Богиня Песков, у ядугар тоже почитались, что было неудивительным: рядом – знойная пустыня, а в небе – два палящих солнца, два глаза божества.
Над капищем поднимался дымок – должно быть, жрецы готовили трапезу или приносили жертву. У подножий идолов тракт раздваивался: короткая дорога шла на север, к горам, более длинная, ведущая к югу, петляла между рощами сеннши и изрезанным берегом, огибая многочисленные фиорды. Около них и лежали поселения местного народа. Городов, крепостей и замков у ядугар не имелось, каждый вождь жил в усадьбе вместе со своей дружиной, рабами и женщинами, развлекался грабежом, жрал и пьянствовал, а в промежутках ловил рыбу и морского зверя.
Инанту повернул на юг, пролетел над тремя извилистыми фиордами и, добравшись до четвертого, завис в воздухе. Внизу виднелось поселение: четыре больших дома из вертикально вкопанных неошкуренных стволов, между ними – очаг и утоптанная площадка с колодцем, за домами – сараи и мусорные кучи, в которых копалось стадо свиней. Дома поставили квадратом метрах в тридцати от берега; там, на больших валунах, были настланы бревна, и у этих мостков покачивались лодки и два корабля со сложенными мачтами. С обеих сторон причала стояли идолы – на сей раз не каменные, а грубо вырезанные из дерева.
Судя по описанию Юэн Чина и карте, хранившейся в памяти флаера, это была обитель паваши Сесса. Усадьба, однако, казалась почти безлюдной: два раба приглядывали за свиньями, несколько женщин возились у очагов, а на мостках, у кораблей, дежурил страж. Кроме длинного крюка с заточенным концом у него имелся большой горшок, откуда он прихлебывал бурую жидкость.
Выбрав скрытное место в ближайшей роще, Инанту приземлился, вытащил мешок с подарками и мех с водой, отправил флаер в небо и зашагал к мосткам. Тишина и отсутствие жителей настораживали; он слышал только визг свиней да шелест волн, лизавших камни. «Если корабли у причала, – думал Инанту, – значит, Сесс не отправился в набег и рыбу тоже не ловит, но если бы даже ярл был в море, здесь остались бы невольники и женщины, не один десяток человек. Где же люди? Уведены врагами? Не похоже! Враги бы разорили дома, забрали корабли и все припасы, оставили кучи трупов, а в усадьбе – полное спокойствие… Не похоже на внезапную атаку!» Конечно, Сесс мог совершать какой-то обряд в присутствии всех домочадцев, но идолы торчали у мостков, и никаких других изваяний либо алтарей Инанту не заметил. Решив наконец, что разберется на месте, он ускорил шаги и через несколько минут добрался до причала.
– Ха, туфан! – воскликнул страж, оторвавшись от питья. Как все люди морского народа, он был низкорослым, но мускулистым и широким в плечах; вокруг его пояса колыхалась юбка из рыбьей кожи с нашитыми на нее медными бляшками, и такой же нагрудник защищал верхнюю часть торса и живот. Воин потянулся за крюком, взмахнул им, целясь Инанту в шею, но не попал. Должно быть, это усилие было чрезмерным – не удержавшись на ногах, страж рухнул на бревенчатый настил.
Инанту отобрал у него крюк, толстое древко из ветви таша с приделанным к нему остроконечным бронзовым серпом. Отбросив оружие подальше, он поднял воина и прислонил к деревянному идолу. Эта статуя была не очень искусной, но в качестве опоры вполне годилась.
– Т-туфан, – повторил часовой и отхлебнул из горшка для подкрепления сил. – Чего прринес, т- туфан? Чего у т-тебя в котомке?
Пьяный, догадался Инанту. И выпил немало – горшок величиной с ведро был пуст наполовину. От него тянуло неприятным запахом – ядугар гнали пиво из морских водорослей.
– Я пришел к паваши Сессу, – сказал он. – Тревожные вести из страны…
Икнув, воин обхватил левой рукой идола, а правой плеснул пива в жуткую деревянную рожу.
– В-выпей, пррародитель… А ты, т-туфан, заткнись и выверрни котомку. Легче б-будет обрратно топать.
– Здесь подарки для паваши Сесса, – с достоинством произнес Инанту. – Ткань из Саенси, два браслета, нож и гребень для расчесывания волос. Их посылает твоему владыке…
Страж снова прервал его.
