Бельмо и Точило-Бэк последовательно, но в быстром темпе превращали молодого человека в инвалида. Лейтенант оказался неожиданно стойким и, несмотря на стоны, отвечать на вопросы не хотел. Раскаленной железякой ему сожгли ягодицы; воткнув провода в половые органы, пустили ток переменной частоты; маленьким молоточком Бельмо мелодично выстучал на его пальцах марш имперских парашютистов.
Между тем Босли произнес перед остальными пленными маленькую речь о том, что, когда лейтенант заговорит, остальные станут не нужны и умрут в муках, поэтому с признаниями следует поторопиться. Их не последовало, Лумиса это удивило: или же пленных вдохновил пример стойкости офицера, или они действительно были убежденными патриотами. Босли это тоже обидело, на щеках у него заходили желваки, но он сдержался и не стал избивать их тут же, на месте.
Лейтенантика уже было трудно узнать: изо рта капала бурая пена, глаза провалились куда-то вовнутрь черепной коробки и смотрели, если еще видели, совсем тускло. Все вокруг него, в числе Бельмо и Бэк, были в темных кровавых пятнах, потому что Бельмо боевым топориком отсек ему несколько пальцев на правой руке, да не просто так, а по фалангам. Под ногти другой руки Бельмо, все так же ухмыляясь, вогнал ему половину комплекта иголок, когда внезапно лейтенант сдался. Он сказал, что ответит на все вопросы, лишь бы ему дали умереть быстро. Ему подали сигарету (он не мог ее держать) и оттащили за угол хижины, а там за него взялся Чистюля. После этого сразу заговорили еще двое захваченных. Всех остальных строптивых распределили «мальчишкам». Лумису достался пилот. Вокруг его шеи синел рубец, след, оставленный «удушкой». Бельмо вручил Лумису карманную электропилу фирмы «Дровосек» и показал, в каком месте делать разрез. Лумис, избегая встречи с глазами привязанного к доскам человека, включил пилу. На радость Лумису, пилот согласился сотрудничать, как только лезвие вспороло кожу на голени. Его ответы нужны были Чистюле для проверки данных, полученных от лейтенанта. Лумис рукавом вытер мельчайшие капли крови с лица и почему-то вспомнил розовое, извивающееся под «Тянитолкаем» тело.
«Циклоп» пер прямо на них и, кажется, не собирался сворачивать. Лумис даже решил, что маскарад их раскрыт и сейчас танк, не сбавляя скорости, прокатится по ним всеми четырьмя гусеницами. Какой-то слишком жизнерадостный вояка назвал это чудовище «поросенком», производное от «свиноматки». «Сюда бы его, на наше место», — подумал Лумис. С низкой покатой башни, раскрашенной пятнами, грозно торчали два пушечных ствола (левый укороченный для стрельбы навесом), а сверху вяло амортизировал при движении станковый огнемет. Лумис напрягся, быстро взглянул на сидевшего рядом Тауэра: в форме браша тот выглядел совсем по-новому, и по его лицу было видно, что он сомневается в этом очередном замысле Чистюли. Земля под ними уже дрожала, гусеницы вгрызались в нее, как бульдозеры. Лумис нащупал под вещмешком газовые гранаты, они были теплыми. «Циклоп» взревел, как раненый динозавр, и остановился в десяти шагах от них. Сверху задребезжало: откинулся командирский люк. «Вставать, чтобы отдать честь, нельзя, иначе придется нагибаться за гранатами, и браши успеют закупориться», — прикинул Лумис.
Наверху башни показалось что-то непонятное: круглая голова и огромный глаз во все лицо. Глаз моргнул и уставился на имперских парашютистов. Лумиса передернуло, к такому он был морально не подготовлен. Экипаж танка — чудища! Генетические мутанты! О Господи Великий Эрр! И пленные об этом не рассказывали. Из люка появились плечи, затем все остальное: нормальное человеческое туловище, ноги, руки, игломет наперевес. Лумису стало легче — это был просто специальный шлем, новинка, рассчитанная на подавление психики. Браш спрыгнул с брони и подошел к ним.
— Где главный? — спросил он совершенно беспечно и, понятное дело, на не родном Лумису языке.
