— Да так… — напустил на себя равнодушный вид Сашка, но Пашка повернулся и тоже с интересом и недоверием посмотрел на него.
— У тебя там что, родственник? — спросил он, — кто? Я там всех знаю.
— Он недавно перекинулся и туда ушел, — попытался отвертеться Сашка, — да ладно, замяли.
— Слышь, тебя туда не пустят, даже если родственник. Пускают только родителей, братьев и сестер, и то — по желанию перекинувшегося. Остальных посылают на… Хорошо, пошли провожу, — Пашка встал с кровати, спал он в одежде, накрывшись простыней.
— Да не надо, — Сашке стало как-то неудобно, — я сам найду.
— Мне все равно вещи кое-какие забрать надо, — с металлом в голосе ответил Пашка, и Сашка понял, что спорить бесполезно. Но он никак не мог понять, почему Пашка так навязчиво хочет с ним идти.
Они не успели и шага сделать, как от удара дверь чуть не слетела с петель. На пороге стоял здоровый черт.
— Нечисть быстро на выход! Эти опять приперлись! — закричал он и побежал дальше по коридору.
— Кто приперлись? — переспросил Сашка, в то время как Игорь достал из под кровати ярко-алую женскую шапку и напялил ее себе на голову. Васька со вздохом вытащил из под матраса черный с красной подкладкой плащ, и надевая его, вышел в коридор вслед за спешащим Игорем.
— Паш, объясни ему, а то нам некогда, — попросил он, обернувшись.
— Идем, — мрачно сказал Пашка, — сейчас шоу будет.
Они вышли из палаты, и пошли по коридору. Пашка неторопливо стал объяснять.
— Бабки тут повадились собираться и псалмы петь, — он сплюнул, — достали уже. Вроде старые, а глотки как луженые. Литургия, блин, оглашенных. Затянут непропетую, хотят этим нечисть прогнать. Догадываешься, кого они нечистью считают?
— Конечно, — кивнул Сашка, такие религиозные бабки ему самому не нравились: вроде не агрессивные, но как начнут проповедовать, хочется сбежать подальше. Был у него один знакомый одноклассник с такой вот бабкой, она часто в школу приходила и начинала «увещевать отроков». Реакцию это вызывало однообразную, ребята или начинали откровенно хамить или просто уходили.
— И ведь не к основному входу приходят, оттуда их быстро охрана прогонит. А собираются около забора, там где он близко к коридору стоит. Думаешь зачем стекла затонировали? По этому коридору в перекидочную везут. Представь, едешь ты на перекидку. Переживаешь, а тут еще эти начинают кричать или петь. К ангелам они хорошо относятся, даже любят их. А вот всех остальных нечистью называют. Одно слово — «упертые». Во наши и решили их немного проучить, — Пашка уверенно шел, зная место, где будет происходить действие. Наконец они остановились у окна. Снаружи раздавался нестройный хор противных старушечьих голосов. Разобрать слова было невозможно. Старушки, одетые во все черное, как стая воронья, стояли как раз напротив них, за бетонным забором. От забора до коридора было всего несколько метров.
— А как? — спросил не скрывая свое любопытство Сашка. Будь он сам «нечистью» обязательно поучаствовал бы вместе с другими в этой затее.
— Смотри, сам сейчас все увидишь, — Пашка впервые скупо улыбнулся.
Почти все «изгонятели бесов» держали перед собой раскрытые книжечки со словами, чтобы ненароком не забыть. Уставившись в книжечки, они совершенно не замечали, что творится вокруг. А сзади них черти в черных плащах, несколько оборотней и пара других генотипов, среди них Сашка узнал рыжую племяшку Игоря встала в точно такой же «хор». Развернула заранее приготовленные листы и подражая старушкам затянула на их длинный мотив. «Мы все грешники итак, нас манит дорога в ад», — ясно различались слова известной металлисткой группы. К тому же все «волки» для прикола надели женские красные шапки. Черти были все как на подбор в черных плащах, под которыми проглядывали рубашка с трениками или спортивный костюм, который обычно надевают в больницу. Старушки начали понимать, что происходит что-то не так, сначала они непонимающе смотрели друг на дружку, при этом не переставая петь, а потом кто-то все же сообразил оглянуться. «Ой, батюшки светы!» — запричитала одна из старушек, а хор «нечистых» грянул изо всех сил припев: «Мы все там в аду равны и печатью прожжены!». Это было уже слишком, даже для закаленных в «боях» с нечистью пожилых бабулек. Они крестясь стали разбегаться. Сашка засмеялся:
— Здорово они их! — восхищенно воскликнул он, — жалко я не черт, клево бы сейчас там спеть.
— Не жалей, — сказал Пашка серьезно, — ни о чем не жалей. Это я тебе как перекинувшийся перекинувшемуся говорю, — и он пошел обратно.
— Не понял, — догнал его Сашка, — почему ни о чем не жалеть? Еслиб я сейчас попел бы там, то в школе потом рассказать можно. Ребята обхохочутся.
— Ты кем хотел перекинуться? — не отвечая на его вопрос спросил Пашка. Сашка подумал немного и ответил:
— Вообще-то чертом. Есть у нас в классе один кадр, постоянно к нам со Славкой пристает. Вот бы мы ему тогда крути поубавили бы.
— То есть тебе нужна сила? Так? — не унимался Пашка.
— А кто сильным не хочет быть? — удивился Сашка.
— Но ведь сейчас ты сильный, и что? — Пашка задумчиво смотрел перед собой.
— Да, — согласился с ним Сашка, — вроде все верно. Я и сейчас ему вломить могу, — он помолчал и решил сказать правду, — загвоздка в том, что это ведь всего на два месяца. Что как сейчас, что чертом, но через два месяца я опять стану прежним. И вот тогда все проблемы вернуться, если не станут больше.
— Вот видишь, ты понимаешь, — ответил Пашка, — изменение, дающее тебе силу ничего не решает.
— К чему ты это говоришь? — не понял Сашка.
— А ты задумывался зачем они, эти изменения? Что они нам дают? В смысле потом, когда проходят, — спросил Пашка.
— Как это зачем? Незачем, просто они есть и все. И ничего они не дают, — уверено ответил Сашка, — ну, может у некоторых болезни проходят.
— Ты не прав, — Пашка остановился и посмотрел Сашке прямо в глаза, от этого пронизывающего взгляда ему стало как-то не по себе, — я долго думал, когда в Дальнем корпусе лежал. Там, знаешь ли, больше делать и нечего, все быстро надоедает, и тогда остается одно — думать. И вот к чему я пришел. Изменения выпрямляют то, что в тебе криво. В душе я имею в виду. Вот например я, всегда не понимал девчонок, ну не мог их понять и все. А сейчас хорошо понимаю, и первым делом, когда обратно перекинусь — помирюсь с Наташкой. Мы с первого класса дружим. А сейчас разругались, раньше я не знал почему, а теперь понимаю.
— Ты хочешь сказать, что став девчонкой, ты научился их понимать? — осторожно спросил Сашка, — хорошо, а как же тогда черти, ангелы и другие. Перекидка в них что дает?
— Я начал понимать девчонок, не от того что я сам стал девчонкой. Внутри-то я парень. А оттого, что они меня воспринимали как девчонку. Разговаривали и относились соответственно. Как и мальчишки, вроде разговариваете со мной как парнем, но при этом Васька стесняется меня, а Игорь никогда не смотрит в лицо, — Пашка вздохнул, — что касается остальных… Не уверен точно, но думаю, ангелы — это понимание, что сила и крутость не главное, черти — возможность стать лучше, а другие… Не знаю, есть конечно идеи, но не все там стыкуется.
— А я? — думая над словами Пашка, вырвался у Сашки вопрос.
— Насчет тебя — никаких идей, по моей теории ты ангелом должен быть, — пожал плечами Пашка, — а тут новый генотип. Нет, не понимаю.
Они пришли в палату. Скоро туда прибежали запыхавшиеся Игорь и Васька.
— Видел как мы их? — спросил обоих Игорь, сбрасывая красную шапку на кровать.
— А то! — показал большой палец Сашка, выражая свое одобрение. Васька в это время складывал плащ, чтобы спрятать его обратно под матрац. Вид у него был довольно грустный.
— Если б чертом или зверем каким перекинулся, то обязательно попел бы с вами, — заявил
