уже прокатили.
Многие знакомые и родственники уезжали в Израиль или в Америку, в институте стали коситься на евреев. После особенно бурной сцены у начальства, оно дало понять Софе, что ни о защите докторской, ни о дальнейшем административном росте Софа пусть даже и не мечтает. И Софа решилась уезжать. Видит Бог, она этого не хотела, ее вынудили. Возможно, там, за границей, она сможет найти работу по специальности, работы она не боится, с языком у нее обстояло дело неплохо — нужную ей литературу Софа читала спокойно. Отец Софы к тому времени умер, мать была согласна ехать куда угодно, лишь бы не разлучаться с дочерью и внуками. Но тут возникло неожиданное препятствие в лице мужа Володи. Он русский, сказал муж, и ни в какой Израиль не поедет, ему там нечего делать. Он хочет, чтобы его дети жили у себя на родине, и кроме того, у него там, в глубинке, пожилые родители, и он их ни за что не бросит. Софа приводила ему тысячи аргументов, но муж твердо стоял на своем.
— Я разведусь с тобой и увезу детей! — пригрозила Софа в полном отчаянии.
— Не увезешь, — криво усмехнулся муж. — Дочке на будущий год в школу, чтобы ты с первоклассницей возилась, палочки писала? Ты хоть знаешь, сколько у нее осталось молочных зубов и что один коренной растет криво? Хоть раз в жизни ты была на празднике в детском саду? Интересовалась ли ты, какие книжки мы с ней вслух читали и что она уже сама знает буквы?
Муж забылся и уже кричал на Софу злым шепотом, потому что дело происходило поздно ночью, когда дети спали.
— Володя, успокойся! — Софа испугалась, что ему станет плохо.
— Ты меня обманула, — глухо сказал он. — Я мечтал совсем не о такой семейной жизни. — Он глубоко вдохнул и сказал спокойно:
— Но детей я тебе не отдам. Им со мной будет лучше. Так что если тебе тут уж совсем невмоготу, можешь ехать одна.
— Ты с ума сошел, куда же я без вас!
Больше они об отъезде не говорили. На работе у Софы атмосфера стала совершенно невыносимой. Начальство прямо намекало на увольнение по собственному желанию. Софа держалась из последних сил, потому что уволиться было некуда.
Однажды утором на столе у Софы зазвонил телефон.
— Софья Вениаминовна, вас срочно просят зайти в отдел режима.
Софа пошла к режимникам, сжав кулаки, готовая к очередному сеансу морального мордобоя, однако все было совсем не так, как обычно.
Начальник отдела режима Таран сидел в собственном предбаннике вместо секретарши, Софе молча кивнул и указал на дверь своего кабинета. Софа вошла. За столом Тарана сидел очень крупный, очень плечистый худой мужчина лет тридцати пяти — сорока с маленькими, глубоко посаженными серыми глазками. Когда Софа вошла в кабинет, он привстал, поздоровался и указал ей на кресло для посетителей.
— Садитесь, Софья Вениаминовна. Моя фамилия Глебов, зовут меня Олег Николаевич. Я давно слежу за вашими научными работами и отношусь к вам с большим уважением. Сложившаяся вокруг вас обстановка, безусловно, мешает вам работать. Я хочу вам предложить перейти ко мне.
Софа была удивлена. Более того — она была ошарашена. Она шла сюда, готовясь к очередной экзекуции, а вместо этого ей говорят комплименты и предлагают работу.., тут поневоле возникнут подозрения.
— Судя по всему, вы приглашаете меня работать в КГБ? — спросила Софа с плохо скрытым сарказмом.
