меня не спрашивай, все равно я не запомнила. Ну рассказывает нам это все Катерина — как раз втроем с твоей Маринкой здесь на кухне сидели, — мы как взяли ее в оборот. Сама, говорим, поедешь в Европу и будешь там как сыр в масле кататься, а нам тут — с голоду помирать, что ли? Она чуть не плачет — девочки, не могу я вас туда привести, не велят в агентстве. И тогда мы решили обратиться туда сами, на нее не ссылаясь. Якобы случайно нам кто-то в метро сунул такую визитку. Это я так должна была сказать, а Маринка якобы объявление в газете' прочитала. Они и верно, объявление в газете один раз давали, но потом, говорят, столько желающих подвалило, что перестали они объявление печатать. Сделали мы фотографии — «мама с ребенком», как полагается — и отнесли туда. Катерина к тому времени уже уехала, и Маринке тоже ответ вскоре пришел.
А мне — от ворот поворот! Не требуетесь, мол, девушка! И не ждите, надежд не питайте — в таком духе. Не угодила, значит…
Татьяна окинула кухню недоумевающим взглядом, как будто призывала грязную посуду в свидетели вопиющей несправедливости. Как вещественное доказательство своего рассказа она выложила на стол цветную фотографию, которую достала из ящика кухонного стола. На фотографии она действительно выглядела неплохо — аккуратно причесанная, умело подкрашенная, в красивом зеленоватом платье, подходящем к цвету глаз. К ногам ее жался темноволосый мальчуган с раскосыми азиатскими глазами на славном выразительном личике.
— Казах он был у меня, — пояснила Татьяна. — Маратик весь в него… Ну, скажи, чем я им не угодила? Чего им еще надо?
У Риты мелькнула какая-то мысль, но не оформилась до конца и, как рыба, нырнула обратно в темную глубину.
— Да нет, всем хороша. — Она пожала плечами.
— Вот то-то! — Татьяна обрадовалась сочувствию. — Может, в жизни я не совсем такая, а фотография вышла очень удачная, меня соседка, Нина Борисовна, хорошо так причесала, она в парикмахерской работает. И макияж помогла сделать…
— Сколько сыночку-то? — полюбопытствовала Рита, разглядывая снимок.
— Скоро шесть, а тогда пять лет было.
У мамы он сейчас, в Торошковичах, пока я работу ищу.
Рита постаралась не выдать своих мыслей, но Татьяна что-то почувствовала:
— Ты не думай, это я временно не работаю. Мне тут обещал один человек, скоро место освободится И еще в другом месте как раз завтра на собеседование идти можно. — Она все вертела в руках снимок. — Но ведь правда хорошая фотография? А их не устроила. Чего им еще надо? Я этого козла спрошу, нет, я его спрошу, какого черта им еще надо?
В голосе Татьяны зазвенело злое возбуждение, она залпом выпила оставшееся в стакане вино и налила снова только себе.
— Постой, какого козла? — прервала Рита собеседницу. — О ком ты говоришь?
— А, ну да, я тебе еще не успела про него рассказать…
Татьяна откинулась на спинку стула, не выпуская стакан из руки.
— Слушай, вино скоро кончится.., может, еще сбегать? Не хочешь? Ну ладно, ладно…
Значит, слушай сюда. Я ведь тебе говорила, что Катя сдала мне свою квартиру. Недорого, по знакомству — за сто пятьдесят в месяц…
— Сто пятьдесят? Это же совсем даром!
— Баксов! — уточнила Татьяна, посмотрев на собеседницу, как на круглую дуру. — Ты что, подумала — рублей? Так не бывает, подруга! Это ведь карточка единая в два раза дороже стоит.
— Сто пятьдесят долларов? — ужаснулась Рита. — Это ведь очень дорого!
— Вовсе не дорого, — отрезала Татьяна, — попробуй найди дешевле. Короче.., да не перебивай ты меня, а то я до дела никогда не доберусь. В общем, договорились мы на сто пятьдесят, и она сказала, что сообщит мне, куда и как передать ей деньги, через несколько месяцев после отъезда, если раньше не вернется. Как раз и сумма набежит, чтобы из-за ерунды не суетиться. Ну проходит несколько месяцев — от нее ни слуху ни духу. Ладно, мне-то что… Вот уже год почти прошел, а от нее ни слова. Мы уж не такие подруги близкие, чтобы каждый день переписываться, но могла бы хоть открытку послать — мол, живу хорошо, все в порядке… А главное, деньги-то ей что — не нужны? Так разбогатела, что уже моими баксами брезгует? Да нет, там все каждый цент считают, даже если очень богатые!
