Довольная хозяйка зарделась.
– А как же неопровержимая улика – баранья кость? – Доктор пытался изобразить заинтересованность, хотя мысли его были далеко.
– Как злосчастная кость оказалась в квартире убитой, мы выясним. – Вирхов, приосанившись, смотрел на разрумянившуюся Полину Тихоновну. – Мы попробуем найти холст, вышить который кто-то заказывал убитой.
– А что за холст? – подалась вперед Полина Тихоновна.
– Бог его знает. – В светлых глазках старого холостяка, устремленных на приятную даму, разгорались веселые огоньки. – Может, покров какой, может, пелена... Самое главное, у него примета есть – вышито там имя Дмитрия Донского.
Тетушка Полина задумалась. После небольшой паузы она вкрадчиво спросила:
– Карл Иваныч, вы говорили о пелене?
– Так точно, дорогая Полина Тихоновна, о ней, может, бедный храм какой для образа князя заказ Аглае сделал. Придется побегать, повыяснять.
– Но храм такие заказы делает только для святых, такая пелена называется убрусец, – осторожно продолжила тетушка Полина.
– И что вы хотите этим сказать? – насторожился Вирхов. – Не улавливаю вашу мысль.
Полина Тихоновна аккуратно разгладила столовую салфетку:
– Я боюсь огорчить вас, дорогой Карл Иваныч, но Дмитрий Донской русской церковью не канонизирован!
Глава 13
Младшая дочь профессора Муромцева проснулась в прескверном настроении. Она всю ночь мучилась кошмарами: в голове ее мешались в диком беспорядке обрывки событий последних дней. Особо волновало случившееся вчера.
Удивляло поведение Брунгильды. Вчера утром сестра тревожилась о здоровье мистера Стрейсноу, а когда днем они обнаружили баронета в гостиничном номере с кровоточащей раной, она нисколько не обеспокоилась тем, что англичанин отказался от всякой медицинской помощи. Приведенный Ипполитом в чувство, сэр Чарльз сдержанно извинился за доставленное волнение. Напрасно Мура и Ипполит умоляли раненого обратиться к доктору Коровкину или к другому врачу – англичанин был непреклонен. Усевшись по их настоянию в кресло и плотно стянув полы халата, он заявил, что чувствует себя превосходно.
Невозмутимый англичанин объяснил, что нечаянно поранился сам. Он приобрел чудный охотничий нож и, желая рассмотреть резьбу на рукоятке, направился к окну, споткнулся о ковер, упал и зацепил себя лезвием. Нож с узорчатой рукояткой из моржового клыка действительно лежал здесь же, на столике.
А кто же зашил рану хирургическими нитками? Оказывается, мистер Стрейсноу узнал у портье адрес частного врачебного кабинета, сумел туда добраться и получил там необходимую помощь.
Мура поражалась самообладанию английского гостя. Вот он, английский стоицизм! А растерянный Ипполит Прынцаев интересовался только одним: уверен ли мистер Стрейсноу, что рана обработана надлежащим образом, исключающим нагноение?
Брунгильда же потребовала, чтобы Мура и Ипполит перестали терзать сэра Чарльза ненужными расспросами. Они своим нежданным визитом и так поставили мистера Стрейсноу в неловкое положение. Она вызвала коридорного и строгим тоном велела ему присматривать за приболевшим мистером Стрейсноу.
Брунгильда испытывала облегчение: накануне по дороге в театр она заметила сэра Чарльза или человека, похожего на него, возле подворотни вблизи Поцелуева моста, и теперь таинственное видение получило объяснение. Никакой мистики: сэр Чарльз посещал доктора.
Случившаяся с мистером Стрейсноу беда не смогла отвлечь Муру от тревожащих ее мыслей. Вчера в Аничковом дворце Брунгильда так увлеклась беседой с Дмитрием Андреевичем, что даже не заметила среди гостей доктора Коровкина. Она и сама обратила внимание на Клима Кирилловича лишь тогда, когда началась церемония освящения... Осторожно ступающий доктор Коровкин, необычно элегантный, нарядный, излучающий свежесть, зачем-то подбирался к маленькой боковой двери.
