— Пусть, — согласился Оммиттаха. Потом отхватил крепкими зубами кусок дигги, прожевал, запил из кружки и уставился на Тревельяна, озирая его от сандалий до торчавшего над ушами колтуна. — Ты не похож на Ирри, хишиаггин. Где Ирри?
— Я Кахх, его ученик. Ирри послал меня сюда, услышав, что одно из твоих селений скоро лишится сладкой воды.
— Почему он не пришел сам?
— Охотился в горах, и Четыре Лапы прыгнул на него из-за камней. Теперь Ирри лечит раненую ногу.
Сунув диггу одному из приближенных, барон распахнул куртку, почесал короткими толстыми пальцами живот и с сомнением заметил:
— Выходит, Кахх, ты ученик… Не знаю, будет ли вода, которую ты найдешь, благословенной.
— Будет, — успокоил его Тревельян. — Ирри хорошо обучил меня, великий кьолл. И Бог Воды милостив ко мне.
— Лучше бы дождаться Ирри, — пробурчал Оммиттаха, явно собираясь сбить цену. — Мои люди верят, что на него помочился сам Таррахиши. Ирри всегда находил нам сладкую воду.
— Я тоже найду. Я же сказал, что Таррахиши милостив ко мне. Он помочился на меня дважды.
Барон отхлебнул из жбана.
— Так все хишиаггины говорят. Послушать вас, вонючих потомков хффа, так у Таррахиши уже и мочи не осталось, всю на вас излил… — Он принюхался к кружке, но пить не стал и внезапно рявкнул: — Три водных браслета! Тонких, золотых! Согласен?
— Нет, великий кьолл. Два широких, как платили Ирри.
Серебряные и золотые браслеты сами по себе ничего не стоили, так как на Пекле универсальной валютой была вода. Тонкий золотой браслет из кованой проволоки соответствовал бочонку сладкой воды примерно в тридцать литров, а восемь тонких браслетов равнялись одному широкому. Серебряными браслетами измеряли горькую воду, ту, что текла в горных ручьях и предназначалась, в основном, для полива. Соотношение между горькой и сладкой водой зависело от конъюнктуры, от наполнения потоков и скважин в том или ином Очаге, от времени года и спекуляций торговцев. Местное общество было примитивным, но о ростовшиках-банкирах, называвшихся тольтарра, тут уже знали — правда, в их банках хранились не монеты, а питьевая вода.
— Два широких… — задумчиво молвил Оммиттаха и приложился к кружке. — Ученику нужно быть скромнее, Кахх. Пять тонких.
— Но я ученик самого Ирри! — Тревельян гордо задрал голову. — Один широкий и три тонких. Только из уважения к тебе, великий кьолл.
Барон молча приспустил штаны и показал, как он ценит уважение хишиаггина. Член у него был чудовищный, не меньше, чем у земного жеребца. Воины с сарассами и шестами одобрительно заржали.
— Ты мерзок, как те ублюдки, что бегают в пустыне, — сказал Оммиттаха, швырнув на землю пустой жбан. — Ты разгневал меня, хишиаггин! Возможно, я не позволю тебе искать воду в моем Очаге. Возможно, я прикажу закопать тебя в землю или бросить связанным в песок. Солнечные боги Уанн и Ауккат выпьют твою кровь, а мясо достанется змеям.
— Тогда люди в твоем Очаге начнут умирать, а женщины будут приносить уродов, — заметил Ивар. Как и предупреждали Такеши с Гурченко, Оммиттаха оказался скуповатым.
— Умирать? — Барон поковырял в ухе. — Пусть дохнут! Придет другой хишиаггин, найдет воду, и бабы нарожают здоровых щенков. Это дело нехитрое!
— Никто из хишиаггинов не станет искать воду за четыре тонких браслета, — упрямо возразил Тревельян.
— Га! Дам один широкий.
— Широкий и два тонких, великий кьолл.
— Ты торгуешься, как презренный туфан! Широкий и тонкий!
Народ туфан обитал в приморских городах западного побережья. Эти прирожденные купцы действительно умели торговаться и были очень жадны. У таких песка в пустыне не выпросишь.
