Венечка его обожал.
После сытно! о обеда бывший муж откинулся на стуле и поглядел на Александру Сергеевну замаслившимся взглядом.
— Ты замечательно готовишь, Саша! — воскликнул он. — Я всегда это знал! И вообще, ты отличная хозяйка, в доме у тебя всегда чисто и уютно. Какая-то такая атмосфера радушия, готовности помочь.., поддержать в трудную минуту…
Александра Сергеевна мысленно усмехнулась: Венечка, как всегда, в своем репертуаре. Сытно поел, получил приток энергии и начал болтать.
— Раньше я тебя не ценил, — продолжал разливаться Венечка, — я относился к тебе не так, как ты этого заслуживаешь…
Александра Сергеевна отвернулась к раковине и пустила горячую воду, потому что у нее внезапно задрожали руки. Может быть, все еще можно переиграть? Приголубить сейчас Венечку, он с удовольствием останется у нее.
Его нужно только вкусно кормить и обихаживать, и тогда он никуда не денется. Но нет, тут же сказала себе Александра Сергеевна, у нее было время как следует подумать и принять решение. Раз она начала дело, она обязана довести его до конца, она всегда так поступала.
Когда Александра Сергеевна повернулась к бывшему мужу, руки ее не дрожали, глаза смотрели спокойно, и голос был тверд, как обычно.
— Вот что, дружочек, — сказала она, — ты должен идти к Вике. И постарайся быть с ней помягче, внимательность прояви, приласкай.
У нее трудный период, я же тебе объясняла.
— Александра! — пламенно воскликнул разошедшийся Венечка. — Ты — святая женщина! И как это я раньше не замечал?
— Не качайся на стуле, — заметила на это бывшая жена, — ножки могут подломиться, и ты ушибешь поясницу.
Секретарша Тося сидела за столом в деканате и чуть не плакала. Только что ей позвонила Татьяна Зосимовна и встревоженным голосом сообщила, что красные пятна, которыми накануне покрылся ее внук Митька, не только не прошли, но стали еще ярче, так что придется Тосе и сегодня самостоятельно справляться со всеми текущими делами.
«Ну, ты ведь девочка сообразительная, — не очень уверенно проговорила Татьяна Зосимовна, прежде чем повесила трубку, — как-нибудь справишься!»
И вот теперь перед ней стояла старая грымза Варвара Симеоновна и шипела, как кобра, у которой только что наступили критические дни:
— Я же кажется сказала вам, милочка, что принимать экзамены в двести восьмой аудитории не могу.., если у вас, милочка, проблемы со слухом — обратитесь в поликлинику.., я вам вчера об этом сказала, но вы даже не подумали что-то сделать! Вы опять выделили мне двести восьмую! Я не намерена дольше терпеть это издевательство! Я буду поднимать вопрос перед администрацией!
— Но больше нет ни одной свободной аудитории… — попыталась оправдаться Тося.
Это несомненно было ее ошибкой. Варвара Симеоновна, казалось, только этого и ждала.
— Что значит нет! — взвизгнула старуха. Конечно, у вас свои приоритеты! Вы отдали удобную триста четырнадцатую Абдурахманову, этому выскочке! Потому что он мужчина, и вас связывают с ним какие-то сомнительные отношения!
— Какие отношения! — бедная Тося покрылась красными пятнами, как внук Татьяны Зосимовны. — Какие могут быть отношения! Профессор Абдурахманов — старый человек, ему, наверное, пятьдесят лет!
— Мальчишка! — легко отбила удар Варвара Симеоновна. — Выскочка! Какой он профессор! Он на кафедре всего пятнадцать лет, а я уже сорок!
— И потом, ему обязательно нужна триста четырнадцатая аудитория, там стоит специальное оборудование!
— Неважно! — бросила старуха, разворачиваясь и направляясь к дверям. — Долго, милочка, вы у нас не проработаете!
