— Я не могу, я их с детства боюсь, — всхлипнула Ирина. — Мышей не боюсь, даже крыс, а пауки — они такие противные, у них восемь ног.
— Не восемь, а шесть, — поправил Сергей.
— Но все равно очень много, — упрямо сказала Ирина.
Он заметил слезы на щеках, хотел было утешить, обнять, но вовремя опомнился: она еще больше разрыдается, а время дорого.
— Возьмите себя в руки! — сухо сказал он.
Она горестно вздохнула и покорно полезла в трубу, сжав зубы. Куда делось все ее высокомерие?
Сергей решительно отодвинул ее от отверстия и обмотал руку носовым платком, чувствуя себя по меньшей мере индийским охотником на тигров. Согнав бедных шестиногих с насиженных мест и очистив проход от паутины, он пропустил Ирину вперед. Внизу в архиве раздались голоса и шаги многих людей.
— Скорее, — торопил Сергей, — еще лестницу надо за стеллажи засунуть.
Ирина проскользнула в вентиляцию, гибкая, как ласка. Она ползла до первого разветвления и остановилась, поджидая Сергея.
Пыхтения Катерины уже не было слышно.
Ивушкин не подползал. А вдруг его схватили?
Если бы она не капризничала с этими противными пауками, они бы успели уйти. Ирина кое-как развернулась и поползла обратно. Он лежал неподвижно и придерживал решетку изнутри. Завинтить он ее не успел. Внизу ходили люди, светили фонариками, переговаривались.
— Черт их знает, где он! Наверное, в другой секции.
Ирина осторожно двинулась вдоль Ивушкина. Ход был узкий, ползти приходилось совсем близко к нему. Он был в страшном напряжении, просто окаменел весь. Он зацепил решетку проволокой, чтобы снизу не было видно рук, поэтому затрачивал массу усилий на то, чтобы ее удержать. Он недобро сверкнул на нее глазами и мотнул головой, чтобы уходила. Но Ирина не послушалась, она поддержала его руку, приняв таким образом, тяжесть решетки на себя. Те, внизу, походили немного и ушли. Ивушкин вздохнул, закрепил решетку в нескольких местах проволокой и осторожно отодвинулся вглубь. И разумеется, только чувство вины за то, что из-за ее фобии к паукам они чуть не попались, заставило Ирину вытереть обильный пот у него на лбу своим платком.
Полищук проскользнул в помещение архива и прислушался. В глубине комнаты были слышны женские голоса. Он осторожно, не торопясь, пошел было в этом направлении, как вдруг в помещении загорелся тусклый свет. Полищук резко развернулся и бросился обратно к проему, но второпях пропустил нужный поворот и подбежал к проему, когда бетонная стена уже плавно встала на свое место и вслед за ней опустилась еще стальная решетка. Он отскочил в сторону и бросился по проходу между стеллажами. Женские голоса впереди затихли. Он пошел тихонько, наудачу, стараясь обнаружить проклятых баб в темноте, потому что лампочка разлетелась на осколки. Ему очень не понравилось, потому что в лампочку кто-то явно выстрелил, а это значило, что кроме женщин в архиве есть еще люди. Вдруг сбоку от него раздались скрип двери, шаги и голоса. Спрятавшись за стеллажи, он присмотрелся и увидел группу подтянутых вооруженных мужчин возле металлической двери. Сильные фонари обшаривали помещение архива. Старший группы направил людей в разные концы подвала на поиски, а около двери оставил часового.
Дождавшись, когда вся группа захвата рассредоточится по подвалу, Полищук вынул из подмышечной кобуры пистолет с глушителем.
Затем он достал вынутую из кармана монету и бросил ее на пол в нескольких метрах от часового. Тот инстинктивно обернулся на звук, и в это мгновение Полищук выстрелил ему в голову. Часовой беззвучно рухнул на пол, а Полищук бросился к двери.
За дверью был короткий бетонный коридор, заканчивающийся металлической лестницей. Поспешно вскарабкавшись по лестнице, Полищук уперся в чугунную крышку люка.
