Матвей и теперь не считал чрезмерной плату за ту учебу и не считал пустыми годы, прошедшие рядом с депутатом Корочкиным. Но можно ли все это повторить, можно ли снова войти в реку, из которой он сам выплеснул себя три года назад, и, главное, надо ли это делать?..
Он так задумался, вспоминая, что не заметил, как прошел половину Тверской, зачем-то свернул сначала в Мамоновский, а потом в Трехпрудный переулок и вышел почти к Патриаршим прудам. Утром шел снег, теперь его остатки клочьями белели на деревьях, время от времени тяжело плюхаясь на мокрый асфальт.
«Куда это я направляюсь, интересно? — удивленно подумал Матвей, спохватившись только возле маленького итальянского ресторанчика, который, оказывается, открылся вместо магазина „Дары природы“ на углу Трехпрудного переулка. — Может, пообедать, раз уж забрел сюда?»
Ресторанчик выглядел привлекательно, народу в нем почти не было — за сияющим чистотой большим окном виднелись пустые столики. Да и весь этот до последнего камня знакомый переулок был почти так же уютен и пуст, как много лет назад, когда он считался тихим центром. Конечно, тогда рядом с «Дарами природы» не стояли сверкающие автомобили, которые теперь стояли возле итальянского ресторана, но в целом все равно было похоже.
Матвей уже направился ко входу, когда увидел, что к одному из этих автомобилей, к ярко-алой «Мазде», идет от ресторана высокая женщина в длинной серебристой шубе.
Рядом с ней семенил мальчишка лет семи, маленький, в очках и такой худой, как будто вышел не из ресторана, а из концлагеря. Матвей невольно приостановился, пропуская их мимо себя. Вокруг этой женщины создавалась настоящая зона турбулентности — так решительно и властно она рассекала пространство; хотелось переждать, пока она пройдет.
И вдруг, поравнявшись с Матвеем, женщина остановилась.
— Ты что, ма? — удивленно спросил мальчик.
— Подожди, — пробормотала она, вглядываясь во что-то у Матвея за спиной.
Испуг, послышавшийся в ее голосе, так не сочетался со всей ее победительной внешностью, и даже не с внешностью, а с той глубокой уверенностью в себе, которую она излучала, что Матвей обернулся и проследил за ее взглядом. И сразу понял причину этого испуга.
Возле алой «Мазды» стояло трое мужчин