А Лумис уже окончательно пришел в себя. «Чистюля — гений тактики», — подумал он. Ничего не ответив брашу, боясь, что их с головой выдаст акцент, он показал рукой в ближайшую хижину. Танкист хмыкнул, досадуя на недисциплинированность пехоты, и пружинистым шагом двинулся в указанном направлении. Наверное, он устал сидеть в неудобном кресле и теперь радовался возможности размяться. Лумис, не оборачиваясь, считал шаги. На пятнадцатом он, также не оборачиваясь, метнул боевой топорик. С неприятным хрустом топорище вошло в позвоночник танкиста чуть ниже лопаток и чуть выше рукоятки топорика Тауэра. Было слышно, как браш с тяжелым стоном осел, и сразу же в люке зашипели газовые гранаты. Лумис, напяливая противогаз, рванулся к танку.
План Чистюли по уничтожению «Свиноматки» был гениален, но слишком громоздок и зависел от множества непредсказуемых факторов. Случайности и мизерные вероятности его, цепляясь друг за дружку, висели в воздухе. Но тем не менее, может быть, именно благодаря своей несуразности план удался. Слепо выполняя приказы, они сделали то, что было не под силу всей стратегической авиации Империи.
Они заставили пилота выйти на связь со «Свиноматкой», сообщить туда, что в деревне обнаружен механизм невыясненного назначения. Там заинтересовались. Пилот подробно описал внешний вид «Бетта-кью-105» и сообщил: при попытке поднять этот механизм в воздух он начинает вести себя очень подозрительно. После этого со «Свиноматки» выслали «Циклопа», к счастью, одного. Имперские парашютисты загрузили в него «Бетта-кью» и «будильник», для этого пришлось выбросить из танка весь боекомплект. Затем бросили жребий: одной трети суждено было стать героями посмертно. Ими стали эйч- капитан Чистюля (вне конкурса и без всякого жребия), парашют-мастер Босли, штурм-инструктор Бобр и Крэпстон. Они должны были взорвать «будильник» в чреве «Свиноматки». По этому случаю выпили за общим столом и уничтожили ненужных пленных, воткнув в них чешуйчатые кортики (теперь браши медленно умирали на окраине злополучного селения, имея в боку эти неизвлекаемые подарки). Смертники, одетые в форму противника, затолкали в танк оставленного в живых браша-танкиста и задраили люк. Бобр лихо взял с места, на ходу уменьшая клиренс двух внутренних гусениц. Танк со скрежетом и лязгом покатился по своему собственному следу и вскоре скрылся из глаз. Восемь усталых людей долго еще смотрели в ту сторону, а через пять часов Ключник, выйдя в эфир, сообщил на базу, что внутри «Свиноматки» взорван ядерный боеприпас, но, на всякий случай, ее надо добить с воздуха. Это тоже была задумка Чистюли.
Когда Ключник выключил рацию, Бельмо нехорошо оскалился и сказал, что теперь уж браши их запеленговали и сейчас на деревню посыпятся сверхтяжелые снарядики. Это была плохая шутка. Но он ошибся: не взорвались снаряды, и не прилетел «Тянитолкай», брашам было не до них, Чистюля все-таки осуществил свои честолюбивые замыслы. Они собрали амуницию и двинулись на восток, в сторону Скалистой Гряды.
ЛЕГЕНДЫ ЛЕСА
Тяжелая машина ползла вперед по только что прорубленной просеке, сминая и превращая в кашицу папоротники и еще уцелевшие деревца, а впереди, в зеленом сумраке медленно переваливался через поваленные стволы громадный покатый корпус «Мастодонта». За спиной мирно похрапывал Пексман, и это вместе с гудением двигателя навевало дрему, но Браст только иногда встряхивал головой, отгоняя сонливость, и, не отпуская рычаги, смотрел в перископ воспаленными глазами.
За эти несколько суток они прошли по сельве сотни миль, и полковник Варкиройт был доволен: все шло по плану. Для этих непролазных джунглей проделанное ими — своего рода рекорд. Первые поселенцы, появившиеся на Мерактропии, вообще не отходили от берега дальше чем на десять миль. Были, конечно, смельчаки, ослепленные призраком мекра — таинственного растения, увеличивающего продолжительность существования на этом свете, или фанатики науки, которые, захватив с собой максимальный запас огнеметной смеси, хинина и продуктов питания, надвинув на лицо смоченную антикомарином сетку, уходили в зеленое море, но сохранились лишь имена тех, кто вернулся. Их было немного, и, если они не лишались рассудка и не умирали от малярии или укусов дотоле неизвестных насекомых, их рассказы постепенно обрастали многочисленными подробностями и становились
