Джоанна устало откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Она была слишком разбита, чтобы спорить, и слишком не уверена в своей правоте. Кроме того, какая разница? Случилось то, что случилось, – и даже если понять, почему, ничего уже не изменится.
Долгое время в комнате была тишина. Потом Райли нарушил молчание.
– Joie de vivre, – пробормотал он. – Это расхожее французское выражение, которому нет эквивалента в английском языке. Мы не говорим «радость бытия», а употребляем его.
Пит посмотрел на окно, где еще не до конца исчезла пугающая надпись.
– Надо быть полным психом, чтобы объяснять свою тягу к убийствам joie de vivre.
Сэм снова взял аппарат и сделал еще несколько снимков, только со вспышкой.
– Разве что, – сказала Джоанна в ответ на замечание Пита, – радость его бытия каким-то образом не совместима с радостью бытия его жертв.
Пит взглянул на нее.
– С чего бы это?
– Разные миры, – сказал Роджер скорее самому себе, чем в ответ на вопрос Пита.
– Простите? – переспросила Джоанна.
Роджер сидел в кресле и сосредоточенно рассматривал свои руки. Услышав Джоанну, он выпрямился и ответил:
– Мир, в котором существовал Адам, не может включать в себя будущее, где живут создавшие его люди. Как правильно сказала Джоанна, это вопрос совместимости.
Сэм вынул из фотоаппарата отснятую катушку.
– Тебе не кажется, что все это чересчур умозрительно, Роджер? Даже для того, что ты когда-то называл «либеральными стандартами исследования паранормального»?
– Я просто выдвинул гипотезу, – тонко улыбнулся Роджер.
– Которая звучит до обидного правдоподобно, – заметил Уорд. – Тем больше у нас основании уничтожить эту штуку.
– Но что, по-вашему, «эта штука» собой представляет? – спросил Сэм.
– В принципе я разделяю ваш взгляд на вещи, – сказал Уорд. – Адам – наше творение, овеществленная мысль. Имеет ли он отношение к этим смертям, я не знаю. В любом случае доказать ничего нельзя. Но я знаю, что он или оно – короче говоря, эта сила – больше нас не слушается и, боюсь, нам придется прибегнуть к посторонней помощи.
Сэм посмотрел на него с подозрением:
– Какую именно помощь вы имеете в виду?
Уорд уклонился от ответа. Рассеянно покачав головой, он сказал:
– Я хотел бы кое с кем поговорить.
– Можно поинтересоваться, кто эти люди?
Вопрос Сэма прозвучал агрессивно, однако услышать ответ не прочь были все. Уорд это понял и ответил охотно:
– На самом деле это один человек. Вы, вероятно, назвали бы его «гуру» или еще как-нибудь в этом роде, хотя я не знаю, какие тут еще есть рода. Мы с ним знакомы двадцать лет. Он не исповедует никакой религии, и у него нет общины – по крайней мере такой, где все члены друг друга знают. Я встречался с двумя людьми, которые у него учились, и один из них свел меня с ним. Я не знаю, откуда он родом и где он живет. Он постоянно в пути, но в нужный момент ему всегда можно позвонить по телефону.
– А что он умеет на бис? Петь дуэтом с самим собой? Или танцевать с дождем? – с неожиданным сарказмом спросил Роджер.
Однако Уорд не обиделся.
