ясная погода… Направив радугу в себя, я вспомнил котенка и вспомнил, какое слово шепнул ему на межмировом языке. Оно должно было служить ключом к разуму котенка. Мухи и пауки – это все ерунда. Подчинить их любой черт с детского сада может. Мозгов-то у насекомых нет. Все делается быстро и без всяких усилий. Правда, поддерживать связь стоит проблем. Отвлекаться нельзя. Только сейчас я сообразил, что с тем пауком, который сидел в кабинете директора, был произведен тот же обряд, что собираюсь провести я. Иначе директору школы постоянно пришлось бы контролировать его. А это очень неудобно. Хотя, если ненадолго, то вариант быстрого подчинения самый верный.
Так, что-то я отвлекся. Капли тем временем образовали уже сияющий шар, размером с кулак. Я заставил их опуститься себе на ладонь и вгляделся в них, налаживая связь. Ага, вот она та метка, что я оставил. Теперь соединиться… слово… есть контакт! Уф, получилось. Я уронил водный шар и вытер вспотевший лоб.
– Готово.
Альена исподлобья смотрела на меня и довольной не выглядела.
– Ты подчинил себе разум беззащитного котенка?!
– Тпру! – Я даже попятился от ее тона. – Конечно, нет! Зачем мне это надо? Да у меня бы и не получилось. Я только буду видеть и слышать то, что видит и слышит котенок. Честное слово! Свобода его воли никак не пострадала!
– Я тебе не верю!
Я пожал плечами.
– Дело твое. Ты будешь смотреть, что происходит в комнате или нет?
Альена подумала.
– Буду.
Ну вот, а то нечестно, подчинение. Блин, и откуда она свалилась на мою голову?! Хотя, что я спрашиваю. От дяди, естественно.
– Только надо найти место поспокойнее, – заметил я. – Где нас точно никто не побеспокоит.
Мы с Альеной переглянулись.
– Парк! – хором вскричали мы.
– Побежали! – нетерпеливо велела Альена и первой понеслась по дороге, поднимая клубы пыли. Я ругнулся и бросился за ней, пытаясь обогнать – дышать поднятой ею пылью мне совершенно не хотелось.
Парк представлял собой небольшой лесок, который по периметру застроили домами. Лесок же по какой-то причине пока не трогали. То ли почва там была слишком рыхлая для застройки, то ли еще что, но теперь он был как бы оазисом природы среди жилых домов. Впрочем, в основном, дома здесь представляли собой частный сектор и уж чего-чего, а зелени здесь хватало.
Лесок же спускался прямо к берегу небольшой речки и в выходные он наполнялся людьми из нового города, которые выезжали, как они сами говорили, на природу. Странные у них понятия, у этих людей. Хотя мне до этого дела не было. Главным было то, что этот лесок идеально подходил для нас. Заросли скрывали от посторонних глаз. Деревья давали прохладу. Красота, в общем.
– Ну, давай быстрее, – поторопила меня Альена, плюхаясь на землю под могучим дубом.
– Быстрее, – передразнил я. – Тебе легко говорить, а я, между прочим, подобный фокус проворачиваю второй раз в жизни. А уж чтобы показывать еще кому-то, так и вообще первый.
– О, Эзергиль, я уверена, что у тебя получится! Ты у нас такой талантливый…
– Эй, лесть – это по моей части. А у тебя все равно не получается. Хочешь, научу?
– Эзергиль!!! Хватит болтать! Делом займись!
– А вот это да, ты умеешь. Ругаешься классно.
– Эзергиль!!!!
– Молчу-молчу.
Я действительно замолчал. Но вовсе не потому, что меня попросили. Просто мне сейчас нельзя было отвлекаться. А так бы можно было еще поспорить.
Усевшись на корточки, я сложил ладони лодочкой и стал внимательно в них смотреть, отыскивая настроенный мной канал. Если бы не необходимость показывать события Альене можно было бы все сделать гораздо проще. И главное, вовсе не обязательно было бы прекращать заниматься текущими делами. А так, сиди теперь.
– Смотри внимательно. Сейчас я постараюсь настроить на тебя канал.
На моих ладонях появился и начал расти шарик, словно сотканный из света. Вот он вырос до размера футбольного мяча. Вот стал чуть побольше… Я развел руки и хлопнул в ладони. Шар на миг стал зеркальным, а потом в нем появилось изображение того, что видел котенок.
– Уф, – я вытер вспотевший лоб. – Думал, уже не получится.
– Какой же ты молодец, Эзергиль!
– Я знаю.
– Но очень нескромный, – тут же отозвалась Альена.
– Скромность? А с чем ее едят?
– Эзергиль! Дай послушать!
