Два голоса Галина услыхала,Два голоса: Сережкин и мужской.Андрей пришел? Ах, нет… Ошибка. Где там?Но чей же это голос? Чей же? Чей?И вдруг мгновенно нестерпимым светомПронзили душу тысячи лучей!Рванула дверь, и вдруг ослабли ноги,Как будто кто-то налил в них свинец,И, тихо покачнувшись на пороге,Она чуть слышно крикнула: – Отец!Все закружилось в странной карусели…Шагнуть хотела – не хватило сил.Померкло солнце… Окна почернели…И пол куда-то медленно поплыл…Упал портфель, рассыпались тетради…Цветистый шар взлетел под потолок,И видел сын, как незнакомый дядяМать, подхватив, к груди своей привлек.2Значит, жив он! Жив и снова дома!Это все действительность, не сон!Здесь вот, рядом… Настоящий он!Как же все до боли в нем знакомо!Все такой же рослый и плечистый,Та ж привычка гладить жесткий волос.Тот же взгляд, внимательный и быстрый,И все тот же басовитый голос.Только стал сутулиться сильнее,И морщин прибавилось у рта.Стал весь как-то строже и белее,Молчаливей (новая черта).– Говоришь, надеялись и ждали?Что ж, как видишь, буря улеглась.Вновь мы вместе. И долой печали!Жаль, вот только мать не дождалась…Слышал… Знаю… Помолчи, не надо…Это после… Расскажи-ка вот,Что за внук здесь у меня растетИ дорос уж даже до детсада?Он, брат, мне тут все порассказал,Дал понять, что он в душе пилот. –Николай Васильевич привсталИ легонько внука ткнул в живот.Внук смущенно к матери прижалсяИ сказал: – А я и не боюсь.– Не боишься? Ну, коли не трус,Мы друзья. – И дед заулыбался.От улыбки и веселой фразы,Оттеснивших хмарь минувших дней,В комнате Галины как-то сразуИ уютней стало и теплей.Льется мягкий свет от абажура,Внук уснул, сказав: – Спокойной ночи! –На стене колышутся фигуры,Тихо чайник на столе бормочет…Галю нынче просто не узнать:Щеки пышут, голос стал звенящим.Как ей много надо рассказатьО плохом и светлом, настоящем.Было все: хорошая любовьИ обида, острая, как жало.Но хоть вся любовь и не пропала,Да былому не вернуться вновь.Что ж, права пословица о том,Что друзей познаешь лишь в беде,