– Учитывая, что нам пришлось увидеть за последнее время, я не собираюсь оправдываться за свои слова, пусть даже они звучат как самое кондовое суеверие. Честно говоря, я думал, мы все уже перестали этого стесняться, – он поглядел на запотевшее стекло, где еще сохранялась надпись, только теперь ее перечеркивали стекающие капли. – Нравится вам это или не нравится, – продолжал он, – что-то пустило в нашу жизнь корни. Пусть это бред с нормальной точки зрения, но мы все знаем, что произошло именно это. Я не знаю, оно ли убило Мэгги, Барри и Дрю, и не знаю, хочет ли оно убить нас всех... Но я хочу рассказать о нем этому человеку, потому что он единственный из тех, кого я знаю, способен в этом разобраться, – он снял со спинки свой плащ. Пока Райли одевался, остальные сидели молча. – Кстати говоря, – добавил он в качестве послесловия, – этот человек двенадцать лет назад вылечил меня от рака. Причем исключительно с помощью диеты и медитаций. Разумеется, доктора говорят, что это была спонтанная ремиссия, которая произошла бы сама по себе, как это бывает, хотя и очень редко, – он пожал плечами. – Кто может сказать? Я-то знаю, чему я верю, – он направился к двери, но снова обернулся и сказал Сэму: – Я с вами свяжусь через два дня. Максимум – через три.
Роджер пошел за ним:
– Я с вами. Мы можем взять одно такси, – он попрощался с Джоанной, поцеловал ее в щеку и пошел за Уордом: – Послушайте, я вовсе не хотел принизить вашу идею, наоборот – при нынешнем состоянии дел в физике, я не удивлюсь, если кто-нибудь откроет новую частицу под названием «суеверие»...
Пит ушел с ними. Пока Сэм провожал их до лифта, Джоанна стояла и смотрела на три насмешливых слова. Следы от капель вдруг показались ей потеками крови. Наконец, чтобы разрушить чары, она шагнула вперед и протерла стекло рукавом.
Когда Сэм вернулся, она собирала вещи.
– Ты уходишь?
Джоанна молча кивнула. Он заметил, что окно вытерто, но не стал об этом говорить.
– Пожалуйста, останься.
– Мне правда нужно побыть одной.
Сэм, казалось, хотел возразить, но поборол себя и уступил ей дорогу.
– Между прочим, – сказал он, – мне сегодня звонил твой редактор.
Джоанна остановилась:
– Тэйлор Фристоун? Зачем?
– Чтобы предложить денежную помощь нашему отделению. Или просто щедрое пожертвование. Я все хотел тебя поблагодарить, но не было подходящего времени.
– Тебе не за что меня благодарить. Я об этом впервые слышу.
– Он объяснил, что ты рассказала ему про Барри и Дрю. Он хотел выразить свои соболезнования и заодно удостовериться, что мы не бросим это дело. Наверное, ему сильно нравится, что ты пишешь.
– Надо думать, нравится, – она снова двинулась к выходу.
– Я не уперся. Ты ошибаешься, – Сэму пришлось повернуться, поскольку Джоанна уже прошла мимо него, но он не стал ее догонять. – Меня так же, как тебя все это беспокоит.
Она снова остановилась и обернулась к нему:
– Но тебе ведь не страшно? Ты спокоен и рассудителен. Вот это меня немножечко задевает.
– Я просто не спешу с выводами. Сожалею, если тебя это огорчает.
Джоанна потеряла терпение:
– Если эта штука убила наших товарищей, то это наша вина! Почему же тебя это ничуть не волнует? Ты это спокойно признаешь, и единственный вопрос, который у тебя возникает, это, как она работает?
– Единственный вопрос, который у меня возникает, это, какие у нас доказательства?..
– Нет у нас никаких доказательств! – Джоанна с трудом держала себя в руках. – Ты сам позавчера вечером это говорил! Мы не в суде, и мы не повторяем эксперимент для того, чтобы подтвердить результат! Мы оказались в ловушке, из которой никому не выбраться. И я боюсь, Сэм. Можешь ты это понять?
– Разумеется, – примирительным тоном ответил Сэм. – Я тоже боюсь. Не надо ссориться. Для этого нет никаких причин, – он шагнул к ней, но она отстранилась.
– Нет, не надо... Не сейчас...
Было видно, что Сэм очень огорчен, но Джоанна ничего не могла с собой поделать. Неожиданно для нее оказалось, что он совсем не такой, как она представляла. Под видом борца с предубежденностью в нем жил самый дотошный скептик, который копается в каждой мелочи, пока главное не исчезнет в облаке сомнений и двусмысленности. Она от этого уже устала.