Дверь за ней с грохотом захлопнулась, и Тося разрыдалась, уронив лицо на ладони.
Почему, ну почему ее окружают такие злые, бесчувственные люди? И почему так не вовремя заболел внук Татьяны Зосимовны?
Вдруг Тося почувствовала рядом какое-то движение. Подняв голову, сквозь слезы она разглядела симпатичного худощавого мужчину с седыми висками. Конечно, немного староват, но безусловно элегантен, и эти седые виски чрезвычайно шли ему. Тося не слышала, как мужчина вошел в кабинет. Она беспокойно шмыгнула носом и полезла в сумочку за платком.
— Вот, возьмите, — незнакомец протянул ей бумажный платок и сочувственно проговорил:
— Вас довела до слез та старая каракатица, которая только что отсюда выкатилась? Бросьте, она не стоит и одной вашей слезинки! Такая очаровательная девушка не должна расстраиваться! Тех, кто вас огорчает, нужно судить военно-полевым судом.
Тося сквозь слезы улыбнулась. Незнакомец подошел еще ближе, склонился над столом и протянул ей плитку дорогого швейцарского шоколада.
— Это чтобы немного подсластить вашу горькую жизнь!
— Да что вы, не надо! — смущенно пробормотала Тося. — А чем я могу вам помочь?
— Во-первых, вы должны мне улыбнуться.
Тося против своей воли действительно улыбнулась.
— Вот, это уже гораздо лучше! А теперь скажите мне, как я могу связаться с Павлом Петровичем Соколовым? Понимаете, я его старый друг и приехал в ваш город всего на два дня. Мне очень хотелось увидеться с Пашей, а у него дома телефон не отвечает…
Незнакомец был такой милый, такой обходительный, что Тосе непременно захотелось ему помочь. Кажется, профессор Соколов вчера говорил, что несколько дней он будет жить у друзей, и на всякий случай оставил телефон.
Чтобы его можно было найти, если он вдруг срочно понадобится институтскому начальству. Правда, он сделал страшные глаза и просил ни в коем случае никому этот телефон не давать, но этот мужчина с седыми висками такой обаятельный, и кроме того, он ведь старый друг профессора…
— Вы с ним вместе учились? — спросила Тося скорее из любопытства, чем из осторожности, просматривая свою записную книжку.
— Учились, да… — несколько неопределенным тоном ответил незнакомец, следя за ее руками, — учились и работали…
— Так вы тоже преподаватель? — оживленно поинтересовалась Тося.
— Преподаватель, да.., ну как там, вы нашли его телефон?
— Да, вот он! — и Тося продиктовала незнакомцу семь цифр.
У Марии Петровны, соседки Надежды Лебедевой, была в жизни одна, но очень большая забота. Это была ее племянница Липа, дочь давно умершей, любимой, хотя и двоюродной сестры Гликерии. Марья Петровна после смерти Гликерии чувствовала ответственность за судьбу бедной девочки и старалась принимать в ней участие. Ее беспокоили две вещи — замужество Липы и ее жилплощадь.
С замужеством у бедной сиротки никак не получалось. Иногда на ее горизонте ненадолго возникали какие-нибудь мужчины, правда, на взгляд Марии Петровны, оставлявшие желать лучшего, но несмотря на все Липочкины старания, довести хотя бы одного из них до ЗАГСа никак не получалось. Бедной сиротке было уже немного за сорок, она отличалась завидным аппетитом, а поэтому весьма крупными габаритами и могучим телосложением. Говорила Липочка густым басом, волосы красила в интенсивный красно- оранжевый цвет и завивала на крупные пластмассовые бигуди С жилплощадью у нее тоже не все было благополучно. Она проживала в черте города, но в деревенском домике, нуждающемся в ремонте и плохо приспособленном для жизни. Например, так называемые удобства располагались во дворе, в выкрашенной зеленой масляной краской дощатой будочке. В холодное время года такое расположение удобств
