В голове у нее проносились образы — Люба, Вера, смерть Зинаиды. Потом Софина смерть. Все это был полный кошмар, но он укладывался в какую-то концепцию, можно было проследить закономерность. И вот теперь оказывается, что покушения на Веру не было, что это просто нелепое трагическое совпадение. Значит ли это, что все, что так тщательно выстроила в мыслях Надежда, является полной ерундой, что нет никакого убийцы, а просто хулиганы, в стране разгул преступности, и по иронии судьбы все несчастья случаются среди Надеждиных знакомых.
Надежда еще раз перебрала в памяти все события нескольких последних недель, вспомнила нищую пьянчужку Зинаиду, детскую сестру Клавдию, которую удушили шнурком недалеко от собственной дачи. Кому понадобилась смерть бедной пожилой женщины? Ведь у нее небось и денег в кошельке не было — пенсионеры в электричках бесплатно ездят! Нет, не может быть, чтобы все это были случайные совпадения.
— Не может быть! — решительно высказалась Надежда вслух.
— Вижу, что у вас неприятности, — раздался голос у нее над ухом, — зря вы не разрешаете вам помочь.
Ни в коем случае, подумала Надежда, она справится сама, она отыщет последнюю, шестую женщину из той злополучной палаты и выяснит наконец, не сошла ли она с катушек и не она ли убивает несчастных своих соседок по палате? Только вот как ее найти?
Надежда с интересом посмотрела на своего спутника:
— Мне очень нужно вспомнить одну вещь. Это было давно… Вот если бы я поддавалась гипнозу… Но в тот раз у вас ничего не вышло.
— Это потому что вы сами не захотели. У вас очень сильная сопротивляемость. А если вы расслабитесь и сами захотите, то все получится.
— Правда? — оживилась Надежда. — И вы можете это сделать прямо здесь, в полевых условиях?
— Могу, — усмехнулся он.
— Только вы просто поможете мне вспомнить, и все.
— Даю слово.
— Это было двадцать шесть лет тому назад. Мы лежали в роддоме, там и познакомились с Верой Вересовой. Там в палате было шесть женщин, и среди них — одна девочка, Маргарита Зеленцова. Мне надо выяснить про нее все — откуда она родом, кто ее родители, словом, где ее можно было бы сейчас найти. Это очень важно.
— Что ж, попробуем. Расслабьтесь и представьте себе что-нибудь очень спокойное.
Надежда закрыла глаза и представила себе, как она идет у себя в деревне по тропинке к реке. С одной стороны овраг, заросший кустарником, а с другой — малинник. Из оврага стеной поднимаются высокие темно-синие колокольчики — в тени они вырастают до метра высотой, а вся тропинка усеяна опавшими ягодами черемухи. Вот сейчас из-за деревьев покажется река — и тут все пропало, и Надежда как сквозь пелену увидела двери, выкрашенные грязно-белой краской, и ощутила себя в больничном коридоре. Она говорила с женщиной в больничном халате, та махнула рукой и пошла дальше. Надежда осознала, что это роддом, что ей двадцать два года и она недавно родила дочку. Ее мужа собирались послать в командировку, и теперь нужно было пораньше попроситься на выписку, чтобы муж успел ее встретить до отъезда. Она толкнула дверь ординаторской, там никого не было, только доктор Алексей Иванович сидел за столом спиной к двери и что-то писал. Перед ним лежала толстая стопка больничных карт. Надежда окликнула его и продолжала идти к столу, пока он не закончил. Она успела прочитать из-за его спины:
«Зеленцова Маргарита Петровна, год рождения — 1956, место рождения — город Луга, улица К…» — тут Алексей Иванович обернулся и закрыл медкарту рукавом.
«Луга! Она из Луги!» — Надежда пришла в себя.
Она сидела в скверике у метро рядом с этим типом, которого необдуманно допустила покопаться в своей памяти. Ну все же он ей помог, девочка оказалась из Луги. Надежду обуяла жажда деятельности, она вскочила со скамейки.
