магазина прокричали, чтобы больше не становились: полки пустели с рекордной скоростью, и на складе, как сказали, тоже всё кончается. «А подвоз когда будет?» – крикнул кто-то из конца очереди. На что последовал ответ: «Звонили, сказали, что сегодня ничего не привезут – что-то там на дороге». Очередь, однако, осталась стоять до последнего, Ре же решил не терять времени и двинулся дальше.
Мог бы и не ходить: в тех ещё двух магазинах, что находились на приемлемом для него расстоянии, картина была в одном примерно той же, что и в первом, другой же магазинчик, близ станции, и вовсе успел закрыться. Ре почувствовал, что начинает злиться, но небольшим усилием заставил себя успокоиться и решил, что раз уж он оказался тут, то самое разумное, что можно сейчас предпринять, – это сесть в электричку, доехать до Москвы, добраться всё-таки до издательства и заодно, как говорилось в его поколении, отовариться. На перроне он глянул на расписание; ждать приходилось где-то десять минут. Народу прибавлялось с каждой минутой: видно, не одному ему пришло в голову совершить закупки в столице. Десять минут прошло, потом и пятнадцать; поезда не было, ни на Москву, ни оттуда, который тоже должен был уже пройти. Наконец через громкоговоритель объявили, что поезда задерживаются потому, что нет тока, почему его нет и когда будет – пока неизвестно. Народ на перроне – главным образом, москвичи, кому надо было попасть в город, – зашумел очень неодобрительно, но понемногу люди стали расходиться: большая часть, видимо, по домам, отложив отъезд до утра, когда всё должно было уже прийти в порядок, это как бы само собой разумелось; меньшая же часть двинулась в сторону шоссе – ловить попутный транспорт. Ре только покачал головой и, как и большинство, направился домой, хотя интуиция нашептывала ему, что и к утру всё останется в том же состоянии, если только не станет хуже.
Нет, здесь и сейчас этот мир оказался непривлекательным для пребывания в нём; поэтому его следовало снова на некоторое время покинуть. То, что поезда не ходили, никакой роли не играло: нужный транспорт находился в нём самом. Или же, быть может, прибывал откуда-то – неизвестно, откуда, – и увозил туда, куда было нужно.
В кабинете всегда было темновато, и писал он при свете даже в разгар дня. Вот и сейчас – уселся за стол, немного посидел неподвижно, вводя себя в рабочее состояние. Потом включил лампу.
Вернее, хотел включить, но кнопка щёлкнула вхолостую. Недовольно хмыкнув, Ре встал, чтобы у двери включить верхний свет. Но и это не помогло. Выходит, не только на железной дороге не было тока.
– Чубарики-чубчики, – проворчал он. Опять какие-нибудь трансформаторы?
Он попробовал исправить настроение мыслью, что здесь это, во всяком случае, не более чем временное неудобство, а вот случись такое в Москве, останься она без энергии хотя бы на сутки-другие – вот это уже походило бы на катастрофу. Но Москва, разумеется, надолго остаться без энергии не могла: кто бы позволил такое? Однако в стык с предыдущей прошла сразу и другая мысль: «А кто, собственно, сможет не позволить? Эти? Да полно!..» Чтобы расшифровать содержание данного местоимения, понадобилась бы, пожалуй, целая тетрадь, но поскольку сейчас Ре безмолвно разговаривал лишь с самим собой, никакой расшифровки не понадобилось.
Но не менять же своих намерений из-за сопротивления окружающей среды! Всё же ещё миллиард лет остаётся до конца света, как сказано.
Ре усмехнулся тому, что его приверженность старине на этот раз позволила ему оказаться в более выгодном положении, чем случилось бы с любым из коллег, окажись коллега на его месте. Ре не признавал компьютеров, какими пользовались все, кажется, известные ему литераторы, то есть, «железо» у него имелось, но он им пользовался главным образом для пасьянсов, работал же по-старинке, на портативной «Эрике», но больше всего любил писать от руки, на бумаге, вот так – чёрным по белому.
Выручила его предусмотрительность (возрастная, скорее всего): в заначке оказались три свечи, и что бы там ни происходило с энергетическими сетями…
Но тут в дверь постучали – совершенно неожиданно. Что, пошёл уже уикэндовский гость? Не ко времени. Черти бы их взяли… Хотя – может быть, помогут поправить настроение?
Пришлось идти отворять.
Москва была уже – рукой подать, поезд отщёлкивал подмосковные платформы, и кое-кто в плацкартных вагонах, да и в купе тоже, наверняка начал уже поднимать сумки и чемоданы на полки, готовясь к выходу.
Но здесь, в двухместном купе СВ (второе место свободно), ничего подобного не происходило. У Гущева всего багажа было – кейс с бритвой, пижамой и, конечно, ноутбуком и плёночным файлом с немногими, зато весьма важными бумагами. Самое главное было уже продумано: доклад о результатах поездки. За несколько дней Гущев успел посетить три области, обстоятельно поговорить с губернаторами и теми людьми, что непосредственно занимались подготовкой предстоящего похода на Москву, – и убедился, что всё было в порядке, команду на выступление можно дать в любой миг, как только власть сочтёт, что настал самый выгодный момент. Собственно, трудно было и ожидать другого: губернаторы являлись людьми не случайными, но назначенными сверху в соответствии с законом. Результаты осенних выборов их не очень смутили: местные законодатели сохраняли верность вертикали власти (либералы острили – «виртуали власти», но об этом им ещё придётся пожалеть), и воля центра будет выполнена – заверили Гущева – как военный приказ: беспрекословно, точно и в срок.
Конечно, Гущев не мог отнести всё это за счёт только лишь его личных усилий. Губернаторы привычны были есть из рук и служить на задних лапках. Но, как известно, печальный гонец – виновник неудачи, а приносящий добрую весть становится как бы её соавтором и потому обязательно поощряется. Нет, не зря он, Гущев, приложил усилия, чтобы оказаться замеченным сверху. Сейчас он размышлял именно об этом. И уже внутренне разогревал себя, приводя в эмоциональное состояние, нужное для хорошего доклада.
Но тут, когда Москва совсем уже рядом была, поезд вдруг остановился – не у платформы даже и не под семафором, а просто в чистом, как говорится, поле, густо поросшем дачными домиками, домами, особняками и даже дворцами – хотя, конечно, не самыми главными: всё же элита селится не на Казанке.
Гущев ожидал, что через минуту тронутся. Через пять он начал злиться. Пошёл к проводнику. Рабочего времени оставалось час с небольшим, а он рассчитывал ещё сегодня войти в обстановку, чтобы с утра быть в полной боевой. Но у проводника спросил, оставаясь с виду спокойным:
– Что – у машиниста перерыв на ужин? Чего стоим-то?
И в ответ услышал:
– Тяги нет. Тока.
Опять вечный Чубайс с его хозяйством…
– И надолго это?
– Нам не докладывают, – сказал проводник. – Ужин не желаете заказать? Вагон уже закрыли, а сюда принесут.
Но об этом сейчас и думать не хотелось. Кусок бы в горло не пошёл: хотелось двигаться, действовать, как-то разрешить ситуацию.
– Платформа тут далеко?
– Отсюда? Минут пять, не более… если дадут ток.
– Пешком! Пешком, я имею в виду!
– Наверное, за полчаса дойдёте – человек вы молодой, кладь лёгкая…
Гущев поколебался ещё с минуту. Попросил:
– Откройте, пожалуйста, выход – хочу сориентироваться.
– Отчего же, пожалуйста.
Он выглянул из открытой двери. Темнело быстро. Несколько дач угадывалось не очень далеко. И все – тёмные. Ни одно окно не светится. Хотя нет… Вот в одном… в двух домах появился свет. Слабый, едва угадываемый. Никак не электрический. Свечи жгут – кто догадался запастись. Гущев стал вглядываться влево, по ходу поезда. Туда, где, в общем, следовало быть Москве. Погода была облачной, и сейчас уже, пожалуй, в той стороне можно было бы, всмотревшись, уловить всегдашнее зарево большого города, отражение от облаков великого множества светильников. Зарево и в самом деле было. Сразу отлегло от сердца.
Однако просто невозможно сидеть в вагоне и ждать, когда наконец дадут ток, когда Москва – вот она, и там надо оказаться как можно скорее, раз уж Андрей так заторопил.
Тут сразу за полосой отчуждения – дачные домики, они сейчас ни к чему. А слева, подальше – яркие огни. Движущиеся. Фары. Судя по интенсивности движения, шоссе.
Гущев вернулся в купе. Взял кейс. Внезапно свет зажёгся, и он вздохнул было с облегчением. Но тут же понял: не то, не то. Бригадир поезда включил освещение от аккумуляторов. Чтобы хоть немного приободрить пассажиров. Но этого надолго не хватит. Вышел, попрощался с проводником, спустился на землю, сошёл с полотна и двинулся по прямой – туда, где огоньки уносились в сторону Москвы, а вот оттуда (пришло ему в голову) ни одного вроде бы не было. Хотя нет – один или два проехали, но не сказано, что это московские: тут и местного движения хватает.
Но ему от Москвы и не нужно. Только туда.
Ну, наконец-то шоссе. А то стал уже уставать с отвычки.
Гущев встал на обочине, для устойчивости расставив ноги пошире. Вытянул руку с оттопыренным пальцем. Не первый, так второй возьмёт.
В первую очередь выступили и оказались в нужных местах, естественно, люди Подмосковья, не ближнего, давно уже оккупированного московскими разнокалиберными элитами и элитками, но дальнего, чей уровень жизни и обид был уже ближе к российскому, чем к столичному.
Ехали электричками и автотранспортом, кто на велосипедах, кто и вовсе на своих двоих. Но до города не доезжали. Скорее всего потому, что никто ещё не понимал – а что, собственно, нужно там делать? Не Кремль же штурмовать! Ни драки, ни тем более крови никто не хотел; и было это похоже, скорее всего, на демонстрацию 9-го января 1905 года в Петербурге, когда народ шёл к царю с наилучшими чувствами и намерениями.
Но кому-то наверху пришло в голову – вряд ли случайно, – что ещё до того, как подойдёт разгневанная Россия, предполагаемых защитников Москвы стоило подёргать за нервы, расшатывая их моральное состояние.
И для этого была использована самая радикальная возможность показать, у кого настоящая сила: поиграть с энергией. Как говорится, вырубить свет. Пока – лишь кое-где, в качестве предупреждения. Москва почти вся ещё светилась.
Вот почему Гущев сегодня не смог добраться до Москвы на поезде.
Однако, как он надеялся, ещё совершенно не находясь в курсе событий, ему удастся сделать это на первой же машине, чей водитель остановится перед его протянутой, как семафор, рукой.
Глава пятая
На дороге Гущева подобрали не сразу: с полдюжины машин промчалось в направлении Москвы, даже не замедлив хода; правда, в большинстве они и без него были полны – то ли люди возвращались в город семьями, то ли их успели остановить ещё раньше:
