— Ладно-ладно, — сказала Надежда, — ничего тебе не сделаю. Попей вон водички, может, полегчает.
— Зря вы это, — соседка поджала губы, — вы уедете, а нам тут разбираться.
— Анне Константиновне позвоню, — сказала упрямо Надежда, — может быть, Игорь собаку заберет.
Она прекрасно знала, что неизвестный Игорь отдыхает сейчас в Крыму, а его мамаша, если бы хотела, давно бы собаку забрала.
Значит, вот как, думала обозленная Надежда, личные вещи хозяина сразу продали, якобы деньги очень нужны, дом и сад надеются отсудить, а собаку — на живодерню. Не дай Бог таких наследничков, это ж спокойно не помрешь!
С соседкой распрощались довольно сухо, и Надежда отправилась восвояси. Сунув руку в карман, Надежда нашла там розовый камешек, отмыла его у первой встреченной колонки и еще больше уверилась, что камень этот — подвеска от кулона. Где-то должна быть цепочка или шнурок. Хотя камень явно хороший, не стекляшка какая-нибудь, стало быть, и цепочка должна быть дорогая. И тут же Надежда вспомнила алкаша, который предлагал ей у магазина купить цепочку. Не та ли эта цепочка? И еще перед ней вдруг встал снимок с экрана компьютера, где та женщина с усталыми глазами подслушивает чужой разговор. Она наклонилась как можно ближе, прямо свесилась из окна, и ясно видно у нее на шее украшение. Кулончик на цепочке.
Обратный путь до привокзальной площади Надежда Николаевна преодолела чуть ли не бегом.
Ее одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, ужасно не хотелось вступать в контакт с отвратительным алкашом, с другой — хотелось расспросить его, узнать, где он взял золотую цепочку. В крайнем случае — еще раз взглянуть на эту цепочку и убедиться, что это — именно та самая, с фотографии…
Ей казалось, что это может пролить свет на таинственное убийство в доме Ильи Константиновича.
Около магазина колоритного аборигена не оказалось.
«Ну вот, — раздраженно подумала Надежда, — когда он не был нужен — еле от него отделалась, а когда понадобился — тут как сквозь землю провалился».
Она толкнула скрипучую дверь и вошла в магазин.
Внутри Чугуева тоже не было.
Не было и других покупателей, рослая грудастая тетка с мелко завитыми белыми волосами и ярко- красным нарисованным ртом в гордом одиночестве возвышалась за прилавком. Ее руки, с толстыми, как любительские сосиски, пальцами, унизанными немыслимым количеством колец и перстней, были величественно сложены под мощной грудью.
Надежда поняла, что это и есть та самая Клава, которую Вова Чугуев так немилосердно поносил за нежелание купить у него цепочку. Она поздоровалась с продавщицей и подошла к прилавку, мимоходом ознакомившись с ассортиментом продовольственных и прочих продуктов.
Продавщица окинула Надежду пренебрежительным взглядом, разлепила ярко-красные губы и промолвила:
— Здрассте!
— А что, — начала Надежда, выдержав для приличия паузу, — тут недавно такой.., мужчина находился…
— В этой дыре, — моментально отозвалась продавщица, — отродясь ни одного мужчины не было.
— То есть.., как это? — искренне удивилась Надежда.
— А очень просто. Откуда здесь мужчинам взяться? Здесь — либо старые козлы, либо боровы пьяные. Какие уж тут мужчины!
— Ах, ну вы в таком смысле! — протянула Надежда. — Так сказать, в философском!
— В самом житейском, — отрезала продавщица.
— Ну я не имела в виду, что у вас здесь Ален Делон разгуливал, — Надежда усмехнулась, — по вашей классификации — как раз пьяный боров…
— Вовка Чугуев, что ли? — изумилась продавщица. — Господи!
— Да, кажется, его так зовут…
— Господи! — повторила Клава. — На фига тебе этот козел сдался?
— Так он же, по вашей теории, не козел, а боров?
— И козел, и боров — все в одном флаконе! — Продавщица сплюнула под прилавок. — Ну на фига он тебе?
Надежда Николаевна покраснела при мысли, что кто-то мог заподозрить ее в женском интересе к такому экземпляру, и торопливо пояснила:
— Да он цепочку продавал.., золотую, вот я и подумала…
Продавщица отвернулась, взяла с полки огромную головку сыра, тяжело шлепнула ее на прилавок и только тогда снова подняла на Надежду глаза.
— Не советую, — проговорила она весьма мрачно.
Затем длинным ножом очень ловко располовинила сыр, одну половину убрала в холодильник и повторила:
— Не советую!
Надежда решила сыграть совершенную наивность. Она придвинулась к прилавку, облокотилась на него и, понизив голос, осведомилась:
— А что — ворованная?
Продавщица громко расхохоталась:
— Ну ты даешь! Ворованная! А какая же еще? Откуда у Вовки может быть не ворованная? Ничего своего у него отродясь не было!
Это бы наплевать, это бы черт с ним, — она взглянула на свою унизанную крупными перстнями руку и убрала ее за спину, — меня другое щекотит…
Произнеся эту глубокомысленную фразу, Клава надолго замолчала.
Надежда решила, что так и не узнает, что «щекотит» королеву западаловского сельпо, но та наконец снова разлепила пылающие губы и проговорила, тоже понизив голос:
— Я так думаю, что ничего она не золотая.
— Не золотая? — переспросила Надежда, еще ближе придвинувшись к своей собеседнице.
— Не золотая! — с сомнением повторила та, снова вытащив руку из-за спины и любуясь ее великолепием. — Мне ли золота не знать!
А эта цепочка уж больно заковыристая, таких золотых небось не бывает!
— Так все-таки, где он может быть, этот Чугуев? — вернулась Надежда к началу разговора; убедившись, что больше ничего интересного Клава ей не сообщит.
— А я-то откуда знаю? — Продавщица уставилась на нее весьма недоброжелательно. — Если тебе больно хочется об алкаша мараться — скатертью дорога, своим умом живи, а я тебе сказала, что думаю, у меня порядок такой.
Надежда Николаевна представила, как она носится по селу и расспрашивает всех встречных и поперечных, где ей найти Чугуева. Какими глазами посмотрят на нее люди?
Надежда внутренне содрогнулась и отказалась от мысли увидеть еще раз цепочку. Купила у Клавы килограмм сарделек и снова пошла к дому покойного Ильи Константиновича, фамилия которого, если верить табличке на почтовом ящике, была Коноплев.
В этот раз она не стала топтаться у калитки. Она еще раньше определилась на местности и сообразила, что сарай одной своей стенкой выходит в маленький проулок, который никак не видно из окон любопытной соседки Марии Семеновны. С другой стороны проулка был глухой забор, так что Надежда не опасалась быть заподозренной в преступных намерениях.
Вот он двор Ильи Константиновича, вот он и сарай. С ориентировкой на местности у Надежды Николаевны было все в порядке, топографическим кретинизмом она не страдала, это признавал даже ее муж.
