– Ладно, потом будет тебе сказ. Сейчас собирайся и пошли!
– Хорошо мне тут, куда я пойду?
– Вавила Иринеевна, послушай старого и опытного человека. – Он старался сдерживаться. – Люди, которые спрятали тебя, ненадежные, понимаешь? Дед вон с автоматом в лес подался. Кто его знает, возьмет и приведет сюда людей.
– Что ты такое говоришь-то, Кондрат Иванович? И думать грех.
– Между прочим, Почтарь журналистов сам к себе зазвал. Они тут четыре дня гуляли и все вынюхивали. Я уверен, догадываются, что тут прячешься. А почему? С какой стати?
– Сама виновата. – Она потупилась и вздохнула. – Жаль стариков, мучаются в чужой стороне… Я им немного старых денег пожертвовала. Новых-то нет… Чтоб в родную сторону поехали. У вас ведь в миру без денег нельзя…
– Это что за старые деньги у тебя? – осторожно спросил он.
– Да совсем старые…
– Так-так, и что дальше? Почтари взяли деньги у тебя?
– Как сказать?.. Коль из рук в руки бы давала, скорее всего, не взяли бы. А я положила монетки, где дед Лука нору копал. Будто клад. И сперва думала, не заметил, бросил в воду вместе с землей… После оказалось, нашел.
– То-то он свиней порезал и на Украину засобирался!
– Я и жертвовала, чтоб в родную сторону подались. Тоскуют они. А тоска у них лютая, смертная. Скоро душу съест…
– И много дала?
– Двадцать пять монеток с оплечья спорола… Да я вот и тебе приготовила, Кондрат Иванович. – Вынула узелок. – Тоже пожертвую… Здесь числом тридцать. Жалко оплечье, да на что оно, коли нынче не носят? Возьми.
– Ну а мне-то за что?
– Да как же, у тебя хоромина сгорела, сожгли супостаты. Ты монетки эти обменяй на новые денежки. Но гляди, чтоб не выдали тебя! Деда Луку выдали…
– Так! – Комендант взвесил в руке узелок, и дыханье сперло. – Значит, и мне? А ты, значит, всем денежки раздаешь? Занимаешься благотворительностью?
– Да уж ладно, прими во имя Христа и от чистого сердца. – Она еще раз поклонилась. – Новых денег нет у меня, так возьми этими. Бери, бери. Коли дед Лука взял, и ты возьми.
Он неторопливо развязал тряпочку, положил на стол и сел.
– И что это за монеты?
– У нас лепестками называют.
– Так это же… золото?
– Золото, должно, грузное…
Кондрат Иванович никогда в жизни старинных золотых монет не видел и представлял, что они никак не меньше старого металлического рубля, на крайний случай с пятак величиной, а тут чуть больше копейки и с неровными краями.
– Первый раз вижу. – Очки надел, присмотрелся. – И все это ты мне отдаешь?
– Жертвую, Кондрат Иванович. Новую хоромину поставишь, утварь кой-какую заведешь…
– Это что, принято у вас так?
– По обычаю христианскому всюду принято.
– Да. – Комендант сгреб монеты в кучку, завязал узелок. – Теперь мне все понятно. И как по- христиански жить, понятно. Святая простота! А по-нашему, обыкновенная дура!
– Прими, не гневайся. От души жертвую.
– Нет, я поражаюсь! Пришла и раздает налево, направо! – Комендант вскочил и стукнулся головой о потолок.
– Не раздаю – жертвую. Да ведь не берут, назад возвращают.
– Кто возвратил?
– Агриппина Давыдовна пришла и монетки мне назад вернула.
Комендант еще раз подскочил и голову пригнул, чтоб не стукнуться.
– Вернула?! Почтарка?!
– Правду сказать, не вернула, а пожертвовала…
– Ну, знаешь, Вавила Иринеевна, ты мне сказки не рассказывай. Я этих хохлов знаю как облупленных. – Он от возмущения забегал. – Чтоб они копейку дали?
– Ты что же, не веришь мне, Кондрат Иванович?
– И на что же пожертвовала?
– Кто-то молву пустил, будто меня царицей на престол посадят. – Боярышня подобралась и кулачки сжала. – Худая молва, не знаю, что и думать..
– Это они тебя обманывают! Льстят, чтоб золото выманить. Хохлы же, народ хитрый. Они тебе наговорят! Они тебе такого напоют!..
– Не смей говорить так, – вдруг властно оборвала боярышня. – Грех!
– Ну так зачем старуха деньги вернула?
– Челом била, чтоб Малороссию выкупить от ляхов. На то и пожертвовала. Говорит, если каждый хохол немного отнимет от себя, можно собрать денег и дать ляхам. А они продадут назад… В ноги упала, ради Христа просила. Ничего поделать не могла, пришлось назад принять.
– Совсем старуха сошла с ума!
– Неправда это. У нее душа чиста и разум светлый. Дошлые да хитрые слухам не верят, они себе на уме. Беда-то в другом, не все монеты вернулись, четырех не хватает…
– Тут все ясно. Почтарь съездил в город и продал. И засветился! – Комендант снял с вешалки дубленку и шапку Вавилы. – Думаю, на какие шиши он кобелей этих купил? И еще автомат… Собирайся, уходить надо немедленно. Даже в избе оставаться опасно. До ночи посидим в конюшне, потом двинем в лес. Я знаю куда.
– Благодарствую… Да токмо покуда опасности не почую, никуда не пойду. – Одежду взяла и вернула на вешалку.
– Да ты понимаешь, что эти люди могут быть здесь в любую минуту? Война началась, самая настоящая!
– Буду сидеть здесь, – отрезала боярышня. – Агриппина Давыдовна одна осталась, плачет. Как ее оставлю?
– Ох и характер!.. Ну так слушай! Твоего Юрия Николаевича продали. Хочешь верь, хочешь нет. Я по телевизору слышал, похищают и продают людей, но как-то не верилось даже. Оказывается, как скотину! В рабство!
– Как же в рабство? – беспомощно спросила она и перекрестилась. – Спаси и сохрани… Неужто можно?
– Еще как можно! Женщин продают, а особенно детей. Средневековье, понимаешь? Пришли к тому, от чего ушли.
– Должно, ты обманываешь, Кондрат Иванович…
– Похож я на обманщика? В общем, надо его выкупить. А то продадут куда-нибудь в Чечню, никогда больше не увидим.
– В толк не возьму… Ужель в миру людьми торгуют? Старики не говорили…
– Господи, как бы тебе объяснить-то? Воруют, похищают, а потом деньги требуют. Бизнес такой, рынок. Чтоб вернуть Юрия Николаевича, надо за него теперь деньги заплатить, сто тысяч долларов. Я голову ломаю, где денег взять, а ты золото раздаешь налево-направо…
– Не верю я тебе, Кондрат Иванович, – неожиданно твердо заявила боярышня. – Токмо в старых книгах писано, которые люди несвободные, тех продавали. В греках, в арабах и Египте. А на Руси люди свободные были, да и Юрий Николаевич не говорил, что в миру рабство есть. А он бы непременно сказал. Зачем обмануть хочешь? Нехорошо…
– Ну и бестолочь же ты! – не стерпел Комендант. – Ладно, я потом объясню, прочитаю курс
