– Ой, до чего же вы хитрые! – развеселилась Надежда. – Уже и таксу придумали! Ладно, давайте, вы, главное, аккуратно дырку пробейте, чтобы внутри ничего не повредить, а я вам дам вторую бутылку.
– А что там внутри-то? – заинтересовался Тудыев. – Чего тебе там нужно-то?
Ожидавшая и боявшаяся этого вопроса Надежда выдала домашнюю заготовку:
– Там, дяденьки, провод проходит в мою квартиру. Провод оборвали, я хотела его починить, а дырку-то и заделали. Вы стенку проломаете, я провод соединю – и будет все в порядке.
Тудыев с сомнением выслушал малоубедительную Надеждину историю, и она слегка занервничала, опасаясь, как бы не вернулся прораб и не выразил удивления по поводу ее появления на его участке.
– Тебе плата обещана? – Она потрясла сумкой, где звякнули две бутылки водки. – Так и выполняй, что заказано.
Тудыев не очень удовлетворился таким объяснением, но при мысли о двух бутылках решил сильно не задумываться.
Павлуша уже копошился в утробе компрессора.
– Михалыч, подай ключ на восьмерку! – крикнул он, не вылезая из механизма и высунув наружу только измазанную машинным маслом лапу.
Михалыч протянул напарнику ключ и посоветовал:
– Ты, Павлуша, звездани шпиндель по загогулине, враз заведется!
Неизвестно, послушался ли Павлуша совета старшего товарища или пошел другим путем, но вскоре компрессор нервно хрюкнул и наконец затарахтел, изредка чихая, как простуженный сенбернар.
– Ну вот, девонька, – повернулся к Надежде довольный Тудыев, – вот оно и зафурычило. Щас мы враз твою стеночку оприходуем.
Из окна второго этажа высунулась недовольная старушечья физиономия и раздался крик:
– Опять, идолы, свою машину завели! Ни днем, ни ночью покоя нет! Всю ночь собака лаяла, только я на рассвете прикорнула – эти гады тарахтят! Жаловаться буду на вас в муниципальное собрание!
– Вот ведь какие бабки образованные пошли! – уважительно произнес Тудыев, повернувшись к Надежде. – Какие слова заковыристые знает! И ведь не поперхнется. Рабочему человеку чтобы такое выговорить, надо сперва граммов триста принять, а она натощак может…
Тут же он повернулся к бабке и заорал хорошо поставленным басом:
– Жалуйся, бабка, жалуйся, может, нам машину новую дадут, бесшумную, говорят, есть такие! А к собакам твоим мы вовсе непричастные! А что сейчас машина тарахтит, так на то рабочее время, имеем право, выполняем прох… профвилактические работы.
Закончив свое короткое, но энергичное, выступление, Тудыев покосился на Надежду – мол, слыхала, мы тоже не лаптем щи хлебаем, знаем ученые слова.
Окно на втором этаже захлопнулось, посрамленная старуха ретировалась. На Надежду она не обратила ни малейшего внимания, и та порадовалась, что правильно все рассчитала. Тудыев поднял пудовый отбойный молоток и спустился в подвал к обреченной стенке. Первая оглушительная очередь пришлась немного в сторону от намеченной цели, посыпались осколки кирпича, запахло известкой и почему-то паленой шерстью.
– Не туда, дяденька, вот здесь, левее, – корректировала огонь Надежда.
– Не дрейфь, девонька, с первого раза всегда мимо получается, особливо когда утром. Второй раз попаду куда надо.
Однако второй раз он тоже промахнулся. Стена постепенно приобретала такой вид, что на нее хотелось повесить мемориальную доску с надписью – опасно при артобстреле. Надежда отошла, от греха подальше, опасаясь, как бы не обвалился весь дом и не погребло их под развалинами.
Из задней двери бара выглянул невыспавшийся бармен с плохо запудренным синяком под глазом и возмущенно осведомился:
– Мужики, вы что тут с ума посходили? Утро же! – С этими словами он прикоснулся двумя наманикюренными пальцами к виску и страдальчески поморщился. Видимо, для него утренние часы тоже тесно увязывались с головной болью.