– К-какому владыке? М-мы – ссвободный нар-род! М-мы…
Решив, что слова бесполезны, Инанту врезал стражу в челюсть. Тот поворочал головой, бросил взгляд на пришельца, потом – на крюк, но, вероятно, убедился, что туфан – не из слабых, а до оружия не добраться. Глаза его приняли осмысленное выражение. Продолжая цепляться за идола, он попытался выпрямиться и пробормотал:
– Т-ты чего, т-туфан? Сесс тебе н-нужен? Ну, так иди к Сессу!
– Где он?
– П-по дорроге иди, к п-поляне. Большая такая п-поляна… Т-там Сесс и ост… ост… остальные. А я – здессь! Я занят. В-видишь, пиво еще н-не кончилось!
Воин с натугой поднял горшок, но Инанту потянул емкость к себе.
– Что Сесс делает на поляне? Отвечай, трахнутый Баахой!
– Т-тоже пьет. Потом дрраться б-будет.
– С кем?
– С п-паваши Дахом. В г-гостях у нас этот Дах… п-поспорил с Сессом… ежели расспить г-горршок, кто кого уложит… Все хотят п-посмотреть. П-поляна большая, м-места для дрраки много…
Молча повернувшись, Инанту зашагал к дороге. В спину ему полетел крюк, но рука у бросавшего была нетвердой, и острие воткнулось в землю. Пробормотав проклятие, Инанту пустился бегом, оставив позади причал и усадьбу. Слева от дороги – большая редкость для этого мира! – тянулся лес, справа скалы и огромные валуны перемежались с галечными пляжами, а дальше сияла под лучами светил морская поверхность. Было жарко, под пятьдесят по Цельсию, и медицинский имплант, спасая Инанту от перегрева, ввел в кровь нужные снадобья. Он убавил шаг, вытер испарину со лба и принялся вспоминать, что Юэн Чин говорил о ближних соседях паваши Сесса. Вроде усадьба этого Даха стояла к югу от Сессовой, и вроде отличался Дах большой драчливостью… скандалист и выпивоха, но боец отменный… как бы не отхватил Сессу буйную голову…
Поляна открылась через полчаса быстрой ходьбы. Очевидно, ее не раз использовали для пикников и ристалищ – трава была вытоптана, на опушке леса торчали пеньки, а у самого тракта темнело выжженное пятно, след огромного кострища. Народ на поляне – сотни три, не считая детей, – стоял кольцом, так что Инанту мог разглядеть только загривки и спины. У воинов Сесса и Даха спины были крепкими и мускулистыми, да и у женщин из усадьбы тоже выглядели основательно, а вот рабы с Шамбары, Вритры и Намучи таким сложением похвастать не могли. В другое время Инанту уделил бы им особое внимание, так как аборигены с малых континентов, не считая хеш, жителей Намучи, были на восточном побережье редкостью, но сейчас он спешил – возможно, в это мгновение Сесса кромсали крюком на части. Рев и выкрики, что поднимались над толпой, подхлестнули его – похоже, схватка была в самом разгаре.
Он направился туда, где сгрудились невольники, и начал пробираться к середине круга, расталкивая темнокожих обитателей Шамбары, тощих хеш с выпирающими хребтами и ребрами, хилых туземцев с Вритры и каких-то зубастых монстров – не иначе как дикарей из Южной пустыни. Действовал он энергично, но огрызаться рабы боялись – или скорее были увлечены захватывающим зрелищем. В центре плотного кольца из человеческих тел звенели бронзовые крючья, слышалось тяжелое дыхание и шарканье ног, стучали, сталкиваясь, древки, и временами раздавался яростный рык, будто пара зверей сцепилась в смертельной драке.
Вскоре Инанту добрался до первых рядов. Перед ним, посреди пустого пространства, размахивая крючьями, бились два крепыша, похожих как братья-близнецы. Оба примерно одного возраста и одинаково мощного сложения, оба в коротких юбках с медными бляхами, с гривами нечесанных волос, босоногие, потные и окровавленные. Но, пожалуй, их сходство было мнимым – лишь маска свирепости делала одного бойца зеркальным отражением другого, но в первый момент Инанту не смог их различить. Потом заметил пояс из бронзовых пластин, туфанское изделие и, несомненно, дар Юэн Чина; значит, владелец пояса был Сессом, а его противник – Дахом.
Спустя еще минуту до него дошло, что битва – и не битва вовсе, а так, пародия. Видимо, Сесс и Дах одолели не один горшок хмельного пойла, и были те горшки немалыми! Бойцы ревели жутко, но удары большей частью сыпались в пустоту и, кроме случайных порезов, иного ущерба ни тот, ни другой противнику не нанес. Правда, эти царапины и ссадины сильно кровоточили, но поединщиков это не
