(основное время подвоза) пробки эти распространятся уже на десятки километров – если не произойдёт каких-то изменений.
Изменения, однако, тоже назревали на глазах. Водители-дально–бойщики, народ решительный и не слабый, принялись, поняв, что заперли их тут не на час и не на два, сбиваться в кучки, обсуждая ситуацию. И уже по нараставшей громкости и тональности их разговоров можно было понять, что долго терпеть они не станут, но перейдут к решительным действиям. Было совершенно ясно: если машины пойдут на приступ, то остановить их можно будет разве что артиллерией, которой на дорогах не было, как и армейских подразделений вообще, и даже внутренние войска по какой-то причине отсутствовали – скорее всего потому, что министр внутренних дел, да и командующий ВВ, были людьми президента. Ну, а если прорвётся транспорт, то и все, остановленные московскими силами на ближних подступах, довершат дело и в город всё-таки войдут.
Похоже, что милиция, преграждавшая пути, чувствовала себя всё менее уверенно; однако лишь до той поры, пока из города не стало подходить усиление: дружины охраны порядка, а вслед за ними и горожане-добровольцы. То есть силы стали уравниваться. Но опять-таки до поры до времени.
А именно – до того времени, когда к городу приблизились автоколонны, доставившие к Кольцевой дороге подразделения региональных ОМОНов, уже не впервые отряжённых местными властями на помощь правительству столицы. Они несколько задержались, потому что им пришлось прокладывать для себя дорогу, расшивая узкие места на дорогах – а дороги все уже стали узким местом.
Но пробились.
Бойцы в полном боевом снаряжении привычно высыпали из автобусов, и, пока строились, начальники этих колонн – с небольшим разбросом по времени, полная синхронность тут не была достигнута, да такой задачи и не ставилось – связались по рациям со штабом мэра Лаптева, доложили о прибытии и получили задачу: экстремистские группировки, организующие беспорядки на московских окраинах, рассеять и открыть свободный проезд для грузового и прочего благонамеренного транспорта.
Кто-то из прибывших омоновских офицеров намекнул, что московская милиция могла бы справиться с юнцами и прочей шантрапой и собственными силами. На что ему объяснили: безусловно, могла бы; однако московские силы действуют лишь на территории собственного региона, а нарушители порядка находятся на территории области, чья милиция сохраняет, так сказать, нейтралитет. Прибывшие с этим аргументом согласились и уже между собой – по связи, конечно – начали обсуждать план действий.
Решено было прежде всего предложить собравшимся разойтись миром, как и полагается делать. Но переговоры успеха не возымели; быть может, потому, что вожаки организованной молодёжи обиделись на то, что их же земляки прибыли сюда не для подкрепления их, но наоборот, возникли в качестве противников. Не обошлось без резких слов. Однако выразительная лексика не послужила запалом для вроде бы уже назревшего взрыва.
Прибывший ОМОН к каким-то активным действиям не приступал. И тому были свои причины. И то, что ОМОН не очень привык начинать: его действия, как правило, всегда являлись ответом на активность противника, подлинную или мнимую – неважно. А также и то, что прибывшие давно уже испытывали непреходящее состояние обиды, и именно на Москву и её руководство. Потому что, не однажды уже отрабатывая за московскую милицию, регионалы в результате получали только критику, нападки и в печати, и со стороны отдельных граждан, а порой (и это было обиднее всего) даже прокуратура принимала против них какие-то меры, пусть и чисто внешние, но всё же. И вот теперь в очередной раз им придётся своими руками таскать каштаны из огня (впрочем, люди эти вряд ли пользовались именно этой поговоркой, но за смысл можно поручиться).
То есть ОМОН решил запастись терпением и выждать.
Поняв, что сейчас их атаковать не будут, «Свои» и прочие, тоже обладавшие радиосвязью между всеми направлениями, обсудили положение. В отличие от ОМОНа, они жаждали действия – иначе зачем они вообще здесь? И, похоже, нашли выход. Даже не один.
Они решили, пользуясь обстоятельствами, не ломиться в город через милицейские и прочие заставы, но просочиться. Потому что с самого начала было ясно: если все главные дороги перекрыть и можно, то окружить всю столицу непроницаемым кордоном просто нельзя: даже если бы удалось выстроить цепь по всей Кольцевой, то её легко было бы даже малыми силами прорвать в любом месте, а когда защитники кинутся туда – пройти в другом. Решение было признано тактически правильным, и осаждающие были уже готовы перейти к его реализации.
Но им помешали.
Помешал не кто иной, как дальнобойные водилы, у которых терпение иссякло уже окончательно. Возникшая было надежда на то, что прибывший ОМОН быстро разберётся, вскоре погасла. Стало ясно, что действовать надо самим. И они взялись за дело, вооружившись монтировками и разным другим инструментарием, какой всегда имеется у людей, подвергающихся систематическим опасностям – когда у вас в кузове ценностей порой на много миллионов.
Шофера не собирались вступать в конфликт ни с пришлой, ни с московской милицией, верно понимая, что корень зла – не в них, и разговоры со стражами порядка лишь убедили их в этом. И они накинулись на политически активную молодёжь. Если бы они начали с переговоров, то узнали бы, что те и сами уже готовы слинять с дорог, и не стали бы препятствовать. Но водители уже разозлились настолько, что ни на какую дипломатию больше не были способны. И стали просто бить не ожидавших такого оборота событий юнцов.
Кое-кто попытался обороняться, но большинство сразу же пустилось наутёк. Сзади были омоновцы, впереди – московские силы. Проще всего оказалось – чесать по Кольцевой, чтобы прежде всего оторваться от нападающих: ясно было, что те далеко от машин уходить не станут. А оторвавшись – сворачивать, чтобы затеряться в темноте. Так и сделали, и часть свернула от Москвы, но большая часть, всё ещё настроенная на выполнение задачи, пользовалась любой возможностью, чтобы затеряться в городе и там уже вновь собраться в массу – и двинуться вперёд, к центру.
Шофера и действительно не стали – да и не хотели – преследовать бегущих; в конце концов, цели и намерения собравшихся им не были известны, да и знай они – вся эта политика была им до фонаря. Надо было освободить дорогу – и они это сделали. Теперь следовало возвращаться к машинам, запускать моторы и благополучно заканчивать очередной рейс.
Досталось не только молодым, под горячую шоферскую руку попали и делегаты предприятий, и добровольно примкнувшие провинциалы. И они тоже побежали. Но эти поголовно все сворачивали в Москву, в область не уходил никто.
Но если дальнорейсы сейчас почувствовали себя более или менее удовлетворёнными, то о московских защитниках этого сказать никак нельзя, поскольку они очень быстро поняли, что противник хотя и бежит, но не отступает, а наоборот, выполняет свою задачу – проникает в священный город. И пустились на перехват. В отличие от милиции, которая такого приказа пока не получала и потому осталась на своих местах.
Москвичи знали топографию лучше провинциалов. Быстро вычислив, какая развязка, улица или переулок выведут бегущих, преследователи, спрямляя путь, в предполагаемой точке встречи оказывались первыми. Волей-неволей пришлось драться. Сперва на кулаках. Но уровень ярости с обеих сторон поднимался всё выше: пришлых – потому, что им грубо мешали выполнить ответственнейшее задание, которое уже и оплачено было или хотя бы проавансировано. Москвичей – по той причине, что им приходилось, вместо нормального отдыха, терять время на отражение вдруг навалившейся шантрапы. Надо учитывать и то, что немалая часть воителей с обеих сторон была уже заранее несколько разогрета – хотя бы потому, что вечер выдался не из самых тёплых. Так что если в начале работали, как говорится, голыми руками, то уже вскоре тут и там стали взблескивать в лунном свете лезвия, а потом захлопали и выстрелы – один, другой, а вот и короткая очередь прозвучала, неизвестно, с какой стороны…
Тогда в операцию включились и официальные силы: раз уж дошло до стрельбы, медлить было более нельзя. Быстро доложили наверх и получили распоряжение: действовать решительно, средства выбирать, исходя из обстановки. Первой двинулась московская милиция и ОМОН. За ними, после небольшой паузы, пошёл и ОМОН региональный. Таким образом, возникли три волны, не быстро – Москва город не маленький, – порой с остановками (чтобы осадить преследователей, после чего снова набрать скорость), они перемещались, направляясь к центру – потому что «Своим» и прочим назначенные места сбора находились если и не в самом центре, то во всяком случае в пределах Садового кольца. Москвичи требовали подкреплений. Для того, чтобы ускорить движение, кому-то из преследуемых первому пришла в голову мысль – воспользоваться транспортом, то есть частными машинами, плотными шеренгами стоявшие вдоль тротуаров и на них во всех дворах, через которые приходилось пробегать. Со вскрытием не церемонились, просто разбивали стёкла, а как запустить мотор без ключей, каждому известно с младенчества. В этом, между прочим, проявилось преимущество россиян, сразу понявших, что использовать машины куда целесообразнее, чем просто поджигать их, как навострились в Европе. Противоугонные устройства в большинстве случаев исправно срабатывали, так что, однажды поднявшись, вой, свист, звон и курлыканье более не умолкали, постепенно со всех направлений приближаясь к Садовым и приводя в ужас мирное московское население, уже и так обесточенное и обезвоженное, а также… Гм… и обессортиренное, а теперь ещё и разбуженное какофонией и не понимавшее, что, собственно, происходит за окнами: марсиане нагрянули, что ли? Тут к этому шуму стали всё чаще примешиваться милицейские сирены, а затем и сигналы скорых, потому что жертвы уже появились, и у кого-то тут и там хватало здравого смысла, чтобы вызвать медицину.
