сочетаются.
Гудели и щелкали приборы, назначение многих из которых было тайной даже для членов секты. Наконец Инприсс тала подавать реплики в ответ на вопросы, и это было самое важное. Добровольность жертвы должна быть непритворной.
Стрин и Вилен знали: Инприсс дошла до степени покорности, совершенно оторванной от реальности, почти до эйфории. Если они будут действовать правильно, то дальше наступит возвращение к холодному реализму с обновленным ужасом понимания собственного положения. Именно поэтому эйфория столь полезна: после нее куда сильнее душевная мука.
Вилен щелкнул выключателем. Зал заполнился мощной ледяной вибрацией, которая подействовала на Инприсс подобно ведру холодной воды. Ее глаза расширились, взгляд сфокусировался. Травматики прекратили молитвенное пение.
— А что будет со мной, когда моя душа утонет в Пучине? — спросила она дрожащим голосом.
— Ты будешь принадлежать Хулму, который вселит в тебя ужас и будет пытать тебя вечно, — отозвался Стрин грубо и холодно.
Инприсс охватила внезапная дрожь, ее голые руки и пятки забарабанили по алтарю. Стрин понял, что жертва готова — приведена в состояние ужаса, которого требовал обряд. Ужаса, который в сто раз усилит естественную травму смерти.
Для проверки он глянул на приборы, окружающие алтарь. Уровень страха Инприсс превышал отметку «Сто».
И при этом Стрин знал, что ее покорность остается безусловной; разум оставил все надежды на спасение.
И он включил аппарат, похожий на миниатюрный радар. Из вогнутой чаши сканера хлынул поток розово-лиловой энергии и окружил Инприсс Соре бледной мерцающей аурой.
Этот прибор был, вероятно, самой главной тайной секты. Его конструкция была создана Фаворитом, а он, как говорили, узнал ее от самого Хулму. При помощи этого устройства душа в момент смертной травмы полностью отделялась от тела, за которое так долго цеплялась. Инприсс Соре никогда не вернется к началу жизни и не проживет ее снова. Она беспомощно утонет в потенциальном времени, где ее схватит Хулму и использует себе на радость.
Стрин кивнул Вилену. Исход Инприсс было решено совершить с помощью медленно вонзаемых ножей. Они взяли в руки сверкающие лезвия.
— Выгни спину, Инприсс. Подними свое тело, — приказал Стрин.
Инприсс повиновалась. Ее грудь и живот напряглись, стремясь навстречу остриям. Медленно пошли вниз ножи.
В течение всего полета на древней машине времени Этой и Рильке почти не разговаривали. Рильке тщательно настраивал конечный вектор подхода. Точка назначения была заранее выбрана им с точностью до минуты.
Лаборатория, в которой они оказались, была той же самой, только она была не так чисто прибрана и аппаратуры было больше — действительно лаборатория, а не тщательно оберегаемый музей. Единственный человек, находящийся в помещении, сидел у стола к ним спиной и разбирал какие-то бумаги. Появления машины времени он не заметил.
Все это Этон видел на внешнем смотровом экране машины. Рильке поднял лучемет. Старик дрожал, на морщинистом лице выступила испарина.
— Вам страшно, — тихо заметил Этон. Рильке кивнул:
— Не за себя. За него.
— Что вы чувствуете, глядя на себя в прошлом? Это кто-то другой? Или все еще вы?
Рильке не ответил.
— Вы останетесь здесь, капитан, — сказал он. — Это должен сделать я, и никто другой. — Рильке наклонился, открыл панель под пультом управления и достал еще один лучемет.
— У него тоже есть оружие, — сообщил старик Этону. — Пистолет, стреляющий свинцовыми пулями. Может выйти так, что он меня убьет. Тогда работа ляжет на вас. Сможете?
— Если придется.
Рильке открыл стальную дверь и вышел. Молодой Рильке оглянулся на звук. Этон увидел спокойные глаза молодого человека лет тридцати и понял, что этот человек куда меньше поражен появлением незнакомца в лаборатории, чем был бы любой другой на его месте.
— Кто вы такой? — быстро спросил он после короткой паузы. — И как вы сюда попали?
Старший Рильке был на грани обморока от нахлынувших эмоций.
— Я — это ты, Дуайт, только старше, — произнес он дрожащим голосом. — И я здесь для того, чтобы убить тебя!
Молодой человек испуганно вздрогнул и вдруг рассмеялся.
— Вы сумасшедший! — Молодой Рильке протянул руку и нажал кнопку на столе. — Охрана? У меня в лаборатории посторонний.
Сказав это, он повернулся к старику:
— И почему вы хотите меня убить?
— Потому что через несколько лет ты совершишь открытие, которое вывернет мир наизнанку. Посмотри на меня, Дуайт. Неужели ты не узнаешь меня?
Этон никак не мог взять в толк, зачем Рильке тянет сцену вместо того, чтобы покончить со всем разом. Но потом он понял. Старику была невыносима мысль, что его молодое «я» умрет в неведении. Слишком большое у него было уважение к себе.
Самоуважение старшего Рильке едва не кончилось плачевно для его предприятия. Его молодой двойник был весьма сообразителен. Он перевел глаза На машину времени, будто готовый принять слова старика всерьез, потом неожиданно сунул руку в стол и вытащил оттуда какое-то оружие из синеватого металла.
Старший Рильке, до сих пор прятавший свой лучемет за спиной, прицелился и выстрелил, но у него тряслись руки, и он промазал. Молодой отпрыгнул в сторону, обернулся и выстрелил сам.
Гром дважды грянул под сводами лабораторного зала. Луча видно не было, но что-то со звоном отскочило от металлических стоек. Старшего Рильке, похоже, не задело. Он перехватил лучемет обеими руками и дал непрерывный луч — редко используемый режим, потому что при нем батареи садятся почти сразу. Тусклый красный луч быстро погас, но успел полоснуть человека наискось через грудь, и тот свалился на пол.
Этон подошел к дверце машины. Рильке выпустил лучемет. Глаза старика потускнели, щеки обвисли.
— Сделано! — хрипло выкрикнул он. — Сделано!
Этон с любопытством уставился на живой парадокс.
И сразу жизнь, теплившаяся в глазах старика, ушла. Он свалился на пол как марионетка, когда обрезают нити. С невероятной скоростью стала исчезать плоть. Не прошло и минуты, как от упавшего старика остался скелет, обтянутый пергаментной кожей.
Парадокс разрешился. Если исключить игру со временем, это было простое самоубийство.
Охрана могла появиться с минуты на минуту. Этон оглянулся вокруг еще раз, изумленный тем, что до сих пор существует. Потом вернулся к пульту машины.
И осторожно нажал на кнопку автоматического возврата.
Двигатель аппарата загудел, и машина немедленно переместилась в страт.
Всю обратную дорогу Этон просидел неподвижно, и мысли его мешались. Сквозь оставленную открытой дверь был виден клубящийся страт, и поверхность его раздела с ортогональным полем тесной кабины была необычнее всего, что Этон в жизни видел. Он подумал, что у него есть способ управлять, пусть не в полном объеме, своей способностью перемещаться по времени. Он может вывести корабль времени в страт, открыть люк и выйти, где захочет, — если только в этот момент подсознание не возьмет верх. Если хочет, он может это сделать прямо сейчас. Но Этон решил до конца досмотреть, что будет, и закрыл дверь. Время от времени он смотрел на приборы, опасаясь, что автоматика может сбиться с курса
