конуса, но не так, как инертные массы, служившие им защитой — каждый на мгновение вспыхивал жарким пламенем. Я снова услышал голос Саймона: он диктовал свои соображения, отмечая, что конус дестабилизирующего поля является вероятным прототипом Воронки. Еще он добавил, что запись, очевидно, сделана третьей стороной, не участвовавшей в конфликте, но желавшей изучить тактику потенциальных врагов.
Последнее, что было представлено в этом эпизоде — машины-«пауки», смешавшиеся с тороидами, длинные колонны испепеляющего огня, сверхзвездный свет аннигиляции и темный силовой экран, который сворачивался под напором света точно крылья бабочки.
«Третий и последний эпизод, — сказал Саймон. — Очень короткий, зато с моей эпитафией. Надпись на могиле такова: победителя нет».
В самом деле, нет. Пустота, а в ней — кружение облаков догорающей пыли, раскаленный газ и ни единого обломка. Оружие магонов не оставляло руин, только прах и пепел.
Да, эта старая-престарая Галактика знавала страшные времена…
«Впечатляет? — произнес Саймон будто бы над ухом; на этот раз он обращался прямо ко мне. — Жуткие, но такие величественные события… Масштаб титанов! Не жалеешь, что ушел из нашего Койна? Мы так славно поработали на Панто, Песалави и Бу-Банге… Хочешь вернуться, Андрей?»
Не хочу, мысленно ответил я. Не желаю копаться в чужом прошлом, когда в своем не счесть загадок. Ливийцы, дети пустыни, вот мой скромный удел! Народ, который исчез бы без следа, если бы египтяне не писали о нем в своих папирусах, не рисовали бы белокожих незагорающих воинов на стенах своих гробниц. Народ, не знавший письменности, не высекавший статуй, не строивший храмов и городов и потому промелькнувший бы тенью в земной истории, если бы не щедрость его соседей из нильской долины. Но всё же они были пристрастны, как все соседи, и полагаться только на их суждения нельзя; надо всё увидеть самому.
— Магистр просил сделать два запроса, — напомнил мне Сенеб. Казалось, голос его исторгнут из посмертной маски казначея Нехси. Чувство юмора? Или случайность? Воистину мой хранитель бьона тоже полон загадок!
— Слушаю, — вымолвил я и подмигнул казначею.
— Ответ на первый запрос: нет официальных данных о применении ловушки Григса. Ответ на второй запрос: теоретически ПТ-скачок двух взаимосвязанных психоматриц возможен, если одну из них рассматривать как дополнительный блок ментальных инструментов. Но в этом случае…
— Да?
— Вторая психоматрица не должна себя проявлять, чтобы не возникло раздвоение сознания. — Помолчав, Сенеб жалобно добавил: — Надеюсь, магистр не собирается участвовать в таком опасном эксперименте?
— Посмотрим. Для начала свяжи меня с Павлом.
Он оказался в своей комнате — видимо, туристский маршрут по Тенету был завершен. Мы приветствовали друг друга, затем я сказал:
— Кажется, вы собирались пропутешествовать со мной к ливийцам? Я обдумал такую возможность. Если вы согласны на роль ментального багажа…
— Согласен, — быстро произнес он.
— Сначала дослушайте. Это значит, что вы не получите тела, что нам обоим придется разместиться в мозге одного носителя. Контроль за всеми функциями организма будет, естественно, за мной. Вы сможете видеть моими глазами, слышать моими ушами — ну и так далее. Никакой активности и никаких вопросов, иначе есть риск, что мы оба станем шизофрениками. Временно, разумеется, но ничего приятного я в том не вижу.
— Кто не рискует, не пьет пива, — буркнул Павел. — Повторяю, я согласен. И если уж нам придется делить одну черепушку, не перейти ли на «ты»?
Предложение было разумным. Я уже вознамерился обсудить кое-какие детали нашего совместного проживания, как Сенеб сказал:
— Вызов, магистр. От Принца, нейрофизика из Койна Супериоров. Поставить его на очередь?
— Нет, соединяй!
Трудно сказать, что мною двигало. Боюсь, не слишком благородные мотивы; кажется, подсознательно я хотел уязвить Принца, напомнив ему о случае на карнавале. О том, что мой невероятный приятель, криптолог-психолог и инженер человеческих душ, никуда не делся, а пребывает на связи со мной и даже находится на небольшом расстоянии — от моего бьона до Пятиградья можно было добраться минут за двадцать без всяких Туманных Окон.
Фигура Павла, закрывавшая папирусные свитки и часть стены с древним оружием, сжалась, потеснилась, и рядом с ней появился Принц — как при прошлых наших встречах, с обручем на голове. К моему изумлению, его реакция была нормальной, если не сказать больше: мне он всего лишь кивнул, а при виде криптолога расплылся в любезной улыбке.
— Беседуете с вашим другом? Очень кстати! Я тоже хотел его видеть.
— Если не ошибаюсь, вы желали поговорить со мной наедине?
— Отнюдь! Бывает, что наши желания диктуются обстоятельствами, а они переменчивы. Рад видеть вас, Павел. — Он улыбнулся снова.
— А я уж как рад! — Ответная улыбка Павла казалась слегка кисловатой.
— Я в своем бьоне, — сообщил Принц, отодвигаясь, чтобы мы могли увидеть просторный зал, увешанный картинами. — Мое маленькое собрание, — он кивнул на стены, потом, приблизив одно из небольших полотен, пейзаж в великолепной нефритово-зеленой гамме, с гордостью добавил: — Великий Сиддо, подлинник, жемчужина коллекции… Но оставим эти любезные сердцу художества и обратимся к делам насущным. Не хотите ли посетить мою лабораторию? Оба?
Слишком Принц сегодня вежливый, мелькнула мысль. Что-то он про Павла выведал, что-то важное, такое, о чем неизвестно мне. Ну, посмотрим, посмотрим… Вдруг проговорится!
Я велел Сенебу настроить Окна должным образом, и через три минуты мы с Павлом очутились в зале, который больше походил на широкий и длинный коридор с высоким сводчатым потолком. Портал, из которого мы вынырнули, светился рядом с большим проемом, сквозь который открывалось эллиптическое пространство с мерцающим куполом и были видны дома, что поднимались террасами от зеленеющего внизу парка. Эта часть жилища Принца находилась в каком-то космическом поселении, может быть, у Земли или Венеры, а может, в созвездии Кассиопеи или Весов.
Коридор шел от внешней террасы, засаженной невысокими сине-зелеными марионами, в глубь орбитального комплекса. Сверху струился мягкий приглушенный свет, позволявший лучше рассмотреть встроенные в стены полотна, частью голографические, частью реальные, писанные красками — копии и несколько подлинников, залитых в прозрачный оксинит. Здесь висели исключительно пейзажи, и, судя по их содержанию, у Принца была страсть к горным хребтам, покрытым снегами вершинам, скалам, ледникам и бурным водопадам. Обозревая все эти сокровища, Павел вертел головой, и, заметив его любопытство, Принц начал пояснять тоном гостеприимного хозяина:
— Пик Император на Ронтагире, речка в ущелье Татта, Альгейстен, знаменитые гейзеры Ниагинги, хребет Трех Лун на Сальвадоре, а это — подлинник Сиддо! — альпийские луга на континенте Элизиум, Тоуэк. Я коллекционирую живопись с видами гор, на которые забрался — сам, без всяких технических средств, с мешком и посохом. Таких на сегодняшний день, — он окинул взглядом коридор, — сто сорок три, и места здесь хватит еще на сотню.
— Увлекаетесь альпинизмом? — спросил Павел, любуясь изображением снежного обвала, свергавшегося в пропасть словно серебряный водопад.
— Скорее горным туризмом. — Принц уже вел нас в дальний конец своей галереи, где всю торцевую стену занимало большое Туманное Окно. Обычно порталы монохроматичны или, по желанию владельца, отсвечивают переливами красок, но здесь был особенный вид, созвучный живописной коллекции: белесое бессолнечное небо, серовато-белая равнина, плоская скалистая возвышенность и на ней — серое, в тон окружающего пейзажа, здание, расплывшееся по выровненному и сглаженному камню подобно гигантской амебе с десятком щупалец. Я узнал дом-биот, предназначенный для поселений на недавно освоенных мирах, почти что живую конструкцию, что создавала внутри своей плоти любые помещения и интерьеры и