Глебов поморщился:
— Ну почему вам постоянно мерещится КГБ? Это далеко не единственная служба. Конечно, я работаю в контакте с комитетчиками, иначе было бы трудно обеспечить нашим сотрудникам приемлемые условия и добиться поддержки на местах, — он выразительно кивнул головой в сторону «предбанника», — но представляю я совершенно другую организацию. Вы меня интересуете исключительно как одаренный ученый. Я знаю, что ваш научный потенциал раскрыт далеко не полностью — руководство вашего института, вместо того, чтобы создавать вам идеальные условия, травит вас и вставляет палки в колеса. Я предлагаю вам работу в прекрасных условиях, с самым современным оборудованием, с талантливыми сотрудниками и высокопрофессиональными лаборантами. Никто не будет портить вам нервы всякой политической галиматьей, — он опять покосился на «предбанник» и скучающего там Тарана, — никто не будет расходовать ваше драгоценное время на всякий бред вроде принудительных работ в колхозе или на овощной базе. И я уж не говорю о том, что ваш труд будет значительно лучше оплачиваться, тем самым избавит вас от многих утомительных и унизительных бытовых проблем.
— И никакой политики?
— Ну, почти никакой. Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно, — процитировал Глебов с легкой иронической улыбкой.
Софа почувствовала легкую опьяняющую слабость. Пришел большой сильный мужчина и сказал: «Верь мне. Я решу все твои проблемы. Все плохое останется позади. Твои враги останутся с носом. Для тебя начнется счастливая спокойная жизнь, ты ее достойна».
И пусть она интересует его не как женщина, а как ученый, и пусть она видит его в первый раз в жизни и ничего не знает ни о нем, ни о том будущем, которое он ей предлагает, и пусть во всем этом есть что-то таинственное, а значит, и подозрительное, но в данном случае именно он воплощал в себе главную мечту каждой женщины — сильный мужчина, берущий на себя все ее проблемы, — и Софа твердо сказала:
— Я согласна.
На новом месте работать было сначала непривычно — не было болтовни в общих курилках, — в каждой комнате было выделено отдельное комфортабельное место для курения; не было общих чаепитий — кофе разносили по рабочим местам молчаливые, вышколенные как роботы официантки. Все было организовано так, чтобы сотрудники ничего не знали о работе друг друга. Секретность в этой организации не была пустым словом, она была здешним воздухом. Работа была организована безупречно, оборудование первоклассное, необходимые реактивы доставляли по первому требованию. Только работай. Софья Вениаминовна чувствовала себя почти счастливой — даже отношения с мужем более-менее наладились, — ее новая зарплата вызвала у него уважительное изумление, а прекращение разговоров об отъезде окончательно успокоило. Пожалуй, единственное, что Софу не вполне устраивало в новой работе — это какая-то зашоренность, отсутствие представления о спектре научных работ института, его стратегических задачах. Раньше Софа, как всякий настоящий ученый с широким кругозором, представляла себе всю ту научную работу, которой занималась ее организация, участвовала в работе ученого совета, в научных конференциях и семинарах. Теперь она знала только свой узкий участок, поставленную перед ней непосредственную задачу, и не более того. Она понимала — таковы правила секретности, такова плата за прекрасные условия и высокую оплату, но ее душа ученого не могла с этим смириться.
Ее работа на первом этапе заключалась в том, что нужно было добиться от исходного вещества — стимулятора мышечной деятельности, чтобы оно в кратчайший срок выводилось из организма подопытных животных, причем выводилось полностью, так чтобы никакой анализ не показал его наличия в крови. Но при этом стимулирующее действие на мышцы на некоторое время сохранялось.
Задача не показалась Софе слишком трудной, и через несколько недель после ее подключения к работе ей удалось найти необходимый компонент, способствующий быстрому выведению активатора из организма. Кролики чувствовали себя неплохо, тесты выполняли блестяще, обнаружить остаточные следы активатора в их крови не представлялось возможным. Правда, на второй и третий день эксперимента они скучали, переставали есть. Но потом приходили в норму. На смену кроликам поступили шимпанзе. Софа была поражена, она знала, как дороги человекообразные обезьяны, и поняла, какое значение придается ее работе, хотя не очень понимала ее конечный смысл.
С обезьянами опыты тоже прошли благополучно, и в один прекрасный день в ее лаборатории появились пятеро атлетически сложенных молодых мужчин. На этот раз Софа была шокирована — эксперименты на животных проводились недолго, не были изучены все побочные эффекты применения