— Все в порядке, Надежда Николаевна? Вы удовлетворены?
— Да, пожалуй, а теперь мне надо идти.
— Будьте осторожны. Все это очень серьезно, — заботливо добавил он.
Надежда расстроилась. Значит, он все-таки копался у нее в мозгах и все про нее узнал, а еще слово давал. Вот и верь после этого людям!
— Всего доброго… Анатолий Иванович, мне пора.
Он посмотрел ей вслед и пожал плечами. Могла бы и спасибо сказать!
Виктор Петрович Вересов долго сидел в Таврическом саду на скамейке. Перед глазами была серая мгла. Он снова и снова перебирал свой разговор с сыщиком. Что тот говорил? Женщина-киллер. Мастер очень высокого класса. Очень деловая и способная. Раньше никогда не было осечек, но в этом деле ей не повезло. В ее работе очень велик профессиональный риск, за это ей платят огромные деньги. Не может быть! — кричало все у него внутри. Но понемногу он осознал, что все это было правдой. Удар не был таким уж внезапным, ведь неделю назад в милиции следователь документально доказал ему, что Людмила не та, за которую себя выдавала.
Он зябко повел плечами и понял, что уже час сидит на скамейке неподвижно и очень замерз. Вставать не хотелось, но так можно и заболеть, хотя какая теперь разница? Но организм требовал согреться, и он потихоньку пошел к выходу. Машину он еще две недели назад поставил в гараж — сначала, поворачивая ключ в зажигании, он все время представлял себе, как она сделала то же самое и через секунду взлетела на воздух. А потом он стал много пить и решил не рисковать, не хватало ему сейчас еще неприятностей с ГАИ.
Виктор Петрович добрел до ворот, купил в магазине на углу бутылку коньяку и пошел домой. Ему было больше некуда идти.
Он тихонько открыл дверь своим ключом. В квартире было темно и тихо, но он знал, что жена дома. Куда она может уйти? Только с собакой выйти, но вот он, Мак, сидит в углу, надувшись, и настороженно посматривает на хозяина. Раньше при звуке открываемой двери, несся со всех ног, проявляя бурную радость, а теперь только посмотрел неодобрительно и отвернулся. Это жена настроила против него собаку, ну да все равно теперь.
Не раздеваясь, Виктор Петрович прошел в кабинет, бросил пальто на диван. Его бил озноб. Он достал было бутылку, оглянулся в поисках стакана. Но чистого не было. После последнего скандала в кабинете неделю назад жена не заходила к нему, не убирала и вообще перестала с ним разговаривать, стараясь не сталкиваться по утрам ни в ванной, ни в кухне.
Нет, решил Виктор Петрович, не может он сидеть здесь и хлестать коньяк прямо из горла, он пойдет на кухню, вскипятит воду и выпьет чая с коньяком. Это его согреет, и из организма уйдет эта противная дрожь.
Он побрел на кухню с бутылкой в руке. Включил свет, нажал кнопку электрического чайника, нашел чашку, потом заметил, что Вера стоит в дверях и смотрит на него с презрением.
«Знает она или нет? — пронеслось в мозгу, и его охватил ужас. — Не может быть, никто не знает, этот тип не зря берет такие деньги, все разузнал быстро своими методами, милиции и за десять лет не докопаться».
Презрение Веры относилось только к бутылке коньяку в его руке, но Виктор Петрович еще больше занервничал, руки его тряслись, бутылка звякала о стакан.
— Что уставилась? — не выдержал он. — Сердишься, что тапочки не переобул?
Она молча вышла, даже дверью не хлопнула.
«Что я делаю? — подумал он. — Зачем я еще больше усугубляю? Ведь надо же дальше как-то жить!»
При этой мысли на него навалилась такая тоска, что он еле-еле добрел до дивана в кабинете. Чай с коньяком помог, его перестало трясти.
Да, вот так подарочек поднесла ему судьба на старости лет. Он вспомнил внезапно все свои встречи с этой женщиной и последний раз вот тут, на этом диване… Он застонал, обхватив голову
