даже пищу и питье.
Такой дом мог стоять на суше, прилепиться в горах, на леднике или плавать в океане; его выращивали из споры величиной с кулак, а при нужде снова переводили в состояние эмбриона. Удобная вещь, но мне такое жилище не нравилось: казалось, что ты не входишь в дом, а он транспортирует в себя хозяина, как бы проглатывая его в необъятное чрево.
— Моя лаборатория на Ягеле, — вымолвил Принц. — Прошу!
Мы шагнули в Окно и очутились в белесоватом, тянувшемся до горизонта пространстве. Портал располагался снаружи, у края скалы, в самом конце одного из вытянутых щупалец, и отсюда я видел, что равнина покрыта не снегом, не песком, а невысокими, метр с небольшим, растениями. Они переплетались так густо, что ни стеблей, ни веток не рассмотреть, только светло-серые соцветия, пушистые шарики, обрамленные то ли узкими листьями, то ли жгутами. Лишайник?.. Огромный мох?.. — мелькнула мысль, когда я вспомнил название планеты.
Принц кивнул, словно соглашаясь со мной.
— Ягель, но не простой. Не совсем животное, но уже не растение. — Он вытянул руку, и жгутики, стремительно распрямившись, тотчас обхватили ладонь. — Фауна флорального типа, как на Тоуэке, но не такая дружелюбная. Пытается высосать немного крови.
— Знаю я об этой планетке, — проворчал Павел. — Ни океанов, ни рек, ни гор, только хищные мхи да черви в почве. Мох жрет червей, черви — мох… Не слишком приятное место вы выбрали, Принц!
— Зато уединенное, — ответил наш хозяин, отряхивая руку, — и вполне безопасное. Скала искусственная, базальт, выдавленный из магматических слоев, и тут им не укорениться. Опять же масса органики для питания биота… — Он пошевелил пальцами в мелких алых точках, наблюдая, как закрываются ранки. — Ну, войдем? Открой проход в оранжерею, Бракенберри!
Стена раздалась и с чмоканьем сомкнулась за нами. Внутри был лес лиан с большими огненно- красными цветами; их стебли оплетали прозрачные подпорки, листья с алыми прожилками колыхались в слабом токе воздуха и тихо шелестели в такт звону водяных струй нескольких фонтанчиков. Мы шли меж колонн и фонтанов по мозаичной дорожке.
— Приветствую гостей, — произнес конструкт сочным басом, напомнившим мне голос Доминика. — Сенчери, пандру, ффай, керго?
Видимо, это были любимые напитки хозяина, продукция далеких миров для людей с изысканным вкусом. Я сделал жест отрицания:
— Благодарю, ничего не надо.
— Вам, Павел? — Принц повернулся к моему приятелю. — Не желаете пандры? Гораздо приятнее кофе и…
Клянусь теен и кажжа! Мне показалось, что он заискивает перед Павлом! Почти невероятное предположение для человека такого нрава!
Сталь, прочная, упругая… Но также гибкая, о чем не стоит забывать!
Оранжерея кончилась, и Бракенберри открыл перед нами проход в центральное помещение. Им оказался округлый зал с высоким куполом и шестью сферическими кабинами по периметру; в самом его центре светилась ледяным пламенем колонна псионного огня, к которой были проложены от кабин утопленные в пол цилиндры сенсоропроводов. С этой машинерией кто-то работал — псионное поле стремительно меняло конфигурацию, и над тремя кабинками горели алые предупреждающие огни.
Павел внезапно замер, уставился на колонну и с изумленным видом пробормотал:
— Черт побери! Это что еще такое? Машина времени?
— Это стандартный ментальный модулятор, — пояснил я. — Вспомни, что наш хозяин — специалист по резонансной нейрофизике. Такой аппарат ему совершенно необходим.
— Резонансная нейрофизика? Что за дьявольщина, крысиный корм?