А самое главное, я-то уже нервничать стала. Понимаешь, набежало уже больше тысячи зеленых, для меня это деньги большие, сама понимаешь, какая жизнь — не потратить бы. Снова не накопишь. Опять же воровство сейчас ужасное, из дому ухожу — трясусь: залезет шпана какая-нибудь, своего-то ценного мало, а тут деньги лежат, считай чужие. Украдут — что делать? Так бы отдала — и совесть чиста. Ну короче… Решила я позвонить снова в это агентство, телефон у меня был, я ведь тебе говорила, сама к ним обращалась.., ну они-то должны знать Катькин адpec! Набрала номер, ответил мужской голос…
Надо сказать, он мне сразу не понравился, скользкий какой-то…
— Голос скользкий? — удивленно перебила Рита.
— Ну да, голос скользкий, — недовольно отмахнулась Татьяна. — Что ты все перебиваешь! Я ему говорю: так и так, примерно год назад при посредстве вашего агентства Щеглова Екатерина Андреевна с маленьким сыном уехала за границу, так нельзя ли мне у вас узнать ее адрес? Этот скользкий сразу наезжает: а вы ей кто будете? Родственница или так себе? Я отвечаю, что не так себе, а подруга. Он в ответ: может быть, ваша подруга совсем не хочет, чтобы у вас был ее адрес. Очень, говорит, много таких случаев. Если бы, говорит, она вам родственница была, это можно было бы по документам проверить, а что вы подруга — такого документа нет. В общем, вешает на уши спагетти. Не дает адреса — и все. Говорит, не положено, да и зачем вам это? Я ему, как дура, и сказала, что должна ей деньги и хотела бы с этим долгом разобраться, не затягивая до бесконечности.
Этот козел сразу сделался ужасно вежливый и говорит: а это совсем другое дело, мы постараемся вам помочь, деньги доставим вашей подруге в лучшем виде, не сомневайтесь. А велики ли, спрашивает, деньги? Я возьми и скажи, что больше тысячи долларов. Он говорит: давайте мы с вами встретимся, этот вопрос решим. Хоть он мне и не понравился, но я ничего плохого не подумала, ладно, говорю, встретимся, там видно будет. Назначил он мне встречу в «Идеальной чашке», знаешь, кофейня такая на Невском. Я подумала: вот ведь жмот, там только кофе, вина даже никакого не подают. Может, все-таки сбегать еще? Ну ладно, не хочешь, так не надо. Что я говорила?.. Да, значит, он сказал, как его узнать, и я тоже: интересная, мол, шатенка, с зелеными глазами.., ну и так далее. Пришел. Действительно, козел козлом. Такой же скользкий, как голос, даже еще хуже. Глазки бегают, весь потный какой-то… бр-р! Ладно, у меня к нему, в общем-то, дело, а не личный человеческий интерес. Ну, говорю, и где же Катин адрес? А он опять начинает юлить: у нас, мол, не положено сообщать адреса клиентов, мало ли клиенту это не понравится, может быть, клиент не хочет с вами вступать в переписку и общение? А что касается денег — так вы не волнуйтесь, передайте эти деньги прямо мне в руки и буквально через несколько дней ваша подруга их получит. Ну, думаю это я, нашел дуру! Я отдам тысячу с лишним баксов первому встречному козлу? Да за кого же он меня принимает! Это просто, значит, попрощаться с деньгами! И вот еще интересно, что же это он меня в агентство не позвал, а в дурацком кафе встречу назначил? Значит, я ему денежки отдала — и привет! Неужели, думаю, у меня вид полной дуры, раз он ко мне с таким предложением обращается?
Но говорю ему: позвольте хотя бы расписочку — я, такой-то, принял у Чижевской Татьяны Васильевны., подпись и число. Он — пожалуйста, конечно, как же без расписки, и пишет: «Я, Сидоров Сергей Сергеевич…» Я ему сразу: а позвольте, Сергей Сергеевич с вашим паспортом ознакомиться! Он мне: вы что, не доверяете мне? А я — конечно, когда дело касается денег, я абсолютно никому не доверяю.
Этому научила меня трудная женская судьба.
А может быть, вы не Сергей Сергеевич, а наоборот, Потап Потапович? Он мне в ответ: ах, извините, я сейчас при себе паспорта не имею!
А какого же черта, думаю, ты тогда за деньгами приперся. Обидно мне стало, что за такую идиотку меня держат. Ну ладно, — я ему в ответ говорю, — нет паспорта, нет денег. Когда паспорт принесете, тогда и поговорим.
И с этими словами допиваю его поганый кофе и красиво покидаю место действия. А когда вышла на улицу, у меня идея одна шевельнулась.