Она была жутко тяжелая, хоть и прилегала неплотно, потому что бойцы шли в архив этим же путем. Но отчаяние и чувство неотвратимой опасности придали ему сил, и он смог сдвинуть крышку в сторону.
В легкие Полищука хлынул холодный ночной воздух. Он выбрался на улицу и оглянулся.
В нескольких шагах от него стояли две машины с работающими моторами. Дверца одной из них приоткрылась. Полищук попятился, и тут из-за угла стремительно выехала черная иномарка с затемненными стеклами. Машина поравнялась с Полищуком, дверца приоткрылась.
— Скорее! — раздался шепот из салона.
Раздумывать было некогда, и Полищук буквально влетел внутрь. На полном ходу машина завернула за угол, потом еще и еще...
— Погони нет? — спросил у водителя спокойный голос с заднего сиденья.
— Нет, — водитель покосился в зеркало заднего вида, — они не успели развернуться.
Услышав голос с заднего сиденья, Полищук похолодел и пожалел, что не сдался группе захвата там, в архиве. Он предпочел бы сейчас встретиться с кем угодно, но только не с этим человеком...
— Ну что, Виктор, — снова раздался тот же спокойный голос; — нашел деньги?
— Нет, господин Фан, — в голосе Полищука появилась какая-то холуйская суетливость, — я почти добрался до них, но тут появились эфэсбэшники.
— Да, Виктор, к сожалению, у тебя все и всегда получается «почти». Ты сумел почти ограбить собственный концерн..., почти стать его президентом..., почти вернуть эти деньги, но не концерну, а себе лично..., и ты даже сумел почти обмануть меня. А ты знаешь, как я не люблю, когда меня обманывают. Я думаю, ты слышал, что я очень сурово наказываю тех, кто пытается меня обмануть. Теперь ты узнаешь это не понаслышке.
— К четвертой больнице! — скомандовал он водителю.
Полишук покрылся холодным потом. Он хотел было говорить, убеждать Ли Фана, но понял, что не может произнести ни слова.
Машина долго ехала по городу, потом по темному шоссе и свернула к четвертой больнице.
Главные ворота были закрыты, но с боковой стороны, когда шофер вышел из машины и нажал кнопку, открылся проем, достаточный для того, чтобы проехала машина. Территория больницы была засажена деревьями, только начавшими распускать почки. Машина свернула на узкую подъездную дорожку и остановилась у длинного строения барачного типа. Полишук впал в апатию, он позволил шоферу и вышедшему из дома человеку подхватить себя под руки и втащить по ступенькам. «Лаборатория...» — успел прочитать он на старой вывеске у входа. Какая это была лаборатория, он не увидел, да и незачем было, потому что он знал, что из этого здания больше не выйдет никогда. Он вдохнул весенний воздух и скосил глаза на Ли Фана. Китаец равнодушно отвернулся. Дверь за Полищуком захлопнулась.
— Теперь — налево, — громким шепотом командовал замыкающий ползущее общество Сергей.
Он полз последним и, сверяясь с планом, сообщал направление Ирине, а она, дергая Катьку за ногу, передавала его вперед, возглавлявшей процессию Жанне. Катерина, как обычно, громко вздыхала, тратила массу сил и каждые пять минут останавливалась, чтобы сообщить, что дальше она уже точно не пролезет. Тем не менее они как-то двигались вперед. Жанна не капризничала, хоть на ее долю и приходилась вся пыль, скопившаяся в вентиляции за много лет.
Казалось, их мучениям не будет конца, но при очередной остановке для уточнения маршрута Сергей сказал:
— Все. Впереди, в трех метрах перед Жанной отверстие, оно выходит в комнату первого этажа.
— Вижу слабый свет, — донеслось от Жанны.
Катерина облегченно застыла на месте, пока Ирина толчками не заставила ее проползти еще несколько метров, чтобы, как выразился Сергей, осуществить рокировку. В результате такой операции Сергей оказался первым. Он уперся руками и выбил ногами решетку. Она с жутким грохотом свалилась на пол. Сергей спрыгнул за ней, приказав дамам не рыпаться.
