чувствовал собственную бестолковость и окончательно глупел.
– Что-то не пойму, – признался он. – Откуда оно возьмется?
Князь посмотрел на него разочарованно, однако проявил терпение.
– Я говорил, господин Палеологов послал казаков. Генерал Ногаец привезет княжну Углицкую. А она имеет в одной руке Третий Рим, в другой – казну.
– Да откуда у княжны либерея и казна? Ростовский развел руками.
– Генрих имеет убеждение и очшень много честолюбие. Это есть порок, когда много страсть, но иначе нет всадника на белый лошадь!
Ужин в дворянском собрании длился по-аристократически, до самого утра, и когда разъехались ночные автомобили, почти сразу начали подъезжать дневные. Около десяти утра о добровольном узнике вспомнили и принесли ему завтрак. Космач заметил легкую нервозность среди обитателей дома – многовато ходили по коридорам, часто хлопали двери, уезжали и приезжали машины, и все это можно было отнести к ожиданию начальства. Подмывало выйти еще раз на большую прогулку, но была опасность пропустить нечто важное, поэтому он побродил лишь по двору и парку, после чего до обеда простоял у окна, выходящего на парадное, – предводитель не появлялся.
В обед о нем снова забыли, и всю вторую половину дня в палатах никто не появился, если не считать уборщицы, которая сменила постельное белье и протерла полы. Затихшие было коридоры к вечеру вновь наполнились стуком каблуков и приглушенными голосами, на балконе бального зала начал репетиции оркестр, а в широком холле первого этажа человек двадцать казаков отрабатывали строевые приемы. Оживление длилось несколько часов подряд; несмотря на конец рабочего дня, ни одна машина со двора не тронулась – наверняка ждали Палеологова и готовились к встрече величественной гостьи. Из всего полубреда, услышанного ночью от князя Ростовского, было ясно одно: боярышня нужна этой компании не просто как кандидатура на престол – как богатая невеста с приданым.
А скорее – ее приданое. Но не то, которое она принесла с собой в котомке, а нечто большее.
В течение ночи предводитель так и не появился, обитатели Собрания не разъезжались и гулянок не устраивали. Космач дважды прогуливался по этажам, видел каких-то озабоченных людей, вроде бы даже Гален промелькнул в конце коридора; заметил, что охранники хоть и переоделись в казачью форму с золотыми погонами и аксельбантами, хоть и нацепили шашки и палаши, но почему-то нервные, а в актовом зале появилось очень много цветов, в основном розы и хризантемы – создавалось впечатление, будто здесь готовятся к траурной церемонии.
Около восьми утра по всему дому разнеслась тревога, все забегали, застучали подковки и забрякали шашки. Скоро в апартаменты примчался тот же слуга со смокингами, переодеваться не уговаривал, повесил их на спинку стула и исчез. Из окна хорошо было видно, как бравые, чубатые хлопцы выстроились шпалерами от колонн до ворот, двое застыли с рулонами ковровых дорожек, а на самом крыльце полукругом стали, надо полагать, дворяне, потому что в середине оказался барон Гален.
Казачок с видеокамерой ходил в сторонке, по заснеженному газону.
Космач до последнего момента не хотел верить, что генерал Ногаец найдет и привезет Вавилу, а тут заколотилось сердце – неужели?..
К закрытым воротам никто не подъехал; посверкивая лысиной, комендант прошел вдоль шеренг и дал отбой. Дворянство скрылось в доме, разнаряженные казаки покурили на крыльце и тоже убрались с глаз, а несколько молодых хлопцев, переодевшись в солдатскую форму, стали сгонять с асфальтовой дорожки воду, успевшую натечь с обледенелых газонов.
Завтрак Космачу принесли, однако совсем простой, должно быть, с казачьей кухни, – жареная колбаса с гречкой и стакан компота. А вчера бутерброды с красной рыбой, салат и роскошная свиная поджарка с картофелем фри…
Это можно было расценить как некий сигнал, но вполне возможно, за утренней суетой и тренировками не успели приготовить завтрак для фаворита.
