– Господа практиканты, кураторы, – распахнулась дверь кабинета. – Прошу вас.
Ксефон с Викентием вошли первыми. Потом директор. За ним я, таща на буксире Альену. Ей почему-то захотелось подождать меня в коридоре.
На этот раз никакой торжественности не было. Мы все гурьбой прошли к партам и разместились там, где каждый посчитал удобным. Морсифий сел от меня через проход, Альену я посадил за одну парту с собой. Ксефон и Викентий заняли первую парту поближе к комиссии. Я мельком глянул на них и сосредоточил все внимание именно на комиссии. Председатель – старик, который еще вчера произвел на меня сильное впечатление, не отрываясь смотрел на меня. Я почему-то под этим взглядом почувствовал себя крайне неуютно. Даже оглянулся, надеясь, что председатель все же смотрит не на меня, а на что-то за моей спиной. Нет, он смотрел именно на меня. Заметив мое слегка нервозное состояние, он отвернулся. Я вздохнул с облегчением и стал рассматривать остальных членов комиссии. Из всех их я знал имя только одного, которого вчера называл председатель – Кордул. Тот самый, кто отказался взять копию моего отчета, посчитав, что вполне может ограничиться тем, что сообщил ему Викентий. Похоже, хотя это и было против правил, он был знакомым Викентия. Возможно, он и случайно оказался в составе комиссии, а возможно, и нет.
Председатель встал. Встал медленно, что вполне можно объяснить его возрастом, но этот конкретный черт умудрился встать медленно и величественно. Именно величественно. Никому и в голову не смогло бы прийти пожалеть его или кинуться на помощь. И этот старик смотрел сейчас на меня.
– Почему здесь присутствует ангел? – спросил он.
Поспешно поднялся директор. Я с удивлением понял, что ему тоже не по себе от присутствия этого черта.
– Господин председатель, по закону нашей школы каждый практикант может в качестве поддержки пригласить одного друга. Эзергиль пригласил ангела. Когда же принимался закон, то я вовсе не думал, что может возникнуть такая ситуация. Однако и отменить закон сейчас не могу.
– Это возмутительно! – взвился Кордул. – Я требую, чтобы ангел покинул наш совет.
Председатель медленно повернулся к нему.
– Господин Кордул, не выдвигайте поспешных требований. Даже я не могу кого-то заставить нарушить закон. В конце концов, мы не люди. Прошу вас проявить уважение к хозяину. – Кордул покраснел и сел. Председатель же повернулся к Альене. – Юная леди, я приветствую вас в нашем скромном обществе.
Альена молча встала и слегка поклонилась. Председатель вернул ей поклон. После чего медленно сел.
– Какой потрясающий старик, – ошеломленно прошептала рядом со мной девочка. – Почему-то хочется перед ним навытяжку встать.
Я мог только кивнуть в ответ.
– Итак, – снова заговорил председатель, – на повестке дня судьба двух практикантов. Так получилось, что их судьба оказалась связана. Успех одного означал неудачу другого. Хотя все присутствующие в курсе дела, все же напомню его. Между уважаемым директором школы Морсифием и преподавателем этой же школы Викентием возник спор по поводу того, какого ученика считать лучшим в школе. Морсифий считал, что Эзергиль, безусловно, лучший. Викентий полагал, что Эзергиль ни на что не годный ангелочек… – Председатель замолчал и посмотрел на Викентия. Тот заерзал на стуле. – Господин Викентий, – обратился прямо к нему председатель, – мы полагаем неправильным, когда дети публично оскорбляют преподавателей, и считаем, что это подрывает их авторитет. Но еще более неправильно, когда преподаватель публично оскорбляет ученика, поскольку ученик ничего не может ответить ему и, таким образом, он беспомощен перед авторитетом старшего и по возрасту, и по положению.
– Я… я прошу прощения, господин председатель, – выдавил из себя Викентий, метнув в мою сторону гневный взгляд.
– По-хорошему, вам надо просить прощения не у меня, а у вашего ученика. И так же публично, как вы его оскорбили.
– Что оскорбительного в слове ангел?!! – Поднялась Альена, гневно смотря на председателя. Я дернул ее за руку, чтобы посадить, но Альена отмахнулась от меня. – Нет, вы скажите, что тут оскорбительного?!
Председатель повернулся к ней. Однако, к моему удивлению, Альена вовсе не отвела глаз от этого пронизывающего взгляда. И тут случилось невероятное. Председатель улыбнулся ей. Пусть уголками губ, едва заметно, но улыбнулся.
– Ничего, – ответил он. – Поэтому я и не заставляю господина Викентия извиняться перед Эзергилем. По большому счету, он сделал ему комплимент. Ибо очень хорошо, когда в черте есть немного от ангела. Это не дает ему стать циничным на нашей работе. И очень хорошо, если в ангеле есть немного черта. Это помогает ему быть решительным в трудные минуты и принимать важные решения, даже если они противоречат тому, чему их учили.
Намек был более чем прозрачен. Альена покраснела и села. Черти в комиссии, правда, попытались возмутиться, но все они моментально смолкли под взором председателя. Когда в комнате воцарилась тишина, он снова вернулся к прерванной теме.
– Если с этим все ясно, то продолжим. Думаю, что господин Викентий, сделает должный вывод из того, что здесь было сказано. – Викентий яростно закивал. Однако на него никто не обратил внимания. – А сейчас слово предоставляется практиканту Ксефону.
