— Я тоже волновалась… — завела было Луша, но, увидев мое лицо, поняла, что спорить бесполезно, и устремилась к стойке.
Я перевела дыхание и огляделась.
Поскольку кофейня располагалась в непосредственной близости к банку, ее облюбовали те самые «бухгалтерши с опытом», которые составляли здесь значительный процент местного населения. Так что я, в просторном Варварином костюмчике и с коротким светло-пегим паричком, была здесь на месте, как спелая редиска на грядке.
Одна дама, сидевшая возле окна через два столика от нас над впечатляющим десертом из взбитых сливок с фруктами, орехами и тертым шоколадом, даже покосилась на меня.
Присмотревшись к ней, я поняла причину: на ней был костюм того же бледно-сиреневого цвета, модного в прошлом сезоне, что и на мне, и ее стрижка так напоминала мой парик, как будто мы побывали в руках одного парикмахера…
По этому поводу несчастная дама то и дело посматривала на меня с плохо скрываемой ненавистью.
Надо сказать, что выглядела она ужасно, и я утешилась мыслью, что я-то скоро сниму парик и жуткий костюм и стану нормальным человеком, а она такая каждый день…
Наконец Луша вернулась с маленьким подносом в руках.
Только выпив одним глотком чашку кофе по-венски с шоколадом и сливками, я почувствовала себя человеком, открыла сумочку и положила на стол лист гербовой бумаги.
— Вот, — гордо сказала я, — вот что лежало у него в банковском сейфе. Думаю, что именно за этим документом и охотились бандиты, и из-за него они убили Антона.
Мы склонились над столиком и сдвинули головы.
— Завещание… — замогильным голосом прочитала Луша заголовок.
— Тише, — прошептала я, настороженно оглядываясь по сторонам, — на нас все смотрят!
— Ты думаешь? — Она испуганно подняла голову. — А по-моему, никому нет до нас дела…
Однако она снова еще ниже склонилась над столом, понизила голос и забормотала:
— Я, Караваев Сергей Александрович, находясь в здравом уме.., завещаю своей жене Римме Петровне Караваевой принадлежащий мне на правах собственности дом в охраняемом поселке «Райский сад».., а также квартиру по адресу: Английская набережная, дом номер.., а также виллу в окрестностях Барселоны.., а также вклады в Дойче-банке, банке «Лионский кредит», Дрезднер-банке.., а также.., а также…
Перечень всевозможных жизненных благ был таким длинным и впечатляющим, что я невольно загрустила, с горечью осознав, что у меня, скорее всего, никогда не будет ни дома в охраняемом поселке, ни роскошной квартиры на Английской набережной, ни виллы в окрестностях Барселоны… Впрочем, как знать, какие мои годы!
— Помимо этого, — продолжала Луша вполголоса, — я завещаю Макаровой Елизавете Васильевне принадлежащий мне пакет акций благотворительного фонда «Чарити»…
— Это что — тот самый фонд, в котором Варвара работает? — удивленно прервала я Лушу.
— Выходит, он! — подтвердила тетка, удивленная не меньше меня.
— Тогда понятно, почему вокруг этого фонда началась такая возня в последнее время и столько криминальных событий.
— Тебе понятно? — Луша уставилась на меня. — А мне совсем ничего не понятно! Кто такой Сергей Александрович Караваев? И кто такая Елизавета Васильевна Макарова?
— Караваев — хозяин благотворительного фонда, — уверенно ответила я, — а Макарова.., скорее всего, эта Макарова — его любовница! Кому еще богатый мужик может оставить наследство? Жене — вот ей он оставил много чего. Дочери — так у нее если бы была не его фамилия, то по крайней мере отчество было бы не Васильевна, а Сергеевна!
— Вот теперь на нас действительно смотрят! — прошептала Луша, убирая завещание в большой конверт из плотной желтоватой бумаги, который она захватила из дома.
И точно, я несколько увлеклась и последние слова произнесла излишне громко, так что кое-кто из посетителей кофейни начал удивленно коситься в нашу сторону.
