усовершенствовала снятый гараж, поставила в нем замечательные и очень надежные немецкие подъемные ворота, против чего доцент, конечно, не возражал, а также снабдила свое временное убежище целым рядом хитрых ловушек для незваных гостей, о чем доцент, разумеется, не догадывался.
Теперь, когда в квартире появиться было нельзя, это тайное убежище очень пригодится Алисе. В гараже было отопление и раковина с холодной водой.
Алиса вошла в просторное помещение и зажгла свет. Потом она тщательно заперла за собой ворота и сняла куртку. Хотелось есть и спать, а самое главное — нужно было хорошенько подумать над всем случившимся и выработать дальнейший план действий. Алиса была уверена, что рано или поздно доберется до документов, но вопрос, каким образом выгодно продать эти материалы теперь, после смерти Аркадия и Кабаныча, оставался открытым.
Алиса разделась догола и, стоя босиком на цементном полу перед маленькой раковиной, обтерлась махровой рукавичкой, смоченной в ледяной воде. После такой процедуры усталости как не бывало. Не вытираясь полотенцем, Алиса сунула ноги в тапочки и прошла к маленькому шкафчику в углу. Доцент держал там инструменты, Алиса же приспособила одну полку под продукты. Она достала банку пива, пачку сухого соленого печенья и банку ананасного компота — в свое время накупила консервов, только не мясных, она вообще не ела мяса.
Завернувшись в огромную простыню из сурового полотна, Алиса присела на низенькую койку, оставшуюся тоже от доцента, — будучи помоложе и попригляднее, он водил в гараж боевых подруг тайно от жены, во всяком случае, объявил так Алисе, блудливо поблескивая глазками. Здесь, на койке, Алиса съела скудный ужин и улеглась, попивая пиво и думая о том, что нужно сделать, чтобы ее голубая мечта поскорее претворилась в жизнь.
Аркадий перед смертью говорил ей, что дело на мази. Разработка закончена, и переговоры с японцем, который согласен ее купить, проходят успешно и подошли уже к последней фазе. Еще бы — тянуть никто не собирался: ни Загряжский, которому нужно было поскорее получить деньги на свой счет в швейцарском банке и уехать из страны, ни японец, которому нужно было скорее получить разработку и уносить ноги, а то привяжутся российские спецслужбы — дело-то дурно пахнет.
Японец должен был приехать Со дня на день, и встреча Загряжского и Кабаныча в китайском ресторане была последней перед окончательными переговорами.
Стало быть, Алисе каким-то образом нужно выйти на японца.
Пиво было выпито, план разработан. Алиса поплотнее завернулась в простыню, улеглась поудобнее и крепко заснула.
Утром Надежда проснулась от удивленного Любкиного крика:
— Бабы, а Сырникову-то ночью куда-то перевели!
— Как это — перевели? — спросила Надежда, медленно соображающая спросонья.
— Да нету нашей Великой Октябрьской! Исчезла с горизонта, как комета Галлея!
— Не мели ерунды! — прервала Любку Анна Поросенко и продолжала тоном потенциальной свекрови:
— Женщина в туалет, верно, вышла, а ты тут со своими глупостями!
— Да? В туалет вышла? — ехидно переспросила Любка. — Прямо вместе с одеялом? И, между прочим, я уже целый час не сплю, а ее все нету! Не иначе как утонула она в туалете! Раз вы не верите, что перевели ее…
— Но кто же ночью переводит? — продолжала спорить Анна. — И в таком случае, мы бы слышали.
У меня, например, очень чуткий сон…
— Был бы чуткий сон, от собственного храпа просыпалась бы, — вполголоса парировала Любка, оставив за собой последнее слово.
— А между прочим, — задумчиво пробормотала Надежда скорее самой себе, — мне ночью показалось, что в палате кто-то ходит… Но я не проснулась, — призналась она покаянно.
В это время в палату вошла сестра Людочка с обычной утренней процедурой — она несла в руке четыре градусника.
