Тревельян замотал головой, взметнув свои роскошные бакенбарды.
— Ты что, не понял? Я — рапсод! Разве ты не желаешь, чтобы я прославил твое имя? И имена твоих друзей? Кстати, как вас зовут?
— Меня — Куссах Четыре Пальца, — моряк с подвеской поднял руку, на которой не хватало мизинца. — Морда со шрамом — Боссин, а этот — Риммхиш. Кстати, на славу нам плевать. Мы парни скромные, трудяги-китобои. Что нам до славы? Да провались она сквозь Кольцо!
«Не похожи эти прощелыги на китобоев, — заметил командор. И посоветовал: — держи ухо востро, парень!»
Верно, не похожи, согласился Тревельян. Ножики острые, а физиономии самые бандитские... Вслух же он сказал:
— Могу я как-то смягчить ваши сердца и развязать языки?
— Можешь, — отозвался Четыре Пальца, явный заводила в этой компании. — Можешь, лохматая рожа! Вино тут еще не кончилось.
Тревельян вытащил из сумы кошель и, подзывал хозяина заведения, позвенел монетами. Глаза у Куссаха жадно блеснули, Боссин сглотнул слюну, а Риммхиш, взволновавшись, дернул себя за мочку.
— Выпивку для всех, — велел Тревельян, вкладывая в ладонь кабатчика серебро — Четыре кружки, да побольше! Потом принесешь еще столько же.
— Да, господин. Благодарю за щедрость, господин. Да снизойдет на тебя благословение Заступницы Таванна-Шихи!
Вино появилось в момент, и Куссах со своими приятелями тут же присосались к кружкам. Потом Четыре Пальца спросил:
— Ну, так какую историю ты хочешь услышать?
— Наверно, такую же длинную, как шерсть на его щеках, — с ухмылкой молвил Боссин.
— Да, шерсти много, — кивнул Риммхиш. — Хватит, чтобы сплести пару причальных канатов.
Не обращая внимания на эти подковырки, Тревельян сказал:
— Что-нибудь о дальних странствиях в океане. Очень дальних! О смерчах, бурях и неведомых землях, о мудром капитане, который вел корабль на восток, о смелых мореходах, что терпели голод и жажду, а также муки неизвестности, но, преодолев все, узрели невиданное и насладились плодами земли, где не ступала доселе нога человека. Вот об этом я хочу послушать!
— Красиво говоришь! — буркнул Куссах и передразнил: — Пц-пц-пц! Только что-то я не припомню такого плавания. Не припомню, чтоб меня на столб подвесили! А ты, Боссин? Ты, Риммхиш?
— Это зависит от числа кружек, — произнес верзила со шрамом, ковыряя в зубах ножом. — Если еще по одной опрокинуть, может, что и вспомнится. Тайное, о чем в кабаке не говорят.
«Морочат голову? — подумал Тревельян. Или в самом деле что-то знают? С виду явные пираты... У таких, быть может, есть что поведать...»
Он снова достал кошель ибрякнул его содержимым:
— Хозяин! Еще по кружке!
— Кружек не надо, пусть флягу большую тащит, — возразил Куссах. Мне тут хорошая мысль пришла: берем флягу и мотаем из этого нужника к себе на лоханку. Прав Боссин, прав, клянусь канатом! Не все тут можно говорить.
— А на корабле у нас Цилад, — добавил Боссин, переглянувшись с приятелем. — Цилад, старая мудрая рыба! Чего он только не знает! Тебе, лохматый, на сотню песен хватит. Будешь их петь, пока не окочуришься.
Кабатчик принес флягу размером с ведро, Риммхиш нежно прижал ее к груди, а Тревельян рассчитался. Затем они покинули заведение и, пошатываясь, углубились в лабиринт узких смрадных переулков, ведущих к причалам. Здесь царило безлюдье, только по кучам отбросов шмыгали крысы и охотившиеся за ними тарли — местные одичавшие псы, с усатыми и круглыми, как у кошек, мордами. Надвигалось время Ночи, и в небесах уже горел изумрудный диск Ближней звезды, добавляя сумраку зеленоватых красок. Дальняя звезда, не такая яркая, тоже взошла и мерцала над горизонтом подобно сапфиру, окруженному мелкими бриллиантами созвездия Шерр.