Я без сил откинулась на спинку стула, обмахиваясь ярким рекламным буклетом, и проговорила:
— Как я доживу до дома в этом дурацком костюме, не представляю! Жара несусветная, а у меня вокруг, извиняюсь, талии еще и полотенце намотано! Оно, подлое, к тому же сползает каждую минуту!
— Между прочим, я о тебе подумала! — с гордостью заявила Луша. — Все-таки ты у меня — единственная и любимая племянница! Вот! — и она протянула мне полиэтиленовый пакет, в котором, к своей величайшей радости, я увидела собственную удобную и привычную одежду — любимые вылинявшие джинсы, голубую футболку и легкие спортивные тапочки.
— Луша, я тебя обожаю! Что же ты раньше мне не сказала! — воскликнула я, схватила пакет и устремилась в туалет.
Там я с неимоверным облегчением избавилась от осточертевшего бухгалтерского костюма и от еще более осточертевшего махрового полотенца, запихнула все это в Лушин пакет, туда же отправила дурацкий парик, переоделась в свои собственные вещи и наконец-то узнала себя в зеркале. Я похудела килограммов на десять, помолодела на столько же лет и вышла из дамской комнаты совершенно другим человеком.
Надо сказать, что никто в кафе, конечно же, не заметил моего чудесного преображения. Люди вообще редко замечают друг друга.
Единственным человеком, который что-то заметил, была закомплексованная бухгалтерша в таком же бледно-сиреневом костюме, от которого я только что избавилась. Изумленно уставившись на меня и явно не понимая, как мне удалось за несколько минут так помолодеть, похудеть и похорошеть, несчастная дама отставила недоеденный десерт, вскочила из-за стола, подхватила коричневый портфельчик и бросилась прочь из кафе.
Я проводила ее взглядом, злорадно подумав, что жирные десерты при ее габаритах вообще категорически противопоказаны, а подобрать коричневый портфель к сиреневому летнему костюму мог или дальтоник, или законченный шизофреник.
И тут на моих глазах произошло ужасное.
Бухгалтерша спокойно переходила улицу прямо напротив окон кофейни, конечно, на зеленый свет — у нее на лице была написана абсолютная законопослушность, — и вдруг из-за угла на полном ходу вылетела огромная черная машина с затененными стеклами, подъехала к женщине и на секунду притормозила. Дверца машины открылась, оттуда высунулась мужская рука, вырвала у совершенно растерявшейся дамы ее уродский коричневый портфель, а саму ее огрела по голове.
Бухгалтерша, громко вскрикнув, рухнула на асфальт, а черная машина, взревев мотором, умчалась в туманную даль.
Я ахнула, вскочила из-за стола и бросилась на улицу.
Вокруг лежащей женщины уже собралась небольшая толпа, раздавались возмущенные голоса, поносившие ненормальных водителей, которые носятся по улицам, как психи, и даже не останавливаются, сбив человека. Постепенно с лихачей переключились на «новых русских», и высказывания публики стали гораздо заинтересованнее. Я хотела протолкаться к пострадавшей и посмотреть, чем ей можно помочь, но меня опередил симпатичный дядечка средних лет. Он опустился на колени возле бухгалтерши, проверил пульс, приподнял ей голову и наконец попросил стоявшего рядом парня с мобильным телефоном в руке вызвать «Скорую помощь».
— Как она? — спросила я, протолкавшись поближе.
— Ничего, — мужчина поднял глаза, — может быть, сотрясение мозга, но внешних травм нет.
— Пошли отсюда, — прошипела мне в ухо Луша, схватив меня за локоть, — пошли отсюда скорее!
Я повернулась к ней и хотела что-то возразить, но тетка тащила меня за руку и шептала:
— Ты что — не понимаешь? На нее ведь напали вместо тебя!
— Что? — в первый момент до меня не дошло, о чем она говорит.
— Конечно! — убежденно повторила Луша. — Наверняка за тобой следили от банка, увидели, как ты
