Индра вспомнил молодого дана, чья жизнь оборвалась так нелепо и беспричинно. Братья почувствовали, как Нами вернулся в мысли воина.
— Ты говоришь: «Это — нелюди», — продолжил Индра вздохнув, — а я с этим спорю. Нет, Человек отразился в них какой-то стороной своего существа. Но дасы всегда останутся по другую сторону
Арийцы слушали кшатрия, и каждый соглашался с его мыслями по-своему. С разной степенью допущения того, что дасы тоже люди.
— А что, собственно говоря, произошло? — вдруг спросил Насатья, наблюдая мрачные лица товарищей. — Один демон зарезал другого. Это ли повод для уныния?
Наступила тишина. Овражек с запруженным ручьём, в котором арийцы купали коней перед новым переходом, наполнился тревожным ожиданием словесной битвы. Индра поднял глаза на попутчиков:
— Нами отличался от них. В нём означился Человек.
— Какой человек — Дану или Ману? — попытался вникнуть Насатья. — Мне кажется, что ты себе противоречишь.
Индра искал поддержки рассудку в мудром хозяйстве души.
— Противоречу? Может быть. Я тоже человек, могу и противоречить себе. Но что я знаю твердо, так это о необходимости иметь и среди них верных людей. Вскорости такие люди нам понадобятся. Как бы это правильно ни было, ждать до седьмого поколения не всегда возможно. Верность требуется уже сейчас. А её нужно завоевать. Понимаешь?
— Верность дасов — вещь надёжная, — вмешался Риджишван, всё время молча наблюдавший за спором своих освободителей. — Она сродни верности собаки. Я прожил среди них несколько лет, видел всякое. Меня хотели убить, съесть, выменять на пленённого сородича, снова убить, принести в жертву, и всё-таки я заверяю: если дасу к кому-то привяжется душой, это будет верность самой преданной собаки. Но когда эти «собаки» оказываются в своей стае, в них пробуждается инстинкт крови и они забывают хозяина. Лучше не попадаться им на пути. Тут я согласен с Индрой.
— Да уж, собаки, — вздохнул Индра. — Они, как известно, не любят злых хозяев.
— Но и безвольных не признают, — уточнил Насатья. — А насчёт того, что ты — человек и можешь заблуждаться, нет, извини. Ты — вождь, дорога убедила нас в этом, — он посмотрел на брата и, найдя поддержку в его глазах, продолжил:
— А вождём нельзя быть наполовину. Это не только безнравственно перед твоим народом, но и преступно.
— У меня нет народа, — возразил Индра.
— Есть, — проявился Дасра, — правда, небольшой: нас всего только двое.
— Почему двое? — вмешался Риджишван. — Трое.
Шушна был тем проклятием арийцам, которое обрушилось на их головы, вопреки предсказаниям старцев. Не холод вовсе опустошил арийские пастбища, не наводнение, а жара и страшная засуха. Шушна жрал всё живое. Сперва он выпил воду, опустошив ручьи и колодцы, потом пожёг траву и наконец добрался до коров. Такой падёж скота, как в это лето, не помнил ни один долгожитель. Люди ещё как-то спасались. Ходили в горы за льдом, плавили его и пили пресную, безвкусную вытопь.
Те, кто жил далеко от горных вершин, копали колодцы. Мотыгами, дробильниками, плоскотелым камневищем. Вода залегала всё ниже, и копать её приходилось всё труднее и труднее. 'Воду вычерпывали, наполняли ею сухие ямы, но она в ямах не держалась, и через день черпали снова или рыли на новом месте.
Атитхигва долго слушал Индру. Не перебивал его и не останавливал. Временами казалось, что хотар настолько поглощён своими мыслями, что воин утруждается впустую, и всё идёт мимо ушей Атитхигвы. Но едва Индра замолкал, пытливые глаза огнепоклонника дёргали его нетерпеливым взглядом. Подгоняли рассказывать дальше.
— Нет никаких морских колесниц. Ума данов хватило только на бревно, — подытожил Индра. Однако подобный вывод мало интересовал бхрига. Было очевидно, что поиск «морских колесниц» — не самая занимательная сторона этого сюжета. Атитхигва думал о другом.
Индра заглянул в его глаза, стеснённые тайной каких-то сомнений, и растормошил друга на откровенность:
— Ну что? Насколько я понимаю, твои мысли далеки от этой проблемы.
Хотар скривил губы.
— Вала не даёт мне покоя, — заговорил он. — Твой рассказ о стычке с Намучи, сома и эффект превращения. Почему Вала?
— Тут как раз нет ничего удивительного. Вала мстил клятвопреступнику. Мы же клялись его именем.
— И мстил твоими руками?
— Верно, — кивнул Индра.
— Нет, здесь что-то другое. Не кажется ли тебе странным настойчивая непримиримость вашего противопоставления? Будто бы ты примерил его суть, а он — твою. Чтобы узнать друг друга изнутри. Не кажется ли тебе, что вы — противоположные отпечатки того явления, что зовётся Человеком. А? Вот и познакомились.
— Выходит, я — «отпечаток»? — безрадостно спросил Индра.
— Уверен.
— Но отпечаток чего?
— Возможно, новой человеческой формации. Но разговор сейчас не о тебе. Разговор идёт обо мне.
— ?!
— Значит, — продолжил Атитхигва задумчиво, — если я хлебну сомы, то перевоплощусь в … Агни.
Индра поменял оттенки удивления.
— Мне кажется, — заговорил воин, — что ты должен пояснить свои мысли.
— Да, — очнулся хотар, — я действительно должен тебе всё объяснить. Понимаешь, несколько месяцев стоит ужасная жара. Всё выгорело, земля испеклась, высохли колодцы. Мы спасаемся здесь, у реки, но вайши из горных долин обречены на гибель. Если жара продержится ещё какое-то время. Они просто уже не смогут прийти сюда. Четыре дня пути без капли воды по выжженной равнине! Люди умрут, только начав путь к воде!
Мы не сомневались, что эта засуха — проклятье Агни. Но за что? За что самый великий из богов вдруг решил извести мором собственный народ?
Бхриги в последнее время приносили Агни много жертв. Мы усердны в молитве как никогда, но жара не спадает. И люди гибнут от безводья. Так вот, сдаётся мне, что это вовсе не Агни сотворил. Понимаешь, не Агни!
— Но кто тогда?
— А вот это я и хочу узнать.
Индра покачал головой:
— Ты даже не можешь себе представить, что сома сотворит с мозгами, телом, духом.
— Но ты же выжил?
— Возможно, это было чудо.
— Чудеса любят повторяться!