Почему Клим Кириллович не сообщил им, что приглашен в Аничков? Догадки, сомнения клубились в душе Муры всю ночь. Утром, сославшись на утомление, Мура отказалась ехать на курсы. До лекций ли ей сейчас? Она уныло позавтракала в одиночестве и отправилась в гостиную, где с кипой газет расположилась Елизавета Викентьевна.
Мура взяла с шестигранного столика старый номер «Журнала для всех» и, найдя опубликованную там статью Ключевского «Петр Великий среди своих сотрудников», попыталась углубиться в чтение.
– Мурочка, доченька, – вдруг встрепенулась Елизавета Викентьевна, – извини, что отвлекаю. Но послушай, какое любопытное утверждение: Покровский считает, что историческая наука не может определить, когда была битва на Калке.
Мура подняла голову от статьи Ключевского.
– Битва на Калке, насколько мне известно, была в 1223 году.
– Господин Покровский утверждает, что год битвы установлен по описанию затмения.
– Правильно, – отозвалась нетерпеливо Мура. – Есть способы астрономической датировки.
– А господин Покровский пишет, что в летописях одно и то же затмение описано и под 1223 годом и под 1473. Неужели битва на Калке могла быть в пятнадцатом веке?
– Здесь какая-то ошибка, мамочка, – Мура дернула левой бровкой, – в пятнадцатом веке битвы на Калке быть не могло. В пятнадцатом веке воевали уже огнестрельным оружием...
Она вспомнила по ассоциации: пятнадцатый век, огнестрельное оружие, странная карта на стене Екатерингофского дворца...
В прихожей раздался звонок, слышно было, как завозилась у входной двери Глаша, до Муры донесся ее радостный голос, и через минуту горничная ввела в гостиную румяного и улыбающегося доктора Коровкина.
– Добрый день, дорогая Елизавета Викентьевна! Любезнейшая Мария Николаевна! – Лицо Клима Кирилловича излучало неподдельную радость. – Есть ли известия от Николая Николаевича?
– Ждем телеграммы о возвращении, – ответила профессорская жена. – А как поживает Полина Тихоновна?
– Шлет поклоны, благополучно здравствует, благодарю вас. – Приложившись к ручке Елизаветы Викентьевны и осведомившись о ее здоровье, доктор направился к Муре. – А вы, Мария Николаевна, все в историю погружены?
Мура смутилась и захлопнула журнал. Она подала руку Климу Кирилловичу: в его дежурном поцелуе она уловила нечто за рамками обычного.
– После праздничных приключений, – сказал, усаживаясь неподалеку от Муры, доктор, – я наверстываю упущенное. Заезжал вот на Васильевском к купцу Астраханкину, судовладелец страдает почками. Навестил и решил заехать к вам. Мне кажется, я у вас не был сто лет!
Доктор обезоруживающе улыбнулся Елизавете Викентьевне, слабый отсвет его улыбки достался и Муре, на которую вежливый доктор перевел взгляд.
– Вижу, вы здоровы и благополучны, – продолжил он, – и Брунгильда Николаевна, надеюсь, в здравии?
– Она в консерватории, – пояснила Елизавета Викентьевна, – она так расстроилась, что из-за пожара не состоялся намеченный на вечер концерт. Следующая благотворительная акция – послезавтра. Я понимаю, это смешно, но начинаю бояться – не сгорит ли и зал Общества поощрения художников?
– А как поживает ваш английский гость? Здоров ли?
– Ой, доктор! – воскликнула Мура. – Вы же ничего не знаете! Оказывается, Чарльз в воскресенье упал у себя в гостиничном номере и напоролся на нож, который, к несчастью, держал в руке. У него резаная рана справа, на ребрах. Но он не растерялся, сам нашел врача и получил первую помощь.