Ксефон гордо встал, постаравшись сделать так, чтобы я увидел его гордый профиль и улыбку. Он уверенно прошел к месту для доклада.
– Расскажи о своем задании, – попросил председатель.
Ксефон довольно внятно и толково рассказал, как его после уроков задержал Викентий и выдал особое задание – помешать некоему ученику Эзергилю выполнить его практику.
– Таким образом, я должен был доказать, что Эзергиль всего лишь выскочка, которому неправедно покровительствует директор школы. И только из-за этого Эзергиль почти круглый отличник.
А вот это уже явно слова не Ксефона, а Викентия. И произносить их здесь точно не следовало. Викентий заерзал на стуле под пристальными взорами всех присутствующих. При этом он явно опасался встречаться взглядом с директором.
– Похоже, – опять вмешался председатель, – здесь спор уже шел даже не между учениками, а между педагогами. Каждый считал свои методы воспитания учеников лучшими. Что ж, полагаю, результаты этой практики скажут нам, на чьей стороне правда. Вы согласны, господин Викентий?
– Да! – яростно выкрикнул он. – Эзергиль показал себя неспособным чертом. Ради своих чувств он забыл о цели и обо всем. Разве из него получится что-нибудь путное? И я сожалею, что господин директор не разглядел этой слабости в ученике! Его глаза затмила успеваемость Эзергиля. Но за ней скрывается всего лишь бесталанный зубрила.
Я прикрыл глаза, сдерживая ярость. Зубрила?! Бесталанный?! И тут я, скорее, кожей почувствовал, что все смотрят на меня. Я сжал зубы. Ничего не скажу. Буду молчать. Если хотят что-то услышать от меня, пусть прямо спросят.
– Эзергиль, – услышал я голос председателя. – Ты ничего не хочешь сказать на слова своего педагога?
– Нет, – сквозь зубы процедил я. – Пусть ему другие скажут. Потом…
– Ты не потребуешь призвать его к ответу за оскорбление? У тебя есть такое право.
– Нет, – опять покачал я головой. – Сильнее, чем он оскорбил себя сам, я его оскорбить уже не смогу.
Похоже, только председатель понял мои слова. И я тоже удостоился скупой улыбки.
– Да, – кивнул председатель. – Я вам, господин Викентий, все-таки советую воздерживаться от оскорблений. Если окажется, что Эзергиль вовсе не такой уж тюфяк, каковым вы его нам представили, то это значит, что это именно вы неправильно разобрались в учениках. Кто же тогда окажется бездарем? Продолжайте, мастер Ксефон.
Ксефон продолжил. И Альена обвиняла меня в хвастовстве и самодовольстве?! Это она просто с Ксефоном мало общалась. Вот уже где хвастовство! Как он ловко проник в министерство и следовал за мной по пятам, стараясь узнать, какое задание я получил на практику. Как с помощью своего таланта и своего ума он, в конце концов, разгадал эту хитрость.
– Я сразу тогда понял, что Эзергиль решил погубить мальчика, затащив его душу в ад. И тогда мать Алеши, следуя данному обещанию, тоже должна была последовать за ним. Таким образом, он и зарабатывал практику.
– Так в чем, собственно, состояло задание Эзергиля, по твоей догадке? – поинтересовался председатель.
– Получить душу, находящуюся на грани ада и рая для ада, – гордо отозвался Ксефон. – Я тогда твердо решил помешать Эзергилю и помочь мальчику. И когда тот получит спасение, то и его мать уже ничто не будет держать на Земле, и она отправится в рай.
Я покосился на членов комиссии. Некоторые с легким недоумением рассматривали Ксефона. Один чуть ли не смеялся. Только Кордул выглядел слегка ошарашенным. Викентий, похоже, тоже сообразил, что что-то тут не так.
– Понятно, – кивнул председатель. – Аду только души этой девчонки и не хватало. Мало ей при жизни досталось будто. Эзергиль все-таки жестокая личность. Человека, страдавшего при жизни, захотел утащить в ад и после смерти.
Председатель откровенно издевался над Ксефоном, но тот этого, похоже, не понимал.
– Вот и я говорю, – радостно подхватил он. – Нам господин Викентий на уроке как говорил? – Викентия Ксефон приплел явно из желания подмазаться к преподавателю. – Черти – это судьи, которые всегда должны быть справедливы. А какая же тут справедливость если человек, страдавший при жизни, и после смерти окажется в аду?
– И ты решил восстановить справедливость, – опять кивнул председатель. – Что ж, очень хорошо. Продолжай.
– Ну… вот я и помешал ему. Я помог мальчику избежать всех ловушек Эзергиля и спас его душу.
– А вот здесь подробнее, – попросил председатель.
Ксефон стал довольно подробно излагать ход событий. Со своей точки зрения. Что он делал и как. Не забыл упомянуть про свой «гениальный» ход с чемоданом с двумя миллионами долларов, за который он заставил Алешу отправиться в церковь во искупление грехов.
Бледный как смерть Викентий повернулся ко мне. Я твердо встретил его взгляд. Похоже, он все понял, поскольку от лица преподавателя отхлынула и та кровь, что еще оставалась. Он открыл рот с явным намерением что-то сказать, но тут же его закрыл.