— Широкий и тонкий. — Тревельян снова опустился на колено и в знак согласия капнул на сапог барона йоды. — Да будет так! Таррахиши слышал нас!
Он мог продать свои услуги гораздо дешевле, но стажировку бы тогда не засчитали. Ему полагалось войти в образ служителя Бога Воды, ни один из которых не работал даром или за малую плату; в этом мире искусство хишиаггина ценилось высоко, и многие из них были так же богаты, как ростовщики- тольтарры.
Барон рыгнул и подтвердил свое согласие наклоном головы. Затем повернулся к своим приближенным:
— Вот Абби, мой тольтарра. Он проводит тебя, хишиаггин. Иди!
Тольтарра оказался мужчиной средних лет с бегающими глазками, одетым куда роскошнее Оммиттахи: башмаки, штаны и пояс из пестрой узорчатой кожи песчаного питона, алая рубаха с прорезями на рукавах, отороченных черным шнуром, золотые водные браслеты от запястья до локтя. Но, несмотря на это облачение, достойное вельможи, выглядел он жуликоватым.
Вслед за Абби Тревельян спустился с лестницы. 13 молчании они миновали деревушку, окруженную рощицами дигги и вонявшими навозом загонами для хффа. Деревня, три десятка плетеных хижин и колодец с дремавшим рядом стражником, была пустой; ее обитатели суетились среди корявых, стелющихся по земле насаждений, складывая кучами большие желтоватые плоды. Диггу затем сушили и растирали в муку, или мариновали в каменных бочках, или выжимали масло в давильном чане, а в свежем состоянии пекли, что позволяло избавиться от привкуса серы. В Кьолле дигга считалась важнейшим продуктом, почти таким же ценным, как сладкая вода.
Тревельян незаметно нажал один из камешков на своем браслете. Включился интравизор в планере, парившем белым облачком в знойных небесах; прибор сканировал земные недра в поисках грунтовых вод, невидимых рек и заполненных влагой каверн. Вода в подобных линзах часто находилась под давлением, и в этом случае попытки докопаться до нее могли закончиться трагедией: мощный поток, прорвав последнюю преграду, швырял землекопов вверх на пять, на десять или двадцать метров. Было желательно найти такой источник, который лежал бы неглубоко под поверхностью, являлся не слишком буйным, но обильным, дававшим воду на протяжении нескольких лет.
Когда деревня осталась позади, Ивар вытащил из-за пояса ветку и сказал:
— Во имя Таррахиши! Я готов просить его о милости. В каком селении иссякла вода?
— Не в этом, достойный хишиаггин. — Абби, зазвенев браслетами, махнул рукой в сторону колодца. — Здесь еще много сладкой воды, а кончилась она у тех бездельников, что живут на краю Очага. Там мой дом. Если найдешь воду, будешь моим гостем.
Тревельян презрительно скривился и потряс веткой сеннши.
— Если! Ты сомневаешься, что я могу это сделать?
— Какие сомнения, Кахх! — Тольтарра принялся кланяться и делать почтительные жесты. — Разве можно сомневаться в ученике Ирри, которого я отлично знаю! Правда, он никогда не говорил, что у него есть ученик. Времена нынче нелегкие, урожай дигги скуден, хффа отощали, воды повсюду мало, и по дорогам Кьолла бродит столько самозванцев…
— Времена всегда нелегкие, — молвил Тревельян. — Что же до самозванцев, то отличить их просто: они не прошли обучения, не взысканы Таррахиши и ничего не умеют. А я — настоящий мастер! Скоро ты увидишь, как я работаю!
Абби раззявил широченную пасть.
— Га! Увижу, если позволят.
Эта загадочная фраза повисла в воздухе. То ли ростовщик на что-то намекал, то ли познания Ивара в языке кьоллов оставляли желать лучшего. Язык он выучил под гипноизлучателем, и считалось, что он владеет местным наречием в совершенстве — но кто мог за это поручиться? Кроме слов, были другие способы общения — интонация, жесты, бессвязные восклицания, а также непонятная ухмылка, бродившая по лицу тольтарры. Похоже, он над чем-то веселился.
