоголем, и вскоре все стали уже задавать друг другу вопросы, не дожидаясь ответа, и отвечать, не дожидаясь вопросов, а когда подали кофе, Лучников почувствовал на своем колене босую ступню Памелы.
- Этот тип, - говорила золотая калифорнийская дива, тыча в него сигарой, вынутой изо рта Фредди Бутурлина, - этот тип похож на рекламу Мальборо.
- А этот тип, - Кристина, взмахнув марлевым подолом, опустила голый задик на костлявые колени деда Арсения, - а этот тип похож на пастыря всего нашего рода. Пастырь белого племени! Джинсовый Моисей!
- Вы, девки! Не трогайте моих предков! - кричал Антон. - Папаша, можно я возьму твой «турбо»? Нельзя? Как это говорят у вас в Москве - «жмот»? Ты - старый жмот! Дед! Одолжи на часок «ролле»? Жмоты проклятые! Врэвакуанты! Яки поделится последней рубахой.
- Я дам вам «лендровер» с цепями, - сказал дед Арсений. - Иначе вы сверзитесь с серпантина в бухту.
- Ура! Поехали! - молодежь поднялась и, приплясывая, прихлопывая и напевая модную в этом туристическом сезоне песенку «Город Запорожье», удалилась. Памела перед уходом нахлобучила себе на голову летнюю изысканную шляпу товарища министра информации.
Русско-англо-французский хит замер в глубинах «Каховки». Взрослые остались одни.
- Эти девки могут разнести весь твой замок, Арсений, - сказал Лучников. - Откуда он их вывез?
- Говорит, что познакомился с ними третьего дня в Стамбуле.
- Третьего дня? Отлично! А когда он стал яки-националистом?
- Думаю, что сегодня утром. Они часа два беседовали на море с моим лодочником Хайрамом, а тот активист «Яки-Фьюча-Туганер-Центр».
- Хороший у тебя сын, Андрюшка, - мямлил вконец осоловевший Бутурлин. - Ищущий, живой, с такими девушками дружит. Вот мои мерзавцы-белоподкладочники только и шастают по салонам врэвакуантов, скрипка, фортепиано, играют всякую дребедень от Гайдна до Стравинского… понимаете ли, духовная элита… Мерзость! В доме вечные эти звуки - Рахманинов… Гендель… тоска… не пьют, не валяются…
- Ну, Фредди, хватит уже, - сказал Лучников-старший. - Теперь мы одни.
Фредди Бутурлин тут же причесался, одернул куртку и сказал:
- Я готов, господа.
- Хуа, отключи телефоны, - попросил Арсений Николаевич.
- А вы не завели еще себе магнитный изолятор? - поинтересовался Фредди. - Рекомендую. Стоит дорого, но зато перекрывает всех «клопов».
- Что все это значит? - спросил Лучников.
Он злился. Двое уже знают некий секрет, который собираются преподнести третьему, несведущему. Хочешь не хочешь, но в эти минуты чувствуешь себя одураченным.
Арсений Николаевич вместо ответа повел их в так называемые «частные» глубины своего дома, то есть туда, где он, собственно говоря, и жил. Комнаты здесь были отделаны темной дубовой панелью, на стенах висели старинные портреты рода Лучниковых, часть из которых успела эвакуироваться еще в 20-м, а другая часть разными правдами-неправдами была выцарапана уже из «Совдепии». Повсюду были книжные шкафы и полки с книгами, атласами, альбомами, старые географические карты, старинные глобусы и телескопы, модели парусников, статуэтки и снимки любимых лошадей Арсения Николаевича. Над письменным столом висела фотография суперзвезды, лучниковского фаворита, пятилетнего жеребца крымской породы Варяга, который взял несколько призов на скачках в Европе и Америке.
