хватит.
— А совести? — совсем тихо проговорила Надежда и, не дождавшись ответа, продолжала:
— Ладно, я согласна. Чтобы ты не брала лишний грех на душу. И еще ради Павла.
Она выдвинула ящик кухонного стола и вытащила прикрепленный снизу скотчем конверт.
— Прощай! — Она положила конверт на стол. — Мужу передай, что я желаю ему удачи…
Когда дверь за Татьяной захлопнулась, Надежда опустилась на стул совершенно без сил. Она закрыла лицо руками и просидела так бездумно до тех пор, пока что-то увесистое и мягкое не прыгнуло ей на колени. Кот потерся о ее лицо пушистой щекой и с негодованием отскочил: щека его стала мокрой.
Прошла весна, а следом и лето промелькнуло, как всегда, очень быстро. В начале октября у Сан Саныча был день рождения. Собрались только самые близкие друзья, так и то набралось гостей двенадцать человек, и в крошечной квартирке стало тесно.
Все было отлично: и тесто вовремя поднялось, и жаркое не подгорело, и заварной крем для «Наполеона» получился отличный. Гости ели и нахваливали хозяйку.
Надежда убирала посуду и заваривала чай на кухне.
В голове слегка шумело от усталости и выпитого шампанского. Настроение было отличным.
— «Чуть седой, как серебряный сокол, — запела она тихонько, — он стоит, принимая парад. Сколько стоил ему па-па-па-па…»
— Надежда! — Оказалось, в дверях кухни стоит самый близкий друг мужа Паша Соболев и слушает ее пение. — Надежда, откуда ты знаешь эту песню?
— Что? — переспросила Надежда, чтобы оттянуть время. — Да просто слышала когда-то.
— От кого? — требовательно спрашивал Паша, то есть Павел Петрович Соболев, профессор и доктор технических наук.
— Слушай, ну что ты пристал? — отбивалась Надежда. — Это Вертинского песня, могла же я ее слышать по радио, допустим?
— В принципе могла, — ответил Паша, — но все дело в том, что Вертинский пел эту песню несколько на другой мотив. А так пел ее только один человек — Пашка Грибов, мой тезка и очень старый приятель.
Мы с ним лет пятнадцать назад познакомились в Казахстане на испытаниях.
Надежда сообразила, что Павел Петрович Соболев был разработчиком электронного и навигационного оборудования для самолетов, стало быть, вполне мог знать Грибова.
«Не мир узок, а слой тонок!» — вспомнилась известная поговорка.
— Ну так, Надежда, когда ты видела Грибова? — не отставал Павел Петрович.
— А ты? Ты давно с ним не встречался?
— В том-то и дело, что давно, — вздохнул Паша. — Работа, знаешь, потом командировки… Звонил как-то — телефон не отвечает. А тут с месяц назад в августе проезжаю на машине в районе Парголова и вдруг узнаю — да это же Пашин дом! Дай, думаю, зайду.
Стучу, долго не открывали, выходит наконец мужик какой-то незнакомый, говорит, что знать не знает никаких Грибовых. И чтобы я уходил подобру-поздорову, не то он собаку спустит. А собака-то их, грибовская, Хаттаб! Меня узнал и не лает. Мужик видит, что я и правда знакомый, тогда и говорит, что уехали, мол, Грибовы, а куда — он не знает. И адреса не оставили.
Так скажи, Надежда, что ты про них знаешь?
— Надеюсь, у них все хорошо, — медленно проговорила Надежда, — а больше ни о чем не спрашивай…
— Надежда, брось ты свою посуду! — недовольно сказал ворвавшийся в кухню муж. — Там гости ждут!
Павел, идем!
— Нет, подожди! — заговорил было Павел, но поймал выразительный Надеждин взгляд и ушел.
Надежда выключила кран, вытерла руки и открыла форточку. Со шкафа, из-за коробки из-под кухонного комбайна послышалось чиханье — там Бейсик спасался от слишком любвеобильных гостей. Выглянув вниз, кот убедился, что в кухне нет никого подозрительного, и тяжело спрыгнул на пол.
— Хорошо, Бейсик, что ты не умеешь разговаривать, а то разболтал бы все мои секреты, — обратилась к нему Надежда.
Кот сокрушенно вздохнул и сел на привычное место — возле своей миски.
