набросков. Константин Иванович воспринимал это как должное, поскольку бытовых подробностей в жизни не замечал. И Шура решила провести опыт.
– У меня папаня захворал. Меня три дня не будет.
– Шура! Как же так? Мне завтра надо рисовать твою спину с поворотом. У меня правая дева с венком еще не решена. Тоже надо поискать. Ты меня убиваешь! – Темлюков был обижен как ребенок.
– Ничего, придется обойтись. Я и так две недели без выходных. Не умирать же теперь папане.
Никакой болезни у Шуркиного папаши в тот день не случилось. Он даже не напивался уже больше недели. Сестра Лариса с домашним хозяйством кое-как справлялась. Шура решила взять тайм-аут, чтобы Темлюков осознал, как ему без нее, без Шуры, живется.
В этот вечер Темлюков лег спать в раздражении.
Вокруг спального места валялись картоны, карандаши, фломастеры. Без натуры работа не шла. Греть самому себе чайник не хотелось. Пожевав всухомятку, художник улегся спать. Темлюков злился: «Еще два дня собаке под хвост». И беспорядок раздражал. Темлюков умел создать вокруг себя за один день такой хаос, на который другому требовалось не меньше недели. Художник любил порядок, но никогда сам не убирался. В мастерской на Масловке всегда кто-нибудь это брал на себя. Если не было учеников и поклонниц, приходила дочка. Темлюков любил бывать с ней вдвоем. Лена училась на искусствоведа в МГУ, и он с удовольствием беседовал с ней о тонких профессиональных вещах. Показывал эскизы, слушал ее оценки.
«Может, вызвать дочуру, – подумал Темлюков. – Нет, Шура прекрасно справляется. Какая Шура замечательная натурщица. А как заботлива. Да, он черствый дурак. Девушка ему ничем не обязана, а он на ее внимание чем ответил? Надо быть добрее к людям».
Темлюков не мог уснуть. Он встал, зажег свечу и стал рисовать цветными мелками Шуру по памяти. Шура на холсте получалась такая, как он ее увидел в первый вечер. Шура, примерившая его сарафан. Вот она стоит с гордым вызовом в зеленом взгляде. Сейчас бросит ему сарафан в лицо и убежит.
Наутро художник отправился в правление. У Николая Лукьяновича была делегация из братской Болгарии. Председатель болгарского колхоза Цонев с агрономом и зоотехником приехали делиться опытом.
Пришлось ждать. Гости приехали надолго, и Темлюков уже хотел уходить. Николай Лукьянович заметил художника и вышел к нему в приемную.
– Что-нибудь случилось, Константин Иванович?
У меня есть для вас минутка.
– У моей помощницы заболел отец. А мне без нее очень трудно работать. Нельзя ли кого послать туда к отцу. Уж простите, что отрываю.
– Гришка Топрыгин болен? – удивился Клыков. – Не знал. По-моему, он тут зарплату получает.
Вы узнайте у бухгалтерши Большаковой. Если вправду болен, что-нибудь придумаем.
Константин Иванович разыскал Большакову.
В день зарплаты вокруг нее толпились работники совхоза. Григорий Топрыгин, по ее словам, полчаса назад деньги получил и на вид был в добром здравии.
Темлюков вернулся к себе в клуб расстроенный.
'Как же так? Выходит, девчонка врет. Зачем бы это?
Возможно, у нее есть другая серьезная причина, о которой говорить не хочет. Ах я старый дурак! Скорее всего, у нее парень. Конечно, девушка у меня безвылазно с утра и до позднего вечера. Старый осел. Все так просто…'
Константин Иванович хоть и объяснил себе поступок девушки, но радости от такого объяснения не получил. Мысль о том, что Шура проводит время с другим мужчиной, почему-то для Темлюкова была неприятна. Художник пытался рисовать фигуру Шуры по памяти в разных позах. Рисунки получались неживые. Схематичные, деревянные фигуры, похожие одна на другую. Художник расстроился и решил пойти гулять.
Вознесенский лес синел остриями елей. Константин Иванович свернул с асфальта и зашагал проседком. Темлюков умел и любил ходить. Через час он уже шел глухой лесной дорогой, обходя вековые лужи. Молодой смешанный лес имел южный оттенок.
Кусты, обвитые ветвями ежевики и терновника, напомнили детство. Темлюков родился в южном городе на берегу моря. Раз в год он обязательно ездил на родину. Ездил не навещать близких. Близких не осталось. Художник ездил навещать родную землю. Без нее он начинал грустить.
– Я там вижу лицо земли, – рассказывал Темлюков по приезде.
Южная русская земля с холмами, перелесками, буераками и вправду не прятала от глаза свое лицо в зубцах и морщинах. Темлюков любил желтовато-охристый колорит сожженной солнцем травы, белесые пятна солончаков, быстрые с водоворотами реки, разрезы меловой породы и голубой глины. До того юга еще ехать и ехать. Но самое начало южного духа велось отсюда, с воронежских земель.
Шагая по лесной дороге, Константин Иванович поймал себя на мысли, что может сейчас в лесу встретить Шуру. Встретить не одну. Он перестал любоваться природой и резко повернул обратно.
Шура появилась на следующее утро. Темлюков так обрадовался ее появлению, что даже забыл пристыдить за обман. Только для порядка спросил, как здоровье папаши.
– Что ему сделается? – удивилась Шура.
– Ты же сказала, что он болен?
– Мало ли что я говорю, – буркнула Шура.
– Вот и сказала бы, что я тебе с твоим парнем не даю встретиться. Я бы понял…
Такого поворота в мыслях художника Шура не ожидала. Она растерянно заморгала зелеными глазами.
– Какого парня?
– Что ж, у тебя парня нет? У такой красивой девушки?
– Вы что? Буду я с этими навозниками романы крутить? И как вам такое в голову пришло? – Негодование Шуры было вполне искренним.
– Тогда зачем потребовала отпуск? Работу мне остановила.
– Ну и свинарник вы тут за один день устроили.
Хорошо, что пришла, а то в своей грязи и утонули бы. – Шура принялась за уборку. – А отпуск попросила по причине женской. Как вам, мужику, еще объяснить. Не могу я при этом деле перед вами выворачиваться и разные позы принимать. Ну, поняли?
– Какой же я болван! – рассмеялся Темлюков. – А я про тебя разные истории напридумывал.
– Небось и не ел ничего? Оставь вас на один день.
Как вы там в Москве без меня жили!
Весь оставшийся день художнику прекрасно работалось. Все получалось легко и талантливо. Рука обгоняла мысль.
Когда Шура собрала ужинать, Темлюков сказал:
– Я вчера в вашем вознесенском лесу гулял. Красивый лес.
– Вы наших красивых мест не знаете. Вот надоест вам в клубе, могу вам такое место показать, которое вы сами никогда не найдете.
– С удовольствием. Только скажи, что в нем такого.
– Озеро там лесное. Про него мало кто из наших знает. Я туда одна гулять люблю.
– Давай хоть завтра с утра. Я тоже выходной себе заработал.
Ночью Темлюкову снилась степь, по которой он гулял в детстве…
Шура пришла рано. Солнце едва проклюнуло краешек огненного блюдца над верхушками Воскресенского леса. Темлюков проснулся. Шура в косынке в горошек, свежая и румяная, встала возле него с корзиной в руках.
– Погоди, я мигом. – Темлюков хотел вскочить со своего спального места, но с удивлением отметил, что ему перед Шурой подниматься с постели в трусах неловко. Пока он думал, как поступить, Шура извлекла из корзины крынку парного молока и краюху домашнего хлеба.
