женщина и о чём-то спросила пришельца. Воин не слышал её голоса. Индра сел возле порога, приткнувшись к косячине, уронил голову на колени и провалился в незрячую немощь.
— Ты всё время звал какого-то человека с лошадиной головой, — сказала женщина, когда воин долго и пристально разглядывал незнакомое жильё, пытаясь понять, где он и что с ним произошло.
Женщина стояла в изголовье постели и потому оставалась для Индры неразличимой.
Воин обернулся, и мягкий козий ворс спавшей с его плеч шкуры оголил ему грудь. Индра обнаружил, что он не только раздет, но и омыт чьей-то заботливой рукой.
— Сколько времени я здесь провалялся? — хмуро спросил Индра.
— Ты спал целый день. А пришёл сегодня под утро.
— Как — целый день?!
— Так, целый день.
— А как же Дадхъянч?
— Кто это?
— Человек с лошадиной головой.
— Ты пришёл один.
— Да, я помню. Дадхъянч там, в долине, остался без воды и без еды. Я всё унёс. Я же не знал, что мы разминёмся, — зачем-то объяснял Индра.
— Успокойся, там никого нет, — мягко сказала женщина и положила руку воину на плечо. — Там нет никакого человека с лошадиной головой.
Индра выбрался из мягкой постели, занимавшей почти всё пространство дома и, шлёпая босыми ногами по укатанному полу, подошёл к двери. Дождь перестал, но долину затянуло белёсой пеленой. Сыростью пахла трава. В усталом замерении прогорал вечер, и всё живое обратилось в спячку.
— Ну вот видишь, никого там нет.
— А где моя одежда?
— Сохнет. В дымнике.
Индра только теперь сумел рассмотреть хозяйку как следует. Её свежесть застыла на той вершине возраста, с высоты которой уже открывался обрыв женской привлекательности. Она вполне бы сошла Дадхъянчу, Индра же не мог оценить по себе все зрелые достоинства её женской породы.
— Мне нужно идти, — сказал он тихо.
— Поешь хотя бы. Это не займёт у тебя много времени. Я пожарила заячьи потроха с грибами и парной кашей. А может быть, ты хочешь запечённой козлятины?
Индра сглотнул слюну. Он не ел уже два дня.
— Ладно, — согласился воин, вдруг угадав в себе муки голода. — Это не займёт много времени.
Они уселись возле очага, и кшатрий, беззаботно прикрыв наготу, отошёл во власть поеда. Сочная вытопь жира текла с его губ на шею. По молодой запушке подбородка, что могла бы сой— ти за бороду, но только издали. Пока. В млечной лазури его глаз метались блики огня. Пожиравшего шипячие салом угли.
— А где твой муж? — спросил воин, пережёвывая козлятину.
— Умер.
— Почему же ты не найдёшь себе другого мужа?
— Здесь бывает мало мужчин.
— Как же ты живёшь одна?
— В ста, в ста и ещё трижды в ста шагах от меня, где колодец, много домов нашего клана. Но я обхожусь без помощи родичей.
Индра покачал головой:
— Вот найду Дадхъянча, и у тебя будет славный муж.
— С лошадиной головой?
— Нет, Ашву я у вас заберу. Он должен таскать повозку.
— Кто это — Ашва?
Индра понял, что объяснения займут слишком много времени. Воин сделал гримасу и не стал продолжать тему.
Набив рот мясом, он с удовольствием подумал о таком удачном решении. Помочь этой доброй женщине и куда-нибудь пристроить риши. В хорошие руки. Осталось только найти Дадхъянча и уломать его. Возможно, с этим пришлось бы повозиться.
— Как зовут тебя, воин? — мягко спросила будущая жена Дадхъянча.
— Индра, — прочмокал её гость.
— Ин-д-ра, — перекатила она его имя кончиком языка. Будто притронулась к тёплой коже воина. И заставила её сжаться. Он нашёл в её глазах такую томительную негу, такую волну тепла, путимого упрямой, несокрушимой волей, что пугливо отринул.
— А меня зовут Сати, — сказала женщина, при— близившись к Индре. — Позволь я позабочусь о твоей ране.
Она кивнула на припухшие рёбра воина. Уже не противившегося ничему.
Сати принесла растирку, дурно, ядовито пахнущую снадобьем, и, уложив кшатрия, взялась живить его тело тихими пальцами. Женщина заговорила о чём-то правильном. О чём-то хорошо известном. Индра пытался её слушать, но сладостная дрёма уносила его мозги в туман покоя и бездействия.
Когда очаг прогорел, воин вспомнил о Дадхъянче.
— Куда же ты пойдёшь, уже ночь? — спросила Сати, обволакивая Индру теплом своих рук.
— Ночь?
— Конечно. И угли прогорели. Мы даже не сможем сделать факел. И одежда твоя в дымнике, а до него нужно идти. Подожди до утра.
— Как же до утра? Он там один. Столько времени.
— Наверняка твой друг пришёл днём в деревню. Они всегда жгут костёр, чтобы издали был виден дым. Его заметно за сотни шагов.
Индра понемногу успокоился и признал над собой власть тёплых рук Сати.
Ни на следующий день, ни после Дадхъянч так и не объявился. Сати ходила в деревню за водой и, вернувшись, поведала, что там чужих не видывали.
— Значит, он повернул к сиддхам, — заключила женщина.
— А далеко отсюда их деревня?
— В полудне пути.
— Я должен его догнать. Сати наклонила голову:
— Разве тебе было плохо со мной этой ночью?
— Нет, поверь, но…
Она обняла Индру за плечи:
— Что изменится, если ты уйдёшь сегодня? Или завтра? Твой Человек с лошадиной головой уже у сиддхов. Должно быть, он переждёт у них Ночь Богов. Ты его не потеряешь.
Индра чувствовал, что и этот его порыв Сати удалось унять. Она вообще заволакивала клокотание всякой страсти вокруг себя. Кроме, разумеется, одной. А уж в ней Сати была большой искусницей.
— Жаль, что он не станет твоим мужем.
— Им уже стал ты, — равнодушно сказала женщина, поправляя на Индре одежды.
Ему ещё никогда не встречались такие заботливые руки. Даже в детстве руки кормилицы не заботились так о нём, как эти сейчас. Мягкие, как снег в горных долинах.
