Мгновенно вскакиваю на ноги и спросонья шатаюсь. Люди, лежащие вокруг, кажутся мне какими-то призраками, будто я смотрю на них сквозь закопченное стекло.
– Хотела прикрыть вас полотенцем, да нечаянно капнула. Простите.
– Ничего, спасибо! – бормочу я и, пристыженный, что меня застала спящим улыбающаяся девушка, увязая в песке, бросаюсь к морю.
Рассекая тугую воду, зарываюсь в нее и плыву в открытое море. Скоро, однако, пальцы мои касаются дна. Вдали от берега песок волнистый и плотный, без единого камешка. Вода кажется очень холодной, и я, точно обожженный, поворачиваю к берегу.
Соседка сидит на скамейке. Теперь я могу свободно заговорить с девушкой, раз она первая затронула меня, но что сказать ей – никак не могу придумать. Спросить разве, где она научилась так хорошо плавать? Нет, глупо!.. Все подходящие слова вылетели из головы, и даже кашлянуть трудно. Но, облегчая мое положение, девушка первая обратилась ко мне:
– И так сразу бросаться в море не стоит. Вода еще холодная, а вы перегрелись. Легкие простудите.
– Ну, чепуха! – протянул я.
– Совсем не чепуха. Я давно возле моря живу, а вы новичок и многого еще не знаете. Извольте слушать старших!
– Почему вы думаете, что я новичок?
– Не думаю, а знаю!
– Странно, откуда вы знаете? – И, пользуясь случаем затянуть разговор, отвечаю: – А вот и ничего подобного. Я здешний и живу на Матросской слободке.
– Нечего меня обманывать. Я решительно все знаю…
– Что вы знаете, что?
– Знаю, что вы приезжий.
– Кто это выдумал?
– Сорока на хвосте принесла. Птичка такая.
– Здесь сорок нет. Сороки в лесу водятся, а здесь море и степь.
– Ну, не сорока, так баклан… Ну ладно, не стоит больше интриговать. Я ваша соседка, и даже вчера вечером видела, как вы у колодца зубы чистили. Ну, а кроме того, Агния Трофимовна рассказала нам, что у нее новые квартиранты, очень симпатичные молодые люди.
– Вы и с Агнией Трофимовной знакомы? – выпалил я первое, что пришло на ум.
– Еще бы! Мы третий год берем у нее козье молоко. У папы легкие пошаливают, и врачи рекомендовали ему козье молоко пить.
– Козье молоко здорово помогает, – согласился я. – С нами живет сейчас один товарищ, некто Бобырь, так у него самая настоящая чахотка была. Мамаша заставляла его насильно пить, по рецепту врача, козье молоко и растопленное собачье сало…
– Вылечился?
– Здоров как конь. Только во сне скрипит еще иногда зубами.
Девушка засмеялась и, немного помолчав, спросила:
– Вы сюда… зачем приехали?
– На работу.
– Куда именно?
– На Первомайский завод имени лейтенанта Шмидта поступили.
– А что вы там делаете, если не секрет?
– В цехах работаем. Я, например, в литейном, а товарищи мои в других: Маремуха – в столярном, а Бобырь…
– Техниками, да? – перебила меня девушка.
– Зачем техниками? Рабочими!
– Рабочими?.. Простыми рабочими?
– Ну да!.. Рабочими. А что ж здесь удивительного?
– Да нет, я просто так спросила… А потом, должно быть, в институт пойдете? Вам, наверное, стажа рабочего для поступления не хватает?
Сейчас для меня было уже совершенно ясно, что девушка считала нас какими-нибудь спекулянтскими сынками. «Наверное, – думала она, – приехали в чужой город рабочий стаж нагонять». Следовало обидеться уже на одно такое предположение, но я, не подавая виду, сказал солидно:
– Поработаем – увидим. Рано еще загадывать, что будет завтра!
– В литейном небось вам труднее всех приходится?
– Почему? Обычная работа!
– Самый вредный цех на заводе. Там всегда такой дым едкий. Серой пахнет. А потолки низкие- низкие.
– Крышу скоро подымут. Уже столбы наружу выведены.
– Ах, когда это будет! Мне вас очень жаль.
– Откуда вы все знаете про литейную?
– Меня папа водил туда однажды. Показывал, как чугун льют. Я волосы шампунем едва отмыла от той пыли.
– Как вас пустили, странно. На завод посторонних не пускают.
– Пустили, – сказала девушка беспечно. – К тому же я не посторонняя: мой папа на заводе главным инженером служит. Вы должны были его видеть.
– Еще не видел, – сознался я. – Мы же только первый день отработали.
– Да, я забыла… А вас как зовут?
– Василь.
– Ну, тогда давайте познакомимся. Меня зовут Анжелика. А сокращенно, для знакомых, – Лика.
– Хорошо, – буркнул я.
– Какой вы все-таки странный! – Девушка засмеялась. – Настоящий бука! Что «хорошо»? Знакомясь, люди должны друг другу руку подать. Ну?
– Почему я бука? Раз мы с вами говорим, то мы уже знакомы, по-моему. Но если вы хотите, то отчего ж! – И я неловко протянул Лике мокрую еще руку.
Она пожала ее своими тонкими пальцами, и как раз в эту минуту у меня за спиной послышался негодующий голос Бобыря:
– Ну тебя, Василь! Мы гукали тебя, гукали, Маремуха аж на крышу вылез, а ты…
Словно ошпаренный, я выдернул руку из ладошки Анжелики.
Запыхавшись от бега, перед нами стояли Бобырь и Петрусь. Саша в изумлении переводил взгляд то на меня, то на Лику.
А соседка, нисколько не смутясь, разглядывала моих приятелей.
– Пошли обедать! – бросил Маремуха.
– Это и есть ваши друзья, да, Василь? – спросила Анжелика. – Почему же вы нас не знакомите?
– Познакомьтесь, хлопцы, – смутившись уже вконец, промямлил я. – Это… это…
Как бы желая выручить меня, соседка поднялась со скамейки и, шагнув навстречу друзьям, сказала:
– Анжелика!
Хлопцы тоже опешили. Петро с ходу пожал девушке правую руку, Бобырь – левую, и оба они назвались.
– Так вот, оказывается, кто из вас Бобырь! – сказала с любопытством Анжелика, в упор рассматривая присмиревшего Сашку. – Это, значит, вы по ночам зубами скрипите?
Сильнее и обиднее Сашку уколоть было нельзя. Он посмотрел на меня с негодованием: многое сказал его взгляд, полный презрения и обиды! Получилось так, что я насплетничал соседке о Бобыре, желая его осрамить, а себя возвысить. А у меня и в мыслях не было унижать товарища: просто вырвалось как-то случайно…
Разговор вчетвером явно не клеился, и мы оставили Анжелику на пляже, а сами ушли домой.