— Дамы, дамы! Разбирайте термометры! — крикнула она звонко.
— А куда перевели нашу Сырникову? — осведомилась Анна Поросенко с ноткой осуждения.
— Да-да, куда вы дели нашу Революцию Михайловну? — поддержала Любка.
— Как перевели? — Людочка изумленно уставилась на пустую кровать. — Никто ее никуда не переводил… насколько я знаю… Подождите-ка, я в журнале посмотрю.
Через несколько минут она вернулась, совершенно растерянная, и сообщила:
— В журнале никаких пометок нет, а на Сырникову сегодня и питание выписано, и лекарства, и процедуры… Куда же она подевалась? Может, она самовольно домой ушла?
— Посреди ночи? — саркастически спросила Надежда. — Да еще и одеяло с собой прихватила?
— А это как раз понятно, — вступила Любка, — сейчас холодно, одежду она не смогла раздобыть, вот и завернулась в одеяло, как индеец, все-таки теплее…
— И приличнее, — подтвердила Надежда.
— Что вы мне голову морочите? — рассердилась Людочка. — Одеяло казенное прихватила, а халат и тапочки остались?!
Она побежала сообщить о ЧП дежурному врачу.
Надежда задумалась. Исчезновение Сырниковой очень ей не нравилось. В то, что эта немолодая тетка сама куда-то отправилась посреди ночи босиком и в одеяле, никто не поверит. Да она и не проснулась бы среди ночи.
Остается признать неприятный факт — Сырникову похитили. А судя по тому, что они все ничего не слышали и даже не проснулись, Сырникову перед похищением либо оглушили, либо чем-то усыпили.
— Странные дела творятся в этой больнице, — сказала Надежда сама себе тихонько.
Опять-таки, рассуждая логически: кому могла понадобиться эта старая галоша? Сокровищ мадам Сырникова не имела, рассчитывать на выкуп похитителям не приходится: на месте родственников Надежда не только ничего не заплатила бы за возвращение Велоры Михайловны, но, наоборот, приплатила бы за то, чтобы ее не возвращали как можно дольше. Если бы, конечно, у нее было что приплатить.
Надежда вспомнила последний визит к Сырниковой ее племянницы, какими глазами та смотрела на беспрерывно ворчащую тетю, и убедилась, что права.
Она снова задумалась, уставясь на пустую койку Сырниковой… И вдруг ее осенило:
— Кровать!
— Что — кровать? — спросила Любка. — При чем тут кровать?
Надежда опомнилась и сказала Любке, что еще не спятила, просто она вслух думает. Но дальше она стала думать про себя и думала вот что: эта кровать только со вчерашнего вечера стала Велориной, до этого на ней лежала Надежда, и Сырникова вчера со скандалом заставила ее поменяться — ей, видите ли, душно и дует от дверей!
Стало быть, вполне можно предположить, что тем, кто похитил Сырникову, на самом деле была нужна она, Надежда?
«И для какого беса я им нужна? — думала Надежда. — По справедливости, ко мне относится все то, что я перечисляла в случае в Велорой… Ну разве что чуть помоложе и характер получше, но о последнем не мне судить… А так — ни сокровищ, ни выкупа им не сможет предоставить мой муж. Вот если бы бандиты похитили, страшно подумать, кота Бейсика, тогда муж своротил бы горы, достал любые деньги и заплатил выкуп! А ради меня — вряд ли…»
Последние грустные мысли были навеяны бесконечными разговорами о коте, которыми Сан Саныч, навещая жену в больнице, считал своим долгом развлекать ее. Он с такой нежностью говорил о коте, что Надежда ревновала мужа самым вульгарным образом.
Она давно знала, что муж кота любит больше, чем жену, но не могла с этим смириться.
И сейчас Надежда так расстроилась, что даже отвлеклась от основной мысли своих рассуждений.
В палату заглянула тетя Дуня. Вид у нее был весьма помятый. Она взглянула на пустую кровать у