Вино было крепким, Тревельян изрядно выпил, но медицинский имплант уже трудился, очищая кровь от алкоголя. У Куссаха, Боссина и Риммхиша такого устройства не имелось, но его с успехом заменяли луженые желудки и привычка к местному пойлу. Они держались, на ногах вполне уверенно, и Риммхиш тащил тяжелую флягу без заметных усилий. Мореходы были много ниже Тревельяна — самый рослый, верзила Боссин, достигал плеча, — но, как все обитателя Архипелага, жилистыми и крепко сбитыми. Ветер трепал их белесые волосы, медная кожа в свете Ближней звезды приняла трупный опенок.
— Далеко еще? — спросил Тревельян.
— Не дальше волоса с твоей рожи, — усмехнулся Куссах. — Нам вот сюда... Пара шлагов, и будем на лоханке у Цилада.
Они свернули в узкую щель между двумя замшелыми амбарами, и тут Четыре Пальца многозначительно хмыкнул. Риммхиш, не выпуская фляги, сорвал с плеча Тревельяна мешок и быстрым шагом ринулся дальше, а Куссах и Боссин вытащили ножи. Тревельян увидел мелькнувшее перед глазами лезвие и тут же почувствовал, как чужая рука шарит у пояса, отыскивая кинжал.
— Так мы не договаривались, парни, — произнес он, стараясь не упустить из виду Риммхиша со своим мешком. Главной ценностью в его суме являлась лютня с устройством связи и голопроектором- пугалкой. В принципе, их можно было бы имплантировать, но Тревельян решил, что двух имплантов, врача и Советника, ему хватит. Его не зря считали одним из лучших наблюдателей ФРИК; в любом мире и в любой ситуации он умел защитить свое добро.
Но Куссах и Боссин об этом не знали.
— Стой, не дергайся, и будешь жив, — прорычал Четыре Пальца, поигрывая ножиком.
— Стой смирно, и я тебе песенку спою... пц-пц-пц...
— А я волосню на память отрежу, — молвил Боссин, хватая за левую бакенбарду. — Как у того купца... хо-хо!.. у купца с гзорской посудины... Помнишь, Куссах? Которого мы...
Договорить он не успел, ибо локоть Тревельяна врезался ему под ребра. Выронив нож и сложившись вдвое, Боссин рухнул на землю и засучил ногами, не в силах вздохнуть. «Дай стервецам по сусалам! — взревел под черепом командор. — Сверни носопыры набок! Ишь, развесили свои хоботы, гадюки паскудные!» Выполняя этот совет, Тревельян ударил Куссаха ребром ладони в переносицу и добавил коленом в промежность. Потом в несколько скачков нагнал Риммхиша, вырвал тяжелую флягу и опустил ему на затылок. Что-то треснуло, но все-таки не кость, а глина; фляга разлетелась осколками, а Риммхиш, лишившись чувств, ткнулся носом в кучу нечистот. Убедившись, что он дышит и что вина в его волосах гораздо больше, чем крови, Тревельян подобрал свой мешок и вернулся к Боссину и Куссаху. Оба валялись на грязной земле и пялились на него с нескрываемым ужасом.
Присев на корточки, Тревельян вытащил кинжал. Убивать он их не собирался, но клинок — веский довод в пользу честности.
— Пощади, страж справедливости! — выдавил Куссах, шмыгая разбитым носом. — Хрр... Пощади, во имя Троих! Мы не поверили, что ты из Братства!
— Никогда бы... — прохрипел Боссин, — никогда бы... руку... не подняли...
— Не поверили? — переспросил Тревельян. — А почему?
— Чтоб истинный рапсод заявился к «Синему киту»... хрр... не побрезговал... невиданное дело, клянусь китовьей задницей! У вас же есть свои Дома... И в этом вонючем Бенгоде тоже...
Надо учесть на будущее, решил Тревельян и поднес лезвие кинжала к глотке Куссаха.
— Дальнейшее будет зависеть от твоей откровенности, пац. С какого вы корабля?
— С «Пьяной волны», милостивый господин.
— Чем промышляете?
Четыре Пальца отвел взгляд:
— Так, ловим по мелочи... не китов, а купцов.
— Про земли на востоке что-то слышали? Ты, или этот ваш Цилад, или кто другой?
— Цилад с пьяных глаз, что хочешь в трюм нагрузит... Только нет на востоке земель, там Оправа
