что-нибудь, что позволит уличить ее во лжи.
– Круг подозреваемых сужается, – важно заявил Бричкин, – то есть расширяется. В общем, дело движется к концу. Лично я по нашему плану сегодня должен был опросить всех проживающих в Петербурге норвежцев.
– Посещение цирка тоже в плане вашего расследования?
– Напрасно иронизируете, Клим Кириллович. – Бричкин уловил скрытый смысл вопроса. – Мы прикладываем все усилия, чтобы деятельность Марии Николаевны протекала максимально безопасно. Самое трудное я беру на себя.
– И что же вы намерены делать завтра, извините за любопытство?
– Еще не знаю, – ответил Бричкин, – все зависит от пожеланий нашей беспокойной клиентки. Вполне возможно, отправлюсь в Академию художеств, знакомиться с работами анималистов. А Мария Николаевна, поедет на выставку кошек...
– Благодарю за разъяснения, – процедил сквозь зубы доктор Коровкин, вы меня немного успокоили. Теперь я вижу, что Мария Николаевна будет в относительной безопасности.
Преступить допустимую в беседе черту и дать волю гневу Климу Кирилловичу помешала не только элементарная воспитанность, но и звонок в входную дверь. Глаша бросилась открывать – и через минуту в гостиной явилась уставшая, но необыкновенно хорошенькая Мура. Пристрастный взгляд доктора отметил следы внутреннего возбуждения, розовые щечки, блестящие глаза.
– Я голодна как тысяча чертей.
Доктор поморщился.
– Рад вас видеть целой и невредимой, дорогая Мария Николаевна. Как вам понравилось представление?
Мура томно повела плечами, выгнула шею и надула губки.
– А наездники? – дрожащим голосом спросил Бричкин.
– Лошадки бегали по кругу, танцевали, кланялись, – бойко перечислила Мура. – На спине одной лошадки сидел дрессированный медвежонок.
– Вы уверены, что это был медвежонок? – уточнил Бричкин.
– Да, в антракте я зашла за кулисы и проверила.
Клим Кириллович не понимал загадочных ужимок и переглядываний хозяйки бюро и ее помощника. Мария Николаевна напрасно напускала на себя скучающий вид, что-то в цирке произошло.
– Софрон Ильич, мне неясна причина смерти Рамзеса. Отчего он погиб? В вашей записке об этом ни слова.
Бричкин открыл было рот, но доктор опередил его:
– Скорее всего, чем-то отравился, такое часто бывает с изголодавшимися бездомными животными. Мог подавиться костью.
– Бедный котик! – вздохнула Мура.
Напрасно Бричкин пробовал утешить свою хозяйку, расписывая ей прелести говорящей куклы, – черные реснички хозяйки детективного бюро намокли.
– Не горюйте, – поспешил успокоить девушку и доктор Коровкин, – ему всегда можно найти замену. Котов в столице предостаточно. Правда, они не всегда приносят счастье. Сегодня видел я одного здоровенного, черного...
– Где? Где вы его видели? – хором вскричали Мура и Бричкин.
– А были ли у него на ногах белые носочки? – перебила помощника Мура, ее слезы мгновенно высохли. – А галстучек на шее?
Мура и Бричкин с повышенным вниманием выслушали кошачью эпопею доктора Коровкина. Они устроили ему форменный перекрестный допрос. Тот в растерянности смотрел на возбужденных детективов.
Нелепую сцену прервал неожиданный поздний визит.
– Добрый вечер, дорогие мои, – устало поздоровался следователь Вирхов. – Позвольте старику в вашем обществе погреться. О чем это вы тут беседуете среди ночи?
– Не поверите, Карл Иваныч, о коте Василии, – усмехнулся доктор, обводя взглядом смутившихся Муру и Бричкина.
– Теперь город может жить спокойно. – Вирхов с удовольствием принял из ручек Марии Николаевны стакан горячего чая с лимоном. – Поймали мерзавца усатого...
Мура и Бричкин переглянулись.
– Где же его поймали? – вытаращился Бричкин.
– В подвале Демьянова трактира, – ответил Вирхов.
– И у него был галстучек? – Бричкин все еще надеялся, что речь идет о коте госпожи Брюховец.
– Галстук был, да и выглядит он вполне респектабельно. Крупный, статный, усики интеллигентные. Весьма представителен, весьма. Полиция давно про его проделки знала, да брать боялись, еще бы, сынок самого градоначальника, хоть и незаконнорожденный. Наглый самозванец пользовался сходством, дурил полицию. Клейгельса едва кондрашка не хватила.
Мура метнула быстрый взгляд на мрачного доктора Коровкина и тихо сказала:
– Я была в цирке, на вечернем представлении. Вместе с господином Ханопулосом.
– Вы не заметили ничего подозрительного в его поведении?
– Нет. – Мура покраснела. – Только то, что он настойчиво зазывает меня в Эрмитаж.
– Очень странный тип, – заметил Вирхов, – зачем ему в номере всякая гадость?
– Шприцы, бинты, медикаменты не гадость. – Мура покосилась на доктора. – Эрос Орестович человек деятельный, инициативный. Он жалел погибшего Рамзеса, предлагал сделать из него чучело, чтобы я не горевала.
– Мало ему поддельными коврами торговать, – передернулся доктор, – не удивлюсь, если он еще и фальшивомонетчик.
– Вы несправедливы к господину Ханопулосу, Клим Кириллович, – рассердилась Мура.
– Еще как справедлив! – Доктор стоял на своем. – Желтые лотосы на лазоревом фоне на коврах в витрине Гостиного явная подделка. Сам Рерих разъяснял мне индийскую колорнетику.
– Вы все придумываете, – поникла Мура.
Доктор ответил победительным молчанием.
– Все это прекрасно, – вздохнул Вирхов, – но, милая Мария Николаевна, обязан вас предостеречь. Вы играете с огнем. С этой целью, можно сказать, на последнем издыхании и приехал, чтобы вас уберечь, чтобы вы не оказались во власти безумца. Куда он отправился, проводив вас до дому?
– Не знаю, – понуро ответила Мура. – В чем вы его подозреваете?
Вирхов помолчал и сказал:
– Сегодня наш агент осмотрел в гостинице «Гигиена» номер господина Ханопулоса. Служащие гостиницы встревожены: помещения насквозь провоняли какой-то гадостью, ночью постоялец совершал странные манипуляции у разожженной печи.
– Что-нибудь безобидное, коммерческое, проверяет образцы товаров. – Сопротивление Муры было на исходе.
– Коммерческое? – Вирхов сжал кулаки. – Если коммерческое, то зачем он распотрошил диванную подушку и изрезал на тонкие полосочки парчовую наволочку? При осмотре печи агент обнаружил среди углей странные обгорелые железки. Мужайтесь, Мария Николаевна. Эрос Орестович Ханопулос – или умалишенный, или террорист, а возможно, и убийца. Задушена сожительница Васьки-Кота Ульяна Сохаткина, и задушена подло – мужским шелковым носком.
– Сиреневым? – быстро переспросил Бричкин. – Таким задушили Рамзеса!