— Нейрофизика — наука, оперирующая как с материальными, так и с полевыми носителями информации, в том числе — с психоматрицами и ментальными инструментами, — с непроницаемым лицом, но с прежней любезностью пояснил Принц. — Мозг живого существа, псионное поле или искусственный компьютерный интеллект — словом, любая структура, способная генерировать ментальные импульсы, — вот предмет ее изучения. В этих кабинах сидят мои ассистенты, и сейчас…
Он подталкивал нас к креслам, но Павел уперся:
— Резонанс! При чем тут резонанс?
— Резонанс — это…
— Избавьте от школьных определений! Я не только криптопсихолог, у меня степень по физике! — рявкнул мой приятель.
Принц был само терпение, но, кажется, дар популяризатора не относился к числу его достоинств.
— Резонансная нейрофизика занимается процессами переноса высокоорганизованной ментальной информации… — начал он.
— Например, мыслей и психоматриц, — подсказал я, и Павел, с довольным видом буркнув: «Телепатия!» — плюхнулся в подплывшее кресло. Потом он спросил:
— А кто там в кабинках? Чем они занимаются?
— Там помощники Принца. Эти кабины — нейроприемники, связанные с инфонетной средой, и в то же время эмиттеры, передающие информацию в модулятор. Специалист создает ментальную структуру, модулятор принимает ее и фиксирует в виде стационарного мыслепакета. Это может быть произведение искусства, разум робота или ментальный инструмент.
— Какой? — Павел выудил из воздуха кружку с чем-то дымящимся и пахучим, видимо с пандрой, и сделал глоток. — Хм-м… Недурственно!
— Например, ловушка Григса, — сказал я. — Вы ведь интересовались этим модулем, Принц?
— Интересовался опытом применения старого модуля, — подчеркнул он и, многозначительно усмехнувшись, добавил: — Однако есть новый, нашей оригинальной разработки. Доминик!
Алые огни над одной из сфер погасли, и ее половина, обращенная к нам, растворилась в воздухе. Доминик выскользнул из невидимых объятий гравикомпенсатора и, не снимая интерфейсный обруч, подошел к нам и отвесил два коротких поклона.
— Долгожданные гости! — Его голос в самом деле можно было перепутать с голосом конструкта Бракенберри. — Давешний психолог-чудодей и сам Ливиец! Вижу, мы не опоздали с этим разговором. Когда собираетесь в очередное погружение?
Принц слегка поморщился:
— Не торопись, Доминик. У наших гостей — точнее, у одного из них — наверняка имеются вопросы. Так? — Он уставился прямо на меня.
— Так, — подтвердил я. — Кажется, сегодня вы не намерены говорить загадками, а потому начнем с одной из них — с той, что была загадана при нашей первой встрече. Вы сказали, что я — человек, оказавшийся в нужном месте в нужное время. И что это значит?
— Мы нуждаемся в испытателе, Ливиец. — Кажется, он впервые так меня назвал, и это, очевидно, было знаком доверия. — Я расспрашивал вас о том, была ли когда-нибудь задействована ловушка Григса, и вы ответили, что данных об этом нет. То ли действительно ее никто не использовал, не желая этого или боясь, то ли инцидент остался в тайне… Нас такое не устраивает. Как всякие исследователи, мы хотим проверить свою разработку. Она практически завершена, и это значит, что нужное время наступило. И есть нужный человек — вы! — Сделав изящный пируэт рукой, он закончил: — Вам ясна моя логика?
— Не совсем. Желание проверить свой инструмент мне понятно, но при чем тут я, Гинах, наши исходные записи и мои ливийцы?
Теперь он глядел на меня словно на ребенка, не прошедшего второй мутации.
— Кто может проверить модуль аварийной транспортировки, кроме психоисторика? Кроме специалиста, который путешествует в прошлое? — Пауза. — Но случайный человек мне не подходит. Испытатель должен отвечать неким требованиям, и, чтобы определиться с этим, я хотел бы вступить в контакт и выяснить его… э-э…
— Подноготную, — вставил Павел, выпустив из пальцев пустую кружку и наблюдая, как она тает в воздухе. — Примерно то же, чем занимаюсь я сам.