«Принесла его нелегкая, – неприязненно подумала Надежда, – ночует он тут, что ли? Верно Лена говорила – отвратный тип!»
– Ты, паря, занимаешься свои делом – и занимайся, – бросил Тудыев через плечо, – у тебя утро, а у нас наряд.
С этими словами он снова бросился на штурм неприступной стенки, и на этот раз более успешно – молоток попал в нужное место, брызнули осколки бетона и открылась черная дыра.
– Совсем люди с ума посходили, – пробубнил бармен, ни к кому не обращаясь, – только вчера заделывали эту стенку, а сегодня уже опять ломают.
Излив в этих словах накопившееся недовольство, он вернулся на рабочее место.
Тудыев гордо повернулся к заказчице и указал рукой на дело своих рук, точнее, своего отбойного молотка:
– Ну, хозяюшка, принимай, что обещали, в аккурат все сделали!
Надежда поблагодарила его и отдала обещанные две бутылки. Тудыев радостно потопал к напарнику. Оглядевшись и убедившись, что ее никто не видит, Надежда по самое плечо засунула руку в пролом, пошарила там и наконец нащупала полиэтиленовый пакет. Торопливо спрятав его за пазуху, она как можно скорее покинула место действия, которое ей почему-то хотелось про себя назвать местом преступления. Действительно, спрятанная за пазуху картина жгла ее, как раскаленное железо, и Надежда Николаевна впервые в жизни чувствовала себя преступницей.
– Ух и страху я натерпелась! – призналась Надежда, стирая с губ ненавистную ярко-красную помаду. – Не дай Бог, думаю, сейчас и правда из начальства кто-нибудь припрется! Ну давай посмотрим, что это за картина такая. Я, признаться, когда раньше в Эрмитаже бывала, больше к импрессионистам ходила, а в ту сторону и не глядела. Сама разворачивай, я не хочу к ней прикасаться – так, на всякий случай, а твоих отпечатков там и Так навалом.
– Да уж, – вздохнула Лена и развернула холст.
– И ничего такого, – заявила Надежда после продолжительного молчания. – Девица, на мой взгляд, несколько полновата, но это мое личное мнение. И что его угораздило именно эту картину украсть?
– Он сказал – волосы длинные, как у меня, – усмехнулась Лена. – И потом – вам-то какая разница? Эта ли картина, другая… Ну был бы бедуин на верблюде…
Ты права, – согласилась Надежда, – мне в данном случае все равно. Итак, давай к художникам собираться. Пока туда-сюда – занятия потом кончатся, мало народа будет, на виду окажешься. Так… как бы это тебя нарядить, чтобы там, в Академии, среди этих ненормальных людей искусства, ты смотрелась как своя?
– Главное, чтобы никто меня не запомнил, – вставила Лена.
– Внешность изменить надо, дело хорошее, – согласилась Надежда. – Приблизительно я себе представляю, как художники выглядят – чем необычнее, тем лучше. Так-так… – она критически рассматривала Лену, – макияж самый простой, ну если уже глаза подкрасила, то смывать не нужно…
Внезапно Надежда сорвалась с места и понеслась в прихожую, откуда послышались ее чертыханье и крики:
– Лена, помоги!
Лена едва успела поддержать качающуюся табуретку и принять от соседки огромный чемодан, который та достала с антресолей. В чемодане находилась одежда – ношеная, но аккуратно сложенная и чистая.
– Это Аленины тряпки. Мне они малы, а выбросить жалко – целое ведь. Все собиралась отдать кому-нибудь, да лень было на антресоли лезть.
Лена знала, что соседкина дочка Алена была замужем за военным моряком и жила вместе с мужем и дочкой Светочкой в далеком Северодвинске, приезжая только в отпуск. Надежда уже рылась в чемодане и достала оттуда вылинявшие голубые джинсы.
– Примерь-ка, они тебе будут впору.