Я пожал плечами. Девчонки. Что с них возьмешь? Ведь сама начала. Однако она права. Я прислушался к тому, что говорили в комнате. А говорил, оказывается, Ксефон. Тоже мне, Цицерон.
– И вы ему поверите? – патетично вопрошал он, стоя посередине комнаты с поднятой над головой рукой. Священник слушал его внимательно, а вот Ненашев Виктор Николаевич откровенно скучал и больше был занят тем, чтобы наладить диалог с сыном. Художник же, похоже, уже очнулся от потрясения и посматривал на Ксефона с откровенным интересом. Правда, не из-за его речей, как я понял, а из-за самого факта, что Ксефон черт. – Он еще ни разу в жизни не сказал никому правды! Он обманывал всегда и всех.
О ком это он? Уж не обо мне ли?
– Так уж и всех? – вежливо поинтересовался отец Федор.
– Всех! Поэтому я и говорю, что я ваша единственная надежда в борьбе с ним. Только с моей помощью вы сможете одолеть его.
– Ты уже помог мне, – буркнул Алеша. – До сих пор не могу избавиться от твоих денег. – Он кивнул на чемодан с долларами, который принес его отец.
Ксефон развернулся к нему.
– Разве я велел тебе их тратить?! Тратил бы понемногу, и никто ничего не узнал бы!
– Я их вообще не тратил!
– Тогда как все в округе узнали, что у тебя полный чемодан денег?!
Ксефон и Алеша гневно уставились друг на друга.
– Это моя вина, – вдруг выступил отец Алеши. Он тяжело поднялся и подошел к сыну. Алеша сжался. Виктор Николаевич вздрогнул и остановился. Протяжно вздохнул и сел перед сыном на пол. Посмотрел на него. – Лешка… сынок… выслушай меня, прошу. Я не прошу прощения… знаю, что не простишь… Да и не заслужил я его. Просто выслушай. Боже мой, надо было вляпаться во все это, чтобы понять, каким дерьмом я был!
Я мельком взглянул на священника. Тот хмурил брови и кусал губы, внимательно наблюдая за Виктором Николаевичем. Что-то явно привлекло его в этой исповеди, но вмешиваться он не спешил. А когда попытался вмешаться Ксефон, то взглядом заставил его замолчать. Точнее, не взглядом. Он поднял руку, чтобы перекрестить Ксефона, и тот тут же проглотил все слова и поспешно отступил назад, испуганно косясь на священника. Видно, еще не забыл его касания.
– А тут еще издевательства этого… – при этих словах Ненашева священник нахмурился еще сильнее. – Я не знаю как сказать… но… в общем, я с тобой. Я не знаю, чем смогу тебе помочь, но сделаю все… а… – Виктор Николаевич махнул рукой и поспешно поднялся, направившись к выходу. Пытаясь сделать это незаметно, он вытер слезы.
После его ухода в комнате на миг воцарилась тишина.
– Возможно, – несмело кашлянул Григорий Иванович, – я имею право знать, что тут происходит.
– А пусть вот молодой челове… э-э… пусть вот молодой черт нам все и объяснит. Мне вот тоже многое не ясно. И давайте, Ксефон… я правильно произнес ваше имя? Так вот, давайте, Ксефон, начистоту, если мы хотим победить этого страшного Эзергиля.
Ксефон нахмурился. Потом кивнул.
– Ладно. А то вы наделаете дел от большого ума.
И все же Ксефон неподражаем. Если кого не оскорбил, то день прожит зря.
– Короче, это все наше школьное задание… – Ксефон довольно внятно изложил ту версию, что я ему подсовывал. И как теперь стараюсь затащить Алешу в ад, чтобы получить сразу две души: его и его матери.
– А что, в аду подобное в порядке вещей? – несмело поинтересовался художник. – Вы действительно воруете души?
– Да кому ваши души нужны! – хмыкнул Ксефон. – Вы и сами их нам несете. Вот еще, воровать. А здесь просто дело принципа. Самый простой способ выполнить работу. Все нормально.
Ну, конечно! Раз самый простой способ, значит, я обязательно по нему пойду. Ню-ню. Только вот Ксефон забыл, что я не идиот, и понимаю, что самый простой путь не значит лучший.
Тут, на миг отвлекшись от занимательной болтовни Ксефона, я обнаружил, что в комнате нет Алеши. Котенок мирно дремал на кресле, а самого мальчика не было. Эй, так не честно!!! Я так не играю! Почему он не взял котенка?! Но, оказывается, не один я заметил отсутствие Алеши. Это обнаружил и священник, хотя его, похоже, исчезновение мальчика ничуть не встревожило. Он только с тревогой посматривал на дверь. Ксефон же
