— Конечно нет, папочка, — вздохнула юная владелица детективного бюро, — Софрон Ильич сам справится. Но самое худшее — я ощущаю себя совершенно бесполезным созданием. Кому сейчас, в такой исторический момент, нужна история? Кому какое дело до Орлеанской девственницы и моего любимого средневековья?
Брунгильда ласково взглянула на сестру и подхватила:
— И я, Мурыся, так же себя чувствую. Почему мы такие бесполезные?
Дочери профессора Муромцева так жалели себя, что на их глаза навернулись слезы. Утерла краешком фартучка набежавшую слезинку и бесполезная для войны Глаша.
— Прекратите истерику! — властно потребовал профессор. — Замуж вам пора. Враз о всяких глупостях забудете.
Девушки обиделись на неожиданную реплику отца, грубо пресекшую их патриотический порыв, и застыли с оскорбленным видом над опустевшими тарелками.
Но долго предаваться печали им не пришлось: элегическую грусть прервал звонок во входную дверь.
— Может, это наш Клим Кириллович? — примиряюще предположила Елизавета Викентьевна.
— Наконец-то, — злорадно бросил профессор. — Избавит меня от дамских припадков. Да и вам брому даст.
Но в следующую минуту надежды профессора рухнули. В дверях возникла Глафира и, прикрыв за собой тяжелые дубовые створки, громко зашипела:
— Господин Муромцев, к вам генерал Фанфалькин. Прикажете принять?
Женская часть семейства Муромцевых растерянно переглянулась. На немой вопросительный взгляд отца барышни пожали плечами: фамилия ничего им не говорила.
— Интересно, — процедил профессор и через секунду добавил: — Приму. Проведи в гостиную.
— А в чем опасность? — поднимаясь и отбрасывая салфетку, осведомился глава семейства.
— Как же, — торопливо продолжила его супруга, — совершенно неизвестный нам человек, может, самозванец, может, террорист под видом генерала…
— Собирается меня застрелить? За что? — У профессора от негодования зашевелились волосы на макушке.
— Ты не знаешь современную молодежь! — Елизавета Викентьевна остановиться не могла, ее охватила необъяснимая тревога. — Да ныне среди студентов столько злобных фанатиков; застрелить могут и за несданный экзамен или кого подослать. А вдруг ты кого-нибудь сегодня обидел во время сходки? Не сдержался, наговорил лишнего?
— Хватит, сидите тихо, — бросил профессор, подходя к дверям.
— Как же сидеть тихо? — В отчаянии профессорская жена прижала пальцы к губам: — Я чувствую, в наш дом вошла беда. У меня интуиция.
Профессор прожег супругу взглядом, глубоко вздохнул, раздув ноздри, и вышел.
— Мамочка, не тревожься, — зашептала Мура, — у нас просто нервы на пределе.
Елизавета Викентьевна с надеждой обратила взор к младшей дочери. Ради успокоения любимой мамы та была готова на все.
— Я потихоньку послушаю у дверей?
— Подслушивать нехорошо, — автоматически заметила Брунгильда, все еще сохраняя оскорбленный вид. Подчеркнутая надменность только красила ее: строгий профиль, нежно очерченные скулы, приподнятый точеный подбородок, полуопущенные ресницы.
Мура не успела ответить, как в дверях вновь явилась Глафира и на этот раз громко возвестила:
— Николай Николаевич просит всех пожаловать в гостиную. Без промедления.
Предводительствуемые матерью барышни заспешили на отцовский зов. В гостиной навстречу им со стула поднялся мужчина средних лет в генеральской форме. Он был невысок, но зато строен, и генеральский мундир с серебряными аксельбантами, тщательно отутюженные брюки с лампасами сидели на нем поразительно ладно. Генерал вытянулся в струнку, отчего показался несколько выше, затем, щелкнув каблуками, приветствовал дам поклоном головы. Короткая черная шевелюра, открытое худощавое лицо. Черные усики над верхней губой не скрывали едва уловимой иронии, отчего любезная улыбка казалось чуточку усталой.
Профессор от окна внимательно наблюдал за своими домочадцами и на редкость терпеливо ждал, пока супруга обратит взор к нему.
— Позвольте представить вам, дорогие мои, — несколько театрально, не свойственным ему фальцетом возвестил Николай Николаевич, — генерала Фанфалькина, Эраста Петровича. В настоящее время возглавляет специальное ведомство Главного штаба. — И так как все напряженно молчали, профессор помялся и добавил: — Да… Особо ответственное ведомство, особые миссии.
Барышни сделали легкий книксен. Елизавета Викентьевна протянула генералу руку, тот шагнул вперед и почтительно склонился над ней. Генерал вовсе не походил на террориста — профессорская жена заметила небольшой шрам на щеке, а над левым ухом — седую прядь.
— Прошу вас, ваше превосходительство, изложите еще раз цель вашего визита. — В голосе профессора слышалось странное волнение.
Елизавета Викентьевна устроилась на диване, барышни чинно расселись по стульям. Генерал отступил к середине гостиной и разомкнул уста. От его переливчатого глубокого баритона девичьи сердца затрепетали.
— Прошу прощения за внезапность и неурочность моего визита. Но я военный и привык действовать решительно, тем более когда наступает пора боевых действий. Я пришел просить у вас руки вашей дочери.
Елизавета Викентьевна от неожиданности приоткрыла рот.
— Какой дочери? — нетерпеливо подстегнул профессор.
— Я прошу руки вашей дочери Брунгильды Николаевны.
Ошарашенные женщины безмолвствовали. Глава семейства был чрезвычайно доволен произведенным эффектом: он потер руки, заложил их за спину и заходил от окна к дверям и обратно.
— Вот так, дорогие мои, поступают настоящие мужчины! И в наше время так же поступали. Пришел, увидел, победил! То есть увидел, пришел и просит руки. Чувствую родительскую гордость. Как будто я могу быть вершителем судеб. Но… Времена ныне прогрессивные. Родителей никто не слушает, милостивый государь Эраст Петрович. Если кто решил замуж выскочить, выскочит и без родительского благословения. Так что прошу, ваша судьба в ваших руках. Обращайтесь прямо к предмету вашей страсти.
Профессор с ехидным любопытством воззрился на генерала.
Тот, ни мало не смущаясь, перевел взгляд больших серых глаз на Брунгильду. Опустился на одно колено и, глядя снизу вверх на побледневшую красавицу, значительно произнес:
— Глубокоуважаемая Брунгильда Николаевна! В ваших силах сделать меня самым счастливым человеком на свете! Предлагаю вам свою руку и сердце.
Брунгильда молчала; ее бледные, как мрамор, щеки окрасились нежным румянцем, между бровей появилась крохотная вертикальная складочка, свидетельствующая о напряженной работе мысли.
— Отвечай же, — шепнула Мура и легонько толкнула сестру локтем в бок. — Ты согласна?
Елизавета Викентьевна беспомощно оглянулась на мужа и, не встретив поддержки, укоризненно обратилась к коленопреклоненному генералу:
— Да как же она может быть согласна?! Вы нам совсем незнакомы. Да и она видит вас сегодня впервые. Как же так скоропалительно!?
— А вам не придется ехать воевать с Японией? — пришла на помощь матери Мура: ей показалось диким, что ее сестра вдруг исчезнет из дома.
— Нет, я на фронт не поеду. В первую очередь задействуют Сибирский военный округ, возможно, частично Казанский. Маньчжурскую армию, Забайкальскую казачью бригаду, разумеется. — Генерал
