— Ах, мисс Вильдроп, я понимаю, о чем вы думаете.
Но на самом деле капитан этого не понимал.
— Мое имя — то есть имя моего дядюшки — вам ни о чем не скажет. Слава преходяща, увы! Вы молоды, мисс Вильдроп, и ваша молодость прекрасна, но если бы на ваших плечах лежал груз прожитых лет, вы, быть может, и припомнили бы дни славы моего дядюшки. Вам он кажется накрашенным старым дураком, но...
— Капитан, вовсе нет!
— Да, мисс Вильдроп, да, и не стоит лгать из вежливости. — Капитан, улыбаясь, взял Кату за руку. — Давайте раскроем друг другу сердца. Юность, мисс Вильдроп, это цветок, которому суждено быстро отцвести и увянуть. Если бы вам удалось увидеть моего дядюшку в годы правления королевы-регентши, перед вами предстал бы мужчина, который был украшением Варби. Бедняга достоин сожаления, но всегда должен быть кто-то, чья слава осталась позади, потому что найдется и другой, чья слава, наоборот, впереди. Быть может, именно сейчас я лицезрю перед собой именно такую особу?
Глаза капитана предательски блеснули. На миг их взгляды встретились.
Ката вскочила. Горло ее сдавили рыдания.
— Капитан, вы смеетесь надо мной! Вы говорили, что ваш дядюшка рассказал вам о том, что случилось в Курортном Зале!
Она подошла к окну, чувствуя, что вот-вот расплачется. Но капитан уже был рядом с ней. Он взял ее за руку. Развернул к себе.
— Милая мисс Вильдроп, вы так юны, так юны! Неужели вы верите в то, что глупые события одного-единственного дня способны омрачить счастье, которое непременно дарует вам судьба? Поверьте, свет предложил мне куда более суровые испытания. Поверьте мне, послушайте меня, милая девочка, и утрите слезы. Сегодня о вас судачит весь Варби, но очень скоро — в этом я уверен, как в том, что завтра утром взойдет солнце — внимание высокосветской публики переключится на еще какое-нибудь глупое происшествие. Нет, мисс Вильдроп, этот мир лежит перед вами. Берите же его, заключите его в объятия!
Кате трудно было что-либо возразить. Капитан крепко держал ее за руки. Глаза его сверкали, его губы тянулись к ее губам. Ката вдруг испугалась. Кончики его напомаженных усов щекотали ее лицо. Она бы и сама стала вырываться, но тут ей на помощь неожиданно пришел стук в дверь.
— Госпожа Вильдроп! Госпожа Вильдроп!
Капитан отпустил Кату, и они проворно отпрянули — как раз вовремя. Умбекка мгновенно открыла глаза, ее многочисленные подбородки встревоженно заколыхались. Увидев капитана, она ахнула:
— Сэр! Что это значит?
Тут распахнулась дверь.
— Вдова Воксвелл, ну, пожалуйста!
Нирри беспомощно пыталась удержать гостью, но та, забыв о каких-либо правилах этикета, прошмыгнула в комнату мимо нее. Рыдая, вдова упала на пол.
— Ну, что еще?! — взвыла Умбекка. — Что еще могло случиться?
Морщась от боли в укушенной лодыжке, она попыталась подняться.
Капитан поспешил к ней и заботливо усадил на место, после чего склонился к распростертой на полу вдове.
— Любезная госпожа, что вас так опечалило? Умоляю, скажите нам, в чем дело?
Ответом ему был поток бессвязных слов, рыдания, слезы. Наконец стали прорываться более или менее осмысленные фразы типа: 'Она ушла, ушла... ' или «Моя бедная, бедная Пеллисента!»
Умбекка простонала:
— Случилось нечто ужасное, я так и предполагала!
Морщась от боли, толстуха опустилась на колени и принялась щипать и хлопать по щекам вдову Воксвелл.
— Бертен, Бертен, скажи нам, что случилось?!
Бедная вдова не в силах была проронить ни слова. Все стало ясно мгновение спустя, когда капитану удалось взять из онемевших пальцев несчастной женщины скомканную записку.
ГЛАВА 15
ХИЖИНА Б ЛЕСУ
— Полк из Тарна.
— Ирионский?
— Пятый.
— Далеко же они забрались.
— Что-то надвигается.
— Я же тебе сказал: что-то не так в Зензане.
— Неужто правда...
Джем напряженно, сухо шептал. Раджал отвечал ему сквозь стиснутые зубы. Друзья залегли в кустах на краю леса и наблюдали за дорогой, по которой под визг волынок и барабанный бой топали грязные ботинки. Холодно поблескивали на солнце пуговицы, кокарды и штыки.
— Эй, вы там! В ногу! — рявкнул кто-то из младших командиров.
Трепетали на ветру синие штандарты. В арьергарде колонны усталые лошади тащили повозки.
Пятый полк тарнских королевских фузилеров шагал в гору, продвигаясь к Голлуху.
— Но где же Мила?
— Она наверняка перебежала дорогу. Побежала-то она в эту сторону.
Только тогда, когда мимо, грохоча, проехала последняя повозка, мальчики решились покинуть свое укрытие. По другую сторону от дороги лес рос гуще, склон резко уходил вверх, к скалистой вершине холма, где располагалась крепость Голлух. Вдалеке постепенно таяли звуки волынки и барабанов.
А потом послышалось чириканье Эо.
— Туда, — сказал Джем.
— Мила! Сестрица Мила!
Неожиданно они вышли к лесной бревенчатой хижине, прилепившейся к скальному склону. Она была так густо увита лианами, что легко можно было мимо пройти, не заметив. Хижина, должно быть, пустовала многие годы, но сейчас из трубы поднималась струйка дыма.
— Вон она, — сказал Джем.
— Эо?
Джем указал на лиану. Над дверью хижины сидела радужная птица Милы, но теперь она молчала, спрятав клювик в перышках на груди. Такую позу птица принимала после того, как умолкала, созвав зрителей на представление.
— Но где же моя сестра? — растерянно проговорил Раджал.
— Дверь открыта.
Перешептываясь, друзья боязливо направились к хижине. Вокруг густо разрослись кусты и травы, но к хижине вела хорошо утоптанная тропа, а по тому, как примята была трава, можно было догадаться, что
