гены, третье поколение, все по науке. Привет от Грегора Иоганна Менделя.
– Привет принят, – улыбнулся дед. – Но я повторяю – особого повода для беспокойства пока нет. Да, бывают преступления, совершенные практически в одном месте и одно за другим. В жизни, прости за банальность, случаются еще и не такие невероятные совпадения. Но в этом деле ни мы, ни наша семья не замешаны, ты это знаешь не хуже меня. Так что все образуется, поверь.
– Ты меня просто успокаиваешь, как маленькую, – пробубнила я, отхлебывая кофе. – А мне уже не десять лет.
– Тебе больше, я знаю.
– А мама вообще уже вторые сутки надо мной трясется, как не знаю кто, – продолжала я обиженно. – Словно ни на кого иного, как именно на ее несчастную дочку убийца объявил охоту во всероссийском масштабе. Бред сивой кобылы! Дед, ты-то хоть понимаешь, что не за мной убийца бегает, а за кем-то другим. Я ведь на самом деле просто случайный свидетель.
– Хорошо, хорошо, свидетель, – примиряюще сказал дед. – Я тоже свидетель. Но как бы то ни было, Станислава, я настоятельно прошу тебя: поосторожней. Пока все не прояснится, пожалуйста, больше никаких ночных прогулок и пикников. – Дед устало потер глаза и внезапно добавил:
– Дай честное благородное слово, что ты выполнишь мою просьбу.
И замолчал, исподлобья глядя на меня. Я тоже молчала, недовольно уставившись на деда. Меня совсем не устраивала его неожиданная просьба. Дело в том, что так уж у нас с ним повелось с детства: если кто давал 'честное благородное', то выполнялось оно неукоснительно, и никакие ссылки на обстоятельства не могли его нарушить. Врать деду мне не хотелось, но и честное благородное слово я ему дать не могла: тогда мне пришлось бы с заходом солнца запираться в четырех стенах. Или завтра же ехать в Москву. Но ни того ни другого мне не хотелось – по особым соображениям.
– Не могу, – в конце концов коротко ответилая.
– По крайней мере ты ответила честно, – вздохнул дед и снова замолчал.
Я уставилась в чашку с кофе. А что я могла сказать?
– Тогда, пожалуйста, ответь мне на другой вопрос.
– Какой? – подняла я голову.
Дед чуть помедлил и сказал:
– Что произошло вчера вечером, когда ты шла с Марьина озера домой?
Святые угодники!
Неужели Антон не сдержал слова и все ему рассказал? Но когда он успел?! Ведь Михайлишин практически все время был рядом со мной – и в доме у родителей, и в милиции. Но тогда кто? Маме и папе я ничегошеньки не говорила. А больше никто про мои ночные страхи и не знал. Значит, дед сам догадался. Ну что ж, немудрено: меня всегда поражала дедова способность к дедуктивному мышлению. Ему бы в сыщики податься, большую карьеру мог сделать.
Я посмотрела на деда. Он терпеливо ждал. И тогда я почти слово в слово повторила фразу, которую не так давно сказала Антону Михайлишину:
– Дед, дай мне слово, что ты не будешь смеяться над тем, что я тебе сейчас расскажу.
И умница дед тут же ответил:
– Честное благородное, не буду.
Мое сбивчивое повествование уложилось в четверть часа. Дед слушал чрезвычайно внимательно, не перебивал, не хмыкал недоверчиво. Только время от времени делал какие-то пометки на чистом листе блокнота. Когда я закончила, он прикурил новую папиросу, долго молчал, а потом произнес нечто не совсем понятное. Но слова его удивили меня и насторожили. И я их запомнила сразу. Вот что он сказал, затягиваясь ароматным дымком:
– Знаешь, Станислава, иногда длинные невидимые нити, словно подземная грибница, соединяют сегодняшнее преступление с далеким, давно и вроде бы навсегда канувшим в Лету прошлым. А когда события прошлого – пусть даже в некоем новом качестве – проявляются через преступление, то они могут помочь найти мотив и, следовательно, – убийцу. Особенно если знать, что и кого ищешь…
– Что ты имеешь в виду?
– Ведь покойные Пахомов и Шаповалов были заядлыми охотниками… – задумчиво произнес он.
– Ну и что? Ты тоже заядлый охотник, – сказала я, недоуменно хмыкнув. – И вообще – у нас в поселке каждый третий мужик – охотник. А дядя Ваня и дядя Игорь даже не были знакомы друг с другом. При чем же здесь охота?
– Но они оба могли быть знакомы с убийцей, – тут же возразил дед. – Не сейчас, так раньше.
Это был мощный аргумент.
– Ты что, знаешь, кто их убил?!
– Не знаю, – откровенно признался дед и тут же поправился:
– Пока не знаю.
И я каким-то шестым чувством поняла: дед явно о чем-то догадывается. У него уже есть версия и подозреваемый. Но со мной он своими догадками делиться не хочет, исходя из каких-то своих сугубых соображений. И пытать его сейчас бесполезно: придет время (если придет!) – он сам все расскажет.
– А мотив? – спросила я.
– Мотив? Со временем и мотив проявится, – уверенно сказал дед, гася окурок в пепельнице. – Но прошу тебя, Станислава: поосторожней. Пожалуйста, прекрати на время ночные прогулки. А с родителями я завтра же поговорю.
– Поговорю! – саркастически воскликнула я. – Как будто мама после твоего разговора сразу изменится. И перестанет надо мной трястись.
Внезапно дед посерьезнел. И тон его изменился, похолодел:
– Но ты, надеюсь, понимаешь, что она просто беспокоится о тебе? Два убийства за два дня, да еще в поселке, где не убивали уже лет пять, – не шутка. Ты что – неуязвима?
И тут я вспомнила. И хитро посмотрела на деда.
– Спорим, со мной ничего не случится? – спросила я.
– Сплюнь, глупая!
– Плевками делу не поможешь, – рассудительно заметила я и вытащила из свертка, засунутого в принесенный мной пакет, небольшой баллончик. Черный с серебром. Поставила его на стол перед дедом. – Это будет понадежней.
– Что это такое?
– Нервно-паралитический газ. Нажал, пшикнул – и Джек Потрошитель вырубается минимум на четверть часа! Сделано в Германии. А уж немцы, как ты знаешь, что-что, а в газах толк понимают.
– Откуда это у тебя, Станислава?
– У твоего майора украла.
Дед нахмурил брови – сейчас он явно не был расположен к веселью.
– Шучу, шучу, дед, – сменила я тон. – Ребята из Москвы в подарок привезли.
– Это мнимая безопасность, Станислава. – Дед взял баллончик и повертел в руках. Отдал его мне – с несколько брезгливой миной. – Не очень-то я верю в подобные вещи. Они создают обманчивое чувство вооруженности и вседозволенности. И, как следствие, – беспечности.
– А что же мне – с твоими сабелюками по поселку ходить? – кивнула я на стены, увешанные дедовой коллекцией.
– Ну зачем же так, Станислава? – даже слегка обиженно, как мне показалось, заметил дед.
– Или с этим? – продолжала я, указывая на поблескивающий в углу кабинета застекленный шкафчик, в котором рядком стояли охотничьи ружья. – И вообще, дед, все это бред какой-то: маньяки- садисты, отрубленные головы…
– Два убийства подряд – это не бред, а печальная закономерность, – перебил меня дед.
И попался в яму, которую сам же и вырыл.
– И закономерность такова, что даже если это обыкновенный убийца, то специализируется он не на барышнях, а на пенсионерах. Так что, дедуля… – И я брякнула перед дедом второй баллончик:
– Это тебе.