В одиннадцатом часу вроде бы все стихло, перестали бегать и бряцать оружием казаки, дворяне пропали из коридоров, и опять повисла напряженная пауза. Потом к воротам подрулил крытый грузовичок и начал бибикать. Его впустили во двор, и бравые казачки выкатили из кузова настоящую боевую колесницу, украшенную по-царски если не золотом, то металлом очень похожим. Единственное, чем она отличалась от древнегреческих, – металлическими колесами на резиновых шинах.
Белая лошадь есть, колесницу привезли, дело за княжной…
Ближе к обеду, без всякого шума и ажиотажа, охранник на воротах впустил черную «волгу» и сопровождавшую ее иномарку. Они лихо пролетели к крыльцу, синхронно развернулись, после чего из «волги» вышел полноватый усач в странном генеральском мундире: френч сталинского покроя, но погоны на нем царские, с вензелем Николая II, а награды советские, вроде бы даже орден Ленина есть. И физиономия у вышедшего была явно не генеральская, красная, навечно обветренная и простоватая, – тянула на председателя передового колхоза или секретаря райкома. Не надевая фуражки, усач мрачно двинулся по ступеням, и лишь тогда из иномарки полезли люди в гражданском.
Буквально через минуту Космач понял, что это приехал генерал Ногаец: в палаты ворвался стриженый есаул с тремя казаками; ни слова не говоря, они надели на гостя наручники и тщательно обыскали.
Космач не сопротивлялся: столь резкий поворот означал, что Вавилу не нашли.
– Ну что, потягаемся? – весело спросил он. Есаул ничего в карманах не нашел.
– Где твои документы? Паспорт где?
– А нету! Сдал в отдел кадров.
– Куда?..
– В отдел кадров ГУРА. Слышал про такую контору? На работу оформляюсь.
Есаул толкнул его в спину.
– Пошел! Сейчас оформишься.
Космача завели в кабинет на первом этаже. Странный, ряженый генерал сидел на диванчике в расстегнутом френче, бросив крупные, с раздутыми суставами, руки между колен и обиженно повесив голову. В казачьих войсках можно было дослужиться лишь до полковника, генералов там не было, за исключением наказных атаманов – назначенных государем военачальников, уже имеющих генеральское звание.
Космача поставили перед ним, как наблудившего школьника.
Ряженый молча осмотрел его с головы до ног, не вставая, достал из-за голенища нагайку.
– Куда княжну спрятал, на?
Он ударил бы в любом случае, независимо от ответа; разум почти что дремал, подавленный разочарованием и скрытым отчаяньем.
– Что же ты такие погоны нацепил, чучело? – спросил Космач, внутренне изготовившись.
Ряженый бил по лицу, сверху вниз, но Космач успел подставить наручники, конец плетки угодил на цепочку между браслетами и обмотался. Космач перехватил тугую кожаную жилу, рванул на себя и неожиданно легко выдернул нагайку из руки разгневанного атамана. Тот неуклюже попятился, а на его месте оказались двое казаков, схватили под мышки, потянули вниз, рассчитывая уронить на пол или поставить на колени, чтоб удобнее было пороть, но не осилили, завозились.
– В кассу его, на! – крикнул ряженый.
На третьем, подчердачном этаже и в самом деле располагалась касса, оставшаяся от какой-то конторы, размещавшейся в особняке, – обитая железом дверь с окошком выдачи и соответствующая надпись. Ремонта здесь еще не было, в коридорах лежал мусор, а в самой комнате от прошлого остался неподъемный засыпной сейф и неистребимый запах канцелярии.
Наручников не сняли, заперли на два замка и ушли. Подождав, когда стихнут шаги, Космач начал осматривать камеру: теперь можно бежать! Единственное окно, забранное тяжелой решеткой, выходило в парк, стены до метра толщиной, амбразура в двери перечеркнута толстыми стальными прутьями
– клетка!
Оставался потолок, растрескавшийся в клетку и, значит, деревянный, оштукатуренный с дранкой. Если доски не приколочены, а только залиты сверху раствором глины и опилок, можно поднять и выбраться
