возложить на роботов и конструктов эту задачу, непосильную для искусственного разума — тем более что, появившись в нашем обществе, люди времен Большой Ошибки испытали бы сильнейший стресс. Такой же, какой грозил бы нам, если мы вдруг превратились в двухсантиметровых человечков, запертых в подземельях, где нет ни солнца, ни звезд, ни рек и морей, ни лесов и лугов.
В общем, идея была никчемная, но я, похоже, ошибался, подозревая супериоров в этакой глупости. Айк, видя, что мы безмолвствуем, дождался кивка Брейна и с победной улыбкой промолвил:
— Без сомнений, следующим шагом явился бы канал в прошлое, постоянная и управляемая линия связи, которую можно было бы ориентировать на любую эпоху, на любое место и любого носителя, снабженного ловушкой Принца. Преимущества очевидны, не так ли? Во-первых…
— Во-первых, отпала бы нужда в наблюдателях или полевых агентах. — Принц перехватил инициативу у коллеги, и я тотчас уловил мрачную мысль Павла: «Как по нотам разыгрывают, гниды компостные!» Тем временем Принц, метнув убийственный взгляд в сторону Гинаха, продолжил: — Труд наблюдателя не способствует нормализации психики — да и чего ожидать от человека ведущего двойное существование? Десятки смертей, акты жестокости, пороки, присущие древним временам, и даже… хм-м… убийства. Допустимо ли это? Достойно ли нашей эпохи?
Он очень точно описал негативную сторону наших занятий, но, кажется, это не было воспринято как оскорбление. Я, во всяком случае, не испытал обиды; правда есть правда.
— Во-вторых, хотя нужда в агентах отпадает, вы получаете вместо каждого из них сотни, даже тысячи свидетелей событий — тех очевидцев, в которых внедрены ловушки. В-третьих, наблюдатель, собственно, не исчезает, только теперь он не погружается в прошлое, а остается в нашей реальности, принимая и обрабатывая массив поступающих данных. Для облегчения этой процедуры и первичной селекции фактов можно подключить компьютеры, но, разумеется, лишь компетентный специалист, составляя портрет эпохи, в силах оценить и отобрать необходимое. Таким образом ваш персонал, с одной стороны, не остается без дела, а с другой — расширяет свои возможности…
«Если он прав, конец твоим авантюрам и приключениям, — мрачно прокомментировал Павел. — Сядешь в кресло и будешь это самое… оценивать и отбирать. Составлять портрет эпохи, сидя на собственной заднице». Видимо, эта мысль бродила не только в голове криптолога-психолога. Егор угрюмо насупился, Витольд хмыкнул, а Тенгиз без церемоний заявил:
— Не нравится мне эта идея. Где гарантия, что мы получим то, что нужно? Наблюдатель в прошлом сам выбирает события, ибо он мобилен и может двигаться к тем историческим эпизодам, которые его интересуют.
— Он их проживает, чем создается ощущение сопричастности, — добавила Линда. — А это, быть может, самое ценное!
— Переход от активных наблюдений к пассивным, — ледяным тоном подвел итог Аль-Хани. Его бледные щеки слегка порозовели. Но Давид, кажется, заинтересовался.
— Не торопитесь, коллеги! Активный поиск никто не отменял, а совмещение двух методов может дать отличные результаты. Что мы и видим на примере последней экспедиции Ливийца: за восемнадцать месяцев мниможизни — весьма полный обзор территорий в два с четвертью миллиона километров на протяжении двух тысяч лет! В обычном режиме такая работа заняла бы годы и годы!
— А куда нам торопиться? — с меланхолическим видом заявила Линда. — Жизнь, познание и любовь, в отличие от древней истории, не имеют конца.
Егор с ухмылкой захлопал в ладоши, Георгий пробормотал: «Умница ты наша!», а Павел захохотал. На мгновение лицо Принца исказилось, гнев сверкнул в зеленых ливийских глазах, но стоило Брейну кашлянуть, как его черты разгладились. Брейн, не сказавший еще ни слова, вел себя словно дирижер отлично сыгранного оркестра. Видимо, кроме занятий танатологией, он неплохо изучил человеческий нрав.
