вмешивался в разговор о совершенстве, боясь обратить на себя внимание Индры.
Но молчание Диводаса умело говорить. Иногда. Погружаясь в его мысли и независимо от его воли.
— Совершенство есть форма истязания арийской души, — сказал он тихо.
Индра услышал, заметил смущение Диводаса и замолчал.
— А что, по-твоему, есть сила? — спросил вождь сиддхов.
— Уравнивание противоречий, направленное не столько на их взаимное подавление, сколько на взаимное благодействие. Только в этом случае они перестают воевать с тобой. А внутреннее и внешнее составляют единое целое.
— Совсем недавно я слышал другое, — перебил сиддх. Пока ты собирался с силами, здесь стала приживаться слабость. Её беззубая затея. Поющая: «Чем хуже — тем лучше!»
— Перевёрнутая сатва.
— Совершенно верно. Которую нам хотят навязать как истину.
— Истину в обличье беспощадного реализма, — домыслил кшатрий.
— Скорее, в обличье убогого коварства. Растлевающего созидательный дух природного «благородства».
— Арийцы не пойдут за этим.
— Не всё так просто, — мрачно заметил Диводас. — Наше слово вдохновенно, а у коварства — символически абсолютно точно, как при расчёте. Потому что записано знаком. Не слово и его дух теперь создают культ разума, ясность мысли, творчество пересказа, а закорючка, начертанная на известняковой доске. «Священные письмена». Магия закорючки! Вот что удумал этот проходимец.
— Кто он?
— Увидишь. Занимательно, не правда ли? Особенно для вайшей — для тех, кто говорит так же туго, как мыслит, ибо мыслит наперекосяк. Чтобы мыслить, мозгам нужна плётка. Труд. А здесь за них всё уже сделано. Осталось только прочитать и повторить. Теперь мыслит не голова, а кусок известняка с закорючками. Голова отдыхает.
— Это только способ впихнуть нам свои исковерканные идейки, — вздохнул Индра.
— У него их много. И поправить словом ничего нельзя, потому что знак слишком точен. Если написано: «Говори одно, а делай другое!» — значит, и прозвучит только так.
Он скоро будет здесь. В надежде, что сиддхи примут его как пророка.
Индра холодным взглядом ответил Диводасу. Оценив это как вызов.
На кругу Совета было тесно. Сиддхи в косматых шкурах, перевязанных накрест, гудели, будто пчелиный рой. На каменном уступе восседал Диводас. Наклонившись вперёд и облапив колени. Взъерошенный и могучий, как старый дуб на ветру. Он иногда перебирал толпу взглядом. В ожидании действия.
Наконец вперёд вышел человек, колченогий и сутулый, с нескладно длинными узловатыми руками и фактурным лицом. Он был чёрен бровями настолько, что это казалось неправдоподобным.
— Сиддхи! — заговорил человек, прижимая к груди белые известковые доски. — Можно ли начертать великие законы Ману так, как чертит своё имя ночь, созвездиями на ясном небе? Или зверь лесной, оставляя на земле могучий след? Чтобы великие законы оставили свой отпечаток не только в душах людей, но и на неистребимых священных камнях?
— Он святотатствует, — всполошились одни.
— Верно, верно, — закивали другие.
— Этот паук так же заботится о законах Ману, как мы о его бабушке! — хмыкнул мастер Ушана. Тот, что сделал Индре палицу из кости Дадхъянча. Индра, стоявший рядом, и бровью не повёл. Впитывая взглядом лукавого письмотворца.
— Теперь мы можем забыть Слово, потому что есть знак! —продолжил Шамбара. — Ведь слово — только звук. Оно взывает к ушам, а знак сотворён для глаз. Но разве не глаза — окна души? Вы скажете мне: «Закорючка не заменит живое слово!» Так скажете вы. Потому что видите перед собой только закорючки. А я скажу по-другому: «Верь не тому, что видишь, а тому, что хочешь увидеть!»
Он засмеялся, обнажив кривые зубы.
— Ты— плут! — вдруг заявил кто-то из толпы и ввязался в бой. Шагнув в круг.
— Говори, Атри, — кивнул Диводас.
— Я говорю, что он плут, — негромко повторил новый персонаж умобойного фарса. — Нельзя не верить увиденному, ибо только глаза скажут тебе правду. «Не верь тому, что говорят, а верь тому, что ты видишь!»
— Значит, не надо верить ушам? — коварно улыбнулся Шамбара.
Диводас закусил губу. Стыдливо и досадливо. Атри понял, что попался.
— Говори то, что хотят услышать, а не то, что есть на самом деле! — провозгласил Дасу. Он надменно оглядел подавленных мудрецов. По толпе прошёл рокот.
— И тогда истина пожертвует тобой, поскольку ты перестанешь ей внимать! — вдохновенно произнёс Атри. Вполне ублажённый собой.
— И тогда ты переживёшь истину, ибо переживёшь последнего, кто станет её утверждать, — спокойно поправил его Шамбара. — Не истины ради будь, а ради себя, и тогда истиной станешь ты!
Атри горестно кинул Диводасу:
— Я не могу поспевать мозгами за этим словесным плутовством.
Он вышел из круга под мёртвое молчание сиддхов.
— Ну что же вы не спорите? — улыбчиво спросил Дасу. Демон тащил паутину, в которой запутались эти просвещённые умы.
— Если значки плута так же изворотливы, как и его мозги, их не осилит ни один глаз, — вступил в дело Надха, высокий и седой сиддх, к которому Диводас относился недружелюбно. Из-за неподелённой когда-то власти, о чём Индра слышал краем уха.
— Простота — удел бездарных. Засыпающий в простоте просыпается в глупости, — заспорил Шамбара. — Письмена не просты и не сложны. Они совершенны. Против Слова, за которое никто из вас не может спрятаться, ибо оно не совершенно.
Он поднял над головой скрижали, и мелкие глаза Дасу сверкнули злобой:
— 'Пропусти
— Вот, значит, почему он начал с законов Ману, — тихо сказал Ушана. Тот, что сделал Индре палицу. — «Пропусти их вперёд…»
— Ты не то услышал, — поправил его Индра. — «Всегда будь на один шаг впереди.» Это важнее.
— Письмена так же смертны, как и их идеи, — попробовал возразить Надха. — Бессмертен только дух Слова, ибо ничто не может заткнуть говорящему рот. Мы говорим — и значит, мыслим! Шамбара коварно улыбнулся:
— Ничто, говоришь, не может заткнуть рот? Сура! Она сперва заткнёт тебе рот, а потом заткнёт тебе мысль. Может быть, суры недостаточно? Тогда я придумаю зелье и покрепче. Ты лучше попробуй заткнуть письмена, которые и через тысячу лет скажут
— Как ты смеешь?! — закипел Надха. — Как ты смеешь творить скверну на светлом имени Митры? /*
— Если он сочтёт это скверной, пусть сам скажет об этом.
— Смело, — хмыкнул Индра, — а главное — нахально. Вот в чём весь его секрет. Нахальство вытесняет традиционализм мышления. — А сколько всего у тебя крепостей? — громогласно спросил кшатрий, решив, что пора выпускать бычка.