И ещё один звук всё чаще раздавался, хотя и не заглушая прочих, но явно с ними не смешиваясь. Так и осталось неустановленным, кто и где разбил первую магазинную витрину. Неизвестно также, было ли это сделано с хладнокровным намерением, или чья-то очередь случайно заставила стекло стечь на тротуар кратковременным стеклопадом, и кто проявил разумную инициативу, вскочив в открывшийся проём: чтобы избавиться от назойливого преследователя или же из простой любознательности, а может быть, просто прихватить какой-нибудь сувенирчик на память. Тут могут иметь место некоторые подозрения, потому что значительно позже, когда стали сводить всю цифирь воедино, оказалось, что участников ночных событий оказалось куда больше, чем всех, принадлежавших и к осаждающим, и к московским защитникам. Замечено было также, что большинство магазинов было вскрыто чисто профессионально. Действия вновь примкнувших к обеим сторонам ночных рыцарей не остались незамеченными и нашли немало последователей. Это привело к тому, что вокруг самых представительных магазинов стали возникать очаги сопротивления, одни отстреливались, другие тем временем вдумчиво исследовали содержимое полок и кладовых (с ними были главным образом не «молодые», а «добровольцы», у которых возникла, наконец, реальная возможность хоть как-то возместить себе те обиды, что накопились, пока Москва жирела, а Россия бедствовала). Кто-то уже командовал: «Грузовик подогнать, наверняка тут немало стоит по соседству, иначе не унести!». Кто-то другой убегал на поиски через чёрный ход. Как известно, дурные примеры заразительны, и пока сопротивлявшиеся, поощряемые профессионалами, грабили, их преследователи, поняв, в чём дело, обиделись вдвойне: кто попало растаскивал московское добро! И как-то так, само собою, правда, не везде, но всё же и не в одном места, получилось, что москвичи и регионалы, столкнувшись у одной и той же полки, обменявшись парой выразительных словечек, всё же не набрасывались друг на друга, поняв, что на всех хватит. Этот процесс тоже, хотя уже и не столь быстро, продвигался к центру, где, как ожидалось, и магазины будут побогаче.
Наверное, милиция и ОМОН смогли бы достаточно быстро навести хоть какой-то порядок. Но помешала обстановка. Когда и убегавшие, и преследовавшие стали рассеиваться по магазинам или – другая их часть – на угнанных машинах, а также и на автобусах, наконец-то въехавших в город, поскольку пробки на въездах стали рассасываться после того, как милиция пустилась вдогонку прорвавшимся, – региональный ОМОН оказался лицом к лицу со своими московскими коллегами. На которых, как уже говорилось, у провинциалов были давние обиды. И произошло почти неизбежное: кто-то выкрикнул нечто обидное, ему ответили, третьи ввязались – и началось второе действие сражения, когда стражи порядка стали лупить друг друга почём зря. Правда, люди серьёзные, они обходились дубинками, ни до огнестрельного оружия, ни до «черёмухи» дело, понятно, не дошло.
Кто-то кричал: «Водомёты, почему водомётов нет?!» На самом деле машины были, а вот воды нет: сказалось отключение тока в напорных станциях
