службы.
Хотя земля здесь неприветлива, отец любил ее, а контракт гарантировал ему и членам его семьи право приезжать сюда в любое время, если такое желание возникнет. Вот уже тридцать четыре года, как нет отца, но в память о нем Маккэррон завел обычай хотя бы раз в неделю ночевать на природе под звездным небом, наслаждаясь тишиной и покоем вскормившей его земли.
Радуясь простору, резвая кобылка без понуканий перешла на рысь, а потом и на галоп. Перескакивая низкие выступы базальта и гулко стуча копытами по спекшейся тверди пустыни У Маккэррона было излюбленное местечко для стоянки, и лошадь отлично знала дорогу.
Они добрались до чашеобразной лощины еще засветло. Кое-где на черных скалах яркими пятнами зеленел живучий лишайник. Лощинка была припорошена гипсовым песком, словно над пустыней пронеслась метель. В карстовой воронке, в тени скалы, притаилось крошечное озерцо кристально чистой родниковой воды, пробившейся сквозь толщу песчаного пласта.
Маккэррон сразу пошел к роднику и жадно хлебнул несколько глотков прохладной, сладкой воды. Пегая стояла за спиной, нетерпеливо толкая его мордой в плечо. Напившись досыта, Маккэррон отошел, и кобылка, радостно фыркая, тоже припала к воде.
Потом старик распряг лошадь, привязал ее к пню и, захватив мачете, пошел за сушняком мескитового дерева для костра. От него костер быстро разгорается, весело потрескивает, выстреливает снопы искр и наполняет ночной воздух густым ароматным дымком.
Достав из седельной сумки загадочное письмо, Маккэррон подержал его на ладони и решил еще чуть-чуть потерзать свое любопытство. В последнее время жизнь не баловала его сюрпризами.
Скомкав рекламные листовки и прочий бумажный мусор, он засунул их под мескитовые сучья и, как всегда, одной спичкой разжег костер. Дрова были такие сухие, что, казалось, воспламенились сами собой.
Расстелив одеяло и тонкий спальный мешок, Маккэррон достал кухонные принадлежности. Закинув голову, он смотрел, как на темнеющем небе высыпают звезды и сияют все ярче и ярче, как бриллианты на черном бархате, — ну разве увидишь такое в городе?
Когда костер разгорелся, Маккэррон уселся на свои любимый камень, достал конверт, вскрыл и вытряхнул содержимое на мозолистую ладонь.
— Что за чертовщина? — разочарованно протянул он. — Стоило полдня себя мучить!
Из конверта выпал маленький прозрачный пакетик с каким-то черным порошком, похожим на пепел, и полоска бумаги. Старик покрутил пакетик, сжал пальцами, и порошок скрипнул. На полоске бумаги чернилами четко и аккуратно было выведено всего несколько слов:
Ни подписи, ни числа, ни адреса…
— Что за чертовщина? За какой еще вклад? Он ругнулся на лошадь, как будто пегая знала, но не хотела отвечать на его вопрос. Да что же такого он сделал? Единственное, что приходило на ум, так это тот случай, когда игра судьбы дала ему в наследство землю, где провели испытания первой атомной бомбы.
Оскар Маккэррон гордился этой страницей истории своей страны: именно тогда зародился ядерный век, положивший конец второй мировой войне и остановивший кровожадных японцев, вознамерившихся завоевать полмира. Ведь, в сущности, с того самого испытания и началась «холодная война», приведшая к созданию нового супермошного оружия, которое помогло укоротить руки проклятым коммунистам. Да, Оскар Маккэррон гордился тем, что был причастен к этому… Но ведь сам-то он ничего не сделал.
Что еще может означать загадочное послание?
— Какой-то псих! — пробурчал он и, разорвав письмо, швырнул его вместе с пакетиком пепла в потрескивающий костер из мескитовых сучьев.
Расстегнув сумку с едой, он достал банку с красным перцем Чили, открыл ее консервным ножом и опрокинул содержимое в котелок над костром. Потом извлек баночки со своими излюбленными специями — мексиканским перцем халапеньо и обжаренным зеленым перцем чили — и добавил понемногу, чтобы придать готовым консервам остроту.
В котелке булькала еда, а старик вслушивался в ночную тишину: ни птиц, ни летучих мышей, ни цикад… Только безмолвие пустыни, непроницаемая мгла, в которой слышишь собственное дыхание, толчки пульса в ушах. Слышишь даже свои мысли: ведь здесь тебя ничто не отвлекает. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, смакуя острый запах специй и жареного перца.
Внезапно тишину нарушила пегая: она фыркнула и заржала.
— Угомонись! — прикрикнул на нее Маккэррон, но пегая все не унималась: шумно фыркала, перебирала копытами, нервно вскидывала голову, словно чуя опасность.
— Да что с тобой? — спросил он, тяжело поднимаясь на старческие ноги. Кобыла вела себя так, будто рядом бродит кугуар или медведь, но ведь такого быть не может. В пустыне Хорнада-дел-Муэрто выживают только мелкие твари: ящерицы, гремучие змеи да кенгуровые крысы.
Тут он услышал голоса, чей-то шепот, поток слов на непонятном языке, обрушившийся на него неизвестно откуда, пение, барабанный бой, а потом истошный крик. А еще слышалось какое-то шипение, вроде шума атмосферных помех, когда телевизор включен на всю катушку, а передача или видеокассета уже кончилась.
— Что за чертовщина? Да что там такое? Маккэррон подошел к седлу и взял ружье. Поднялся ветер, и он почувствовал на щеках его горячее прикосновение. Но ведь ночью в пустыне бывает прохладно. Что это: пыльная буря? Пожар?
Закатывая глаза, пегая металась на привязи. Вдруг она отпрянула, а потом рванулась и налетела боком на шершавую вулканическую скалу, словно какая-то невидимая сила швырнула ее на склон лощинки.
— Спокойно, девочка! Спокойно! — По пятну на камне Маккэррон понял, что лошадь ободрала бок в кровь, но сейчас было не до этого.
Откуда же взялся гул и рев? Он угрожающе потряс ружьем и закричал неизвестно кому или чему:
— Вздумали со мной шутки шутить? Я вам живо отобью охоту! — У старика слезились глаза. Он выстрелил в воздух, но хлопок выстрела растворился в оглушительном хоре голосов.
Как жар из раскаленной печи, воздух пустыни опалил старику губы, обжег зубы, горло. Он пошатнулся. Обезумев от страха, дико закричала лошадь, и ужас животного передался ему быстрее, чем он успел разобраться в хаосе своих ощущений.
Вдруг ночь вокруг Маккэррона взорвалась, и в лощину вместе с разъяренными голосами, шепотом и криками хлынул ослепительный свет и нестерпимый жар, словно прямо ему на колени кто-то бросил маленькое солнце.
Вспышка ядерного огня оборвала жизнь Оскара Маккэррона.
Нью-Мексико.
Окрестности Аламогордо, Тринити-Сайт.
Пятница, 11 .08
После Альбукерке за руль взятого напрокат «форда-таурус» села Скалли. Они ехали на юг по плоской южной части Нью-Мексико. Сначала дорога круто поднялась наверх, а потом начала плавно спускаться, углубляясь в пустыню, и тут в машине забарахлил кондиционер.
