— В город ходил, за продуктами. А куда иду — сам не знаю.
— Все ещё бродяжишь?
— Доля такая…
Он не узнавал Ражного — все-таки минуло десять лет…
— Ну что, уделал олимпийских чемпионов? Гость насторожился, спросил натянуто:
— Чемпионов?.. А зачем их… уделывать?
— Не знаю! Ты же охотился за ними по всему миру? И на хвосте у тебя висел Интерпол…
Вольный аракс сделал длинноватую паузу, спросил тихо:
— Ты калик?
— Нет пока…
— Откуда информация?
— От памирского верблюда.
— Не понял…
Ражный встал, потянулся: в доме уже было достаточно светло, но прохладно из-за пустых оконных проёмов.
— Не узнал меня, бродяга-аракс?.. Вспоминай, как ты рвал через границу средь бела дня, как я тебя застукал у речки, когда ты смывал пыль дорог. Такого же мокрого…
Странствующий рыцарь сел на костюм, висящий на углу лежанки:
— Ражный?! Вот так встреча… Значит, ты уже здесь?
— Я тоже не ожидал, — усмехнулся Ражный. — Хотя ты ещё тогда собирался в Сирое… Спасибо за огонь! Выручил…
— Да на благо и здоровье, — с чинной усмешкой отозвался бродяга.
— Подумал, тебя бренка подселил…
— Нет, я сам забрёл. Гляжу — новая изба с печью и рядом никого. Растопил да и спать лёг. Здесь не принято разрешения спрашивать.
— Ты-то давно на Вещере?
— С тех пор и брожу по этим лесам…
— Не берут?
— Как сказать? Не так все просто, — увильнул от ответа бродяга. — Значит, тебя сюда уже запихали?.. Ну, Ослаб! Ну, старец! До чего же проворен!.. Все сходится! Дело за Годуном!
Эти его восторженно-насмешливые восклицания как-то сразу не понравились Ражному.
— Что значит запихали? — спросил он натянутым голосом.
— Да то и значит!.. Я же все про тебя знаю. Слышал, как ты хорошо начал, уложил на лопатки самого Колеватого! Потом опричника Скифа!..
— Скиф меня сделал…
— Скиф тебя проверял! И ты ему понравился. Поэтому ты здесь. Не ожидал, что тебя так быстро в Сирое упекут!
— Как говорят, от сумы и от тюрьмы… Бродяга рассмеялся:
— Эх, воин! Разве Сирое Урочище — тюрьма?.. Да это санаторий с пятизвездочными отелями! Вот я в турецкой сидел, это настоящая тюрьма…
— Все равно неволя…
— Кстати, а под каким предлогом тебя в Сирое загнали?
— Судный поединок вничью свёл…
— А кого Ослаб выставил тебе? Буйного?
— Да нет, волка…
— Ух ты! Не дрался с волками… Ну и как зверь в поединке?
— Я твою науку вспоминал. Помогало…
— Вот видишь! — обрадовался бродяга. — Не зря встретились!.. Кстати, тут в лесах один волк появился. Каждый день воет, утром и вечером в одно и то же время.
— Я тоже слышал… Только это не волк.
— Почему?
— Скорее кто-то поёт, как в храме.
— Похоже, но это волк. Я позавчера следы видел. Крупный. Несколько часов преследовал — не догнал… Подраться хотел.
— Ты в следах-то разбираешься?
— Ну, так… Приходилось выслеживать зверей. Для схваток… Хотя я не ловчего рода…
— Если в Сиром волки, значит, нет больше буйных араксов.
— Куда они делись? — усмехнулся «снежный человек». — Сидят… А почему вничью? В Судных так не бывает.
Ражный не хотел говорить, что произошло на самом деле, поэтому уклонился:
— Видишь, тоже сижу в этих лесах, дом срубил…
— Ну, с тобой все понятно! — заключил бродяга, не объяснив, что ему понятно. — А зачем такие хоромы возвёл?
— Так, по вотчинной привычке…
— Чего же без окон?
— Вставить не успел…
Ражному все больше не нравились эти назойливые расспросы и советы, напоминающие о приговоре и будущей доле, и потому он, на правах хозяина, демонстративно осмотрел мокрое тряпьё — в доме и так было влажно от сырого и теперь сохнущего леса.
— Это ты зря развесил, — заметил он. — Выноси на мороз.
— И то правда, — сразу согласился бродяга. — На улице быстрее высохнет…
Он стал собирать в охапку своё тряпьё, а Ражный, словно в братании, начал его долавливать.
— А ты что, весь гардероб с собой таскаешь? — спросил он с усмешкой. — Костюмы… И даже чашу! Зачем они тебе в Вешерском лесу?
Тот уловил скрытую агрессию, но, видимо, вспомнил их встречу на Памире или уважил хозяина, не принял вызова, но в голосе зазвучала обида:
— Вольный, это ведь, считай, бездомный, ни кола ни двора… Нет, землянка-то у меня есть, так что у тебя долго не задержусь. Обсушусь вот и побреду.
Странствующий рыцарь вынес одежду на улицу и развесил по ветвям елей, оставив в избе лишь пакеты с продуктами, чашу и флакон с маслом. А Ражный понял, что переборщил: не след так обходиться с гостем, тем паче старшим на десяток лет по возрасту и вольным араксом, коих принимать в своей вотчине было за честь. Поставив же свой домик и баню, он снова ощутил себя пусть и не настоящим, безременным, но вотчинником.
— Можешь остаться, — предложил он, когда аракс вернулся. — Места хватит.
— Если ты послушник, месяц тебе положено жить одному, — похоже, бывалый вольный бродяга за десять лет скитаний возле Урочища изучил все правила. — Сороки здесь глазастые, засекут кого, растрещат по всему лесу. Потом бренка сам подселит тебе какого-нибудь трехголового змея!
— Я ещё не послушник…
— Не обольщайся! Коли тебя подвели к бренке, послушание уже началось. А эти тощие старцы хитрые, как иезуиты; у них не поймёшь, где начало, где конец. Судя по всему, тебя на выносливость испытывают и на вшивость проверяют — сбежишь или нет. А сорокам не доверяй! Они тут все служат настоятелю Урочища и бренкам. Если какая начнёт захаживать к тебе и вести провокационные разговоры — гони в шею! Есть тут одна вдова, в старой деревне гнездится…
— Знаю…
— А знаешь, какая стерва? Ух!.. Надзиратель из турецкой тюрьмы — филантроп против неё. Слышал, чья она вдова? Вольного аракса Пестеря!
— Не слышал…
— Значит, молодой ещё, не захватил. Мощный был поединщик, да боярин свёл с Нирвой. Про него- то слышал?