— Ваш координатор выразился точно, — тихо, с расстановкой произнес Принц. — Активный поиск не отменяется, а комбинация обоих методов может дать неплохие результаты. Вы сами решите, как и для чего использовать новый модуль. Мы, — он обвел взглядом своих соратников, — просим лишь об одном: попытайтесь! Предоставьте для этого эксперимента свою аппаратуру, ваш хроноскаф, и посмотрим, что получится. Дополнительное оборудование для канала связи — мы называем его пробоем в прошлое — будет смонтировано на вашей базе в течение двух суток. Что скажете?
Такой вариант не вызвал особых возражений даже у Гинаха. Мои коллеги, начиная от хладнокровного Аль-Хани и кончая юной краснеющей Мэй, поднимались один за другим и выражали свое согласие. Во время этой академической процедуры Саймон, о чем-то пошептавшись с Декстером, наклонился ко мне:
— Зачем мы тут, Андрей? Нас-то для чего позвали? Ваши проекты с супериорами ксенологов как будто не касаются… Или я не прав?
Я пожал плечами и хотел сказать, что сам не в курсе, но тут раздался громкий голос Павла.
— Мне не нравится слово «пробой», — громко заявил он. — Очень неприятный термин! И если он выражает суть эксперимента, то я бы советовал поостеречься. Сегодня пробой, завтра — щель, а послезавтра — дыра, в которую провалится реальность… Игры со временем опасны! Это я вам по личному опыту говорю.
По какому еще личному опыту? — подумал я и негромко спросил у сидевшего рядом Саймона:
— Что это с ним? Какие еще щели и дыры? Это ведь невозможно теоретически!
— Случается, что его заносит, — ответил мой друг. — Конечно, о времени он знает побольше нас с тобой, но не в нем проблема, не в дырах и не в предложении супериоров. Принц ему несимпатичен. А Павел — существо пристрастное.
Он так и сказал — не человек, а существо, будто подчеркивая таинственное происхождение нашего знакомца. Я невольно вздрогнул. Одно дело подозревать, и совсем другое — увериться в своих подозрениях, когда их подтверждает близкий из твоей вары. Не в силах сдержать любопытства, я прошептал на ухо Саймону:
— От кого он отпочковался, от Асура или от Красной Лилии? И вообще, возможно ли такое?
— Есть в этом мире вещи, что и не снились нашим мудрецам, — с неопределенной улыбкой заметил Саймон. — Хочешь знать наверняка? Отправляйся со мной в Воронку, и там всё выяснишь.
Спор между тем всё разгорался: Павел давил на эмоции, Принц терпеливо возражал. В воздухе поплыли многоэтажные уравнения Ву-Аль-Джа, затем появилась их графическая интерпретация, четырехмерная поверхность, где измерение времени было обозначено оттенками красного цвета, а канал из настоящего в прошлое — синей изогнутой кривой. Насколько я понял, Принц, варьируя граничные параметры базовых формул, пытался объяснить, что пробой ни при каких условиях не станет расширяться и будет всегда явлением подконтрольным и полностью управляемым. Эта попытка не имела успеха — то ли у Павла было напряженно с математикой, то ли он просто не желал убеждаться и признавать очевидное. Остальные, если не считать бесстрастного Аль-Хани, следили за дискуссией с разной степенью интереса: Давид с Вацлавом снисходительно улыбались, Егор подбадривал Павла, хлопая по колену, Фархад пробовал что-то изобразить на пальцах, Линда сидела, сжав губы, будто ее разбирал смех, а Декстер откровенно развлекался, сопровождая каждую фразу спорщиков хмыканьем и гмыканьем.
Первым не выдержал рыжий астабец Айк, поднял взгляд к потолку и заявил:
— Я не против комедии, если она не затягивается надолго. О чем мы, в сущности, спорим? Койн Реконструкции не против, и этого достаточно. Ваш уважаемый оппонент, — он посмотрел на Принца, — не слишком осведомлен в теории ПТ-перехода и не относится к психоисторикам. Так стоит ли терять время?
— Стоит, — вдруг раздался голос Брейна. — Есть обстоятельства, в силу которых мнение именно этого оппонента является решающим. Особенно если мы вынесем свой проект на обсуждение общественности.
Это было действительно так — мнение Носфератог уважают. Их советы и решения, как сказали бы в прошлом, Глас Божий, и только глупец к нему не прислушается. Но о каком проекте шла речь? Зачем его обсуждать всенародно? Ведь мы уже приняли решение!
Я этого не понял, и Павел, кажется, тоже.
— О чем вы говорите? — спросил он, подозрительно прищурившись и не обращая внимания на шум,
