на широком добром лице трагически печальные глаза.
Это были глаза человека, так и не сумевшего привыкнуть к чужому горю.
– К сожалению, думаю, что так, – слово в слово повторил свой предыдущий ответ доктор Слоник.
Константин Иванович сжал руку дочери и почувствовал, как дрожат ее пальцы.
Не доезжая санатория, машина доктора остановилась у беленого домика с кирпичными воротами. Водитель посигналил, и из ворот вышла пожилая женщина в резиновых калошах на босу ногу. При виде доктора ее мрачное лицо вмиг изменилось. Женщина заулыбалась и бросилась пожимать Тихону Федоровичу руку.
– Вот покупателя тебе привез, – сказал Слоник, указывая на Темлюкова.
– Что ж, милости просим, смотрите дом, сад, все, что хотите. Федорович плохих людей не привезет.
Домик, утопающий в винограднике, оказался чистеньким и уютным. Из небольшой гостиной двери вели в спаленки и на террасу. Спаленок было две. Никелированная кровать с горкой подушек напомнила Темлюкову родовое гнездо его Шуры. В памяти промелькнул эпизод ночи в Матюхине, и Константин Иванович невольно покраснел.
Женщина просила пятнадцать тысяч. Таких денег у Темлюкова уже не осталось.
– Я вам добавлю, – неожиданно предложил Слоник.
– Спасибо, но в долг взять не моду. Профессия художника подразумевает отсутствие стабильных заработков. Иногда густо, иногда пусто.
– А сколько у вас есть? – поинтересовалась хозяйка.
– Тринадцать тысяч, – ответил Темлюков.
– Берите дом. Раз вас ко мне привел Тихон Федорович, уступлю.
Хозяйка пересчитала деньги, и все присутствующие скрестили руки. Доктор Слоник помог оформить приобретение. Он вместе с Темлюковым и Леной посетил кабинет местного начальства, и через полчаса все формальности были завершены. Авторитет доктора в местном обществе был необычаен. Обедали Темлюковы уже в санатории. Доктор предложил им остаться на ночь, но Лена волновалась за мать и торопила с отъездом. В Симферополь они вернулись на троллейбусе. Дом оформили на дочь, потому что личное присутствие владельца для нотариуса оказалось необходимо.
– Вот ты и домовладелица, – улыбнулся Темлюков. Но Лена оставалась грустной.
Прошлой ночью, перед сном, в гостиной Слоника Константин Иванович пытался поговорить с ней по душам. Когда уже потушили свет, он спросил Лену:
– Почему ты не пришла в мастерскую, узнав про болезнь мамы?
– Не хочу видеть твою сожительницу, – ответила дочь.
– Ты же ее совсем не знаешь, – сказал Темлюков.
Лена долго молчала, потом вздохнула и отрезала:
– И не хочу знать. Прости, папа, я тебя не осуждаю, но мне так легче.
В Симферополь вернулись к вечеру. Васильчиковы на сей раз оказались дома. Супруга Светлана сильно раздобрела, а малец Саша превратился в бравого парня. Темлюков подметил, как бывший солдат заинтересованно поглядывает на его дочь. «Вырос Сашок», – констатировал для себя Темлюков. В пожарном порядке отметив встречу, – до московского рейса оставалось два часа – хозяева и гости на такси поспешили в аэропорт.
Обнимая москвичей на прощание, чета Васильчиковых заверила Константина Ивановича, что Темлюков может не беспокоиться. Они встретят и дочь, и больную мать, когда те приедут селиться в своем гурзуфском доме.
– Довезем, устроим, все будет путем, – повторял повеселевший Васильчиков, тряся руку Темлюкова.
В Москву прилетели ночью. Константин Иванович довез дочку до подъезда и, не отпуская машину, поспешил к себе в мастерскую. Он впервые оставил Шуру одну и, хоть прошло не более двух суток, за нее волновался.
Заметив, что в окнах мансарды темно, Темлюков решил, что Шура спит. Ключа он не взял, поэтому пришлось стучать. Сперва Константин Иванович похлопал о дверь ладошкой. Реакции не последовало.
Тогда он забарабанил кулаком, с каждым разом все громче. Вновь тишина. Ударил несколько раз ногой.
«Не может же девушка так крепко спать, – подумал он. – Небось боится открывать ночью». Темлюков спустился вниз, вышел на улицу и без монеты, двухкопеечной для автомата он в кармане не нашел, набрал свой номер. Долгие, скучные гудки остались без ответа. «Ее там нет», – понял Темлюков. Но куда она могла в чужом городе отправиться? Подлая, неприятная мыслишка, что Шура в его отсутствие успела завести себе роман, гадостно зашевелилась внутри, но оформиться в мозгу Темлюков ей не позволил, раздраженно отогнав подальше. В мансарде Цыпловского горел свет. Мастер по натюрморту с битой птицей не спал. В его окне мелькали тени, и Темлюков решил, что сосед пребывает в компании. Дверь в мастерскую Цыпловского Константин Иванович застал распахнутой. В самой мастерской вместо веселого праздника он обнаружил всех своих коллег-соседей в мрачном и трезвом затишье. Увидев Темлюкова, все бросились к нему и наперебой начали говорить. Через некоторое время он сумел разобрать, что Деткин, возвращаясь вечером к себе, случайно обратил внимание на милицейский «газон», подруливший к подъезду Темлюкова. Деткин хотел пройти мимо, но что-то его остановило.
– Подумал, уж, не обворовали ли твою мастерскую… – сказал он.
Потом из подъезда трое милиционеров вывели Шуру. Деткин не успел опомниться, как ее впихнули в машину, и та умчалась. Деткин обошел соседей. Мужики оказались на месте, и все побежали в милицию. Но в ближайшем отделении Шуры не оказалось. Дежурный ничего не знал или не хотел говорить. Правда, Цыпловский уверял, что дежуривший лейтенант ему знаком и врать бы не стал.
Проторчав возле милиции около получаса, компания вернулась в мастерскую Цыпловского и принялась держать совет, как помочь Шуре. Совет сильно затянулся. Константин Иванович застал своих соседей, когда они, перебрав все варианты, зашли в тупик.
– За что ее могли забрать? – соображал побледневший от известия Константин Иванович.
– Давайте звонить во все ближайшие отделения, – предложил Грущин.
Всеволод Андреевич побежал за телефонной книгой. У Цыпловского в мастерской телефонный справочник не водился.
– Я не могу попасть в мастерскую, – пожаловался Темлюков. – Может быть, Шура мне написала записку, но у меня нет ключа.
– Дубликаты наших ключей есть в ЖЭКе, – вспомнил Деткин. – Гнида Совкова! Вот кто все знает. Небось сама и подстроила. Настучала, что Шура живет без прописки.
Грущин, вернувшись с телефонной книгой и выслушав версию об участии Зои, с художниками согласился:
– Вполне возможно. Эта тварь способна на все.
– Гниду Совкову будить, – заорал Грущин.
– Три часа ночи… – неуверенно заметил Темлюков.
– Плевать; – ответил Деткин.
– Хрен с ней, – добавил Цыпловский.
– Пошли! – скомандовал Грущин.
Мужчины быстро спустились на улицу и, выстроившись возле полуподвальной квартирки Совковой, замерли.
– Звони, – шепнул Цыпловский.
Темлюков позвонил. За дверью тишина.
– Звони дальше, – рявкнул Деткин и, не дожидаясь, сам вонзил свой квадратный палец в кнопку звонка. Кнопка утонула и заклинилась.
– Кто?! – истерично пискнула за дверью Совкова.
– Члены Союза художников СССР, – громко заявил Деткин.
Совкова приоткрыла дверь и, протирая заспанные глаза, оставалась в полумраке своего жилища.
