И если бы не неугомонная Нина Михайловна, которой невтерпеж было пойти за малиной, а потом — не ее эрдель, то все было бы шито-крыто.
Надежда поглядывала на солнце и думала, как бы ей половчее расспросить пожилого милиционера Васильевича, когда тот явится к ней подписывать протокол. Ей хотелось знать, установили ли уже точное время смерти. Тогда можно было бы определить, в правильном ли направлении она мыслит. Во втором часу она выползла наконец из огорода, умылась, надела ситцевый сарафан, черный в меленький белый горошек, и отправилась за молоком к бабушке Мане. Она специально пришла пораньше и увидела, что тетя Шура уже сидит с бидоном в тенечке. Кошка Люська разлеглась на пороге хлева, ожидая порции парного молока. Жужжал шмель, из хлева слышались журчание молочных струй и ласковое бормотанье бабушки Мани — она беседовала с коровой.
— Добрый день, теть Шура, — сказала Надежда, усаживаясь на лавочку. — Как у вас огород?
— Какой у меня огород! — горько откликнулась тетя Шура. — Когда ихний дом получастка затеняет.
Это была заведомая не правда, но для начала разговора вполне годилось.
— Так ли уж и пол-участка? — притворно усомнилась Надежда.
— Приходи — сама увидишь. А где дом не мешает, там земля плохая, одни камни.
— Но огурцы-то есть?
— Огурцы есть, но разве в этом дело! — страстно ответила тетя Шура.
— Тетя Шура, — не выдержала Надежда, — что вы так себя изводите! Мало ли богатых людей теперь развелось! Что ж, из-за каждого нового русского здоровье свое гробить!
— Ай! Да ничего ты не понимаешь! — с досадой воскликнула тетя Шура. — Если бы были люди приличные, то я ничего… Но, Надя, точно тебе говорю — нечисто в том доме.
Ночами такое там делается — кровь в жилах стынет, оторопь берет.
— Ну, хозяева богатые люди, приезжают на выходные, как теперь говорят, оттянуться.
И считают, что за своим забором могут делать что хотят — никому их не видно.
— Не видно! — хмыкнула тетя Шура. — Но вот попомни мое слово, добром там не кончится.
— Да что они там делают такого страшного?
— А вот приходи ночью — увидишь! — В глазах тети Шуры зажегся маниакальный огонь.
«Плохо дело», — Надежда даже слегка отодвинулась на край лавки.
Тетя Шура обиженно замолчала. Ситуацию несколько разрядил приход бабы Мани с подойником.
— Хозяйка, дома ли? — послышался от калитки голос Васильевича.
— Заходите, заходите, — откликнулась Надежда, — с утра вас ждем.
Заметив ее, Васильевич почему-то не обрадовался.
— Мария Ивановна, подпишите тут и вот тут.
— Это штой-то?
— Протокол, — терпеливо объяснил Васильевич. — С вас вчера показания снимали?
— Ничего с меня не снимали, — рассердилась баба Маня, — только капитан нагрубил. Надя, глянь- ко, что там написано, очки долго искать.
— Не положено, — строго сказал Васильевич, — посторонним — не положено.
— Да ты в уме ли? Какая она посторонняя? Она ж свидетель.
— А капитан Свирбенко сказал, что раз документов нет, то никакой она не свидетель. Вы свою личность удостоверить можете? — обратился он к Надежде. — Нет? Ну тогда зачем вам эта головная боль?
— Значит, как десять раз меня по солнцепеку гонять, то я свидетель, а в документах я у вас не фигурирую.
— Да какая разница? Что вы такого видели, чего они не разглядели? Это капитан так сказал, — поправился Васильевич.
«Много чего, — подумала Надежда, но не стала спорить и собралась домой. — Ничего им рассказывать не буду, пусть сами крутятся».
Васильевич зачитывал бабе Мане протокол, составленный в очень расплывчатых выражениях. Действительно, две старухи близко к покойнику не подходили. Что они могли видеть?
— Уже известно, отчего он умер? — миролюбиво спросила Надежда Васильевича.
Тот отвел глаза.
— Не знаю я, медицина разбирается.
«Что тут разбираться? — удивилась Надежда, — Задушили человека весьма профессионально».
— И вскрытие делать будут? — прищурилась она.
— Уж больно вы, гражданка, любопытная! — огрызнулся Васильевич и набросился на попавшуюся ему на глаза тетю Шуру:
— Тимофеева Александра Федоровна, я вас предупреждал, чтобы прекратили писать! Время только у людей отнимаете!
— Раз сигнал, вы обязаны прореагировать, — упрямо ответила тетя Шура. — А из ваших никто не приехал, не поинтересовался, что тут у меня соседи выделывают.
— От других жалоб не поступало!
— Ай, все-то вы купленные, правды не найти!
— Ты, Тимофеева, полегче. — Васильевич и вправду обиделся.
Надежда поскорее выкатилась за калитку с бидоном и тетей Шурой.
— Вот так, Надя, ни у кого защиты не найти. Русским языком я им говорила, приезжайте вечером, только тихо, сами все увидите.
Смеются только, а капитан ругается нехорошо.
— Да что там увидеть можно, забор же глухой?
— Приходи завтра вечером, покажу, — решилась тетя Шура.
Надежда вспомнила физиономию капитана Свирбенко и согласилась.
А у капитана денек нынче выдался хлопотный. Накануне, после ухода своего опасного гостя он сделал над собой усилие и даже убрал подальше недопитую бутылку коньяку. Он долго сидел на крылечке, покуривая. И думал нелегкие думы. По зрелом размышлении страх его уменьшился, и он понадеялся, что дело обделает как надо. Значит, так, рассуждал капитан. Сколько человек видели тело? Он сам, Васильевич, шофер Валерка, еще доктор этот… как его… Цыплаков. И три тетки. Ну со свидетелями-то он быстро разберется. Бабки небось по старости ничего не разглядели, а тетка городская вообще тут никто и звать никак — она права качать не будет.
Васильевичу полтора года до пенсии — не станет он возникать, сделает, что скажут. На Валерку у него, капитана, уже давно три телеги в сейфе лежат, что взятки берет и машину служебную по личной надобности гоняет. Завтра он покажет бумаги Валерке, тот сразу поймет, что запросто может с работы слететь. Нынче и так в Оредеже с работой непросто, а уж такую — в милиции — и вовсе не найти. Так что Валерка сразу все с полувзгляда поймет, и пленка, на которой мужик задушенный сфотографирован, сама собой засветится. Остается врач. У него заключение, медицинский документ. И главное, уже все оформил, подлец, куда торопился?
Капитан встрепенулся и стукнул в окошко к сестре:
— Райка, спишь уже?
Сестра работала сменной медсестрой в больнице и вставала рано. Однако отвязаться от капитана было не так просто, поэтому через десять минут Раиса, позевывая, появилась на крылечке, застегивая халат.
— Что у вас Цыплаков какой-то мешком стукнутый?
— Неприятности у него, — ухмыльнулась Раиса, — жена уходит, к главврачу нашему.
— Да ну? И все знают?
— Ясное дело, у него уже жена к матери уехала и дочку с собой взяла.
— Ну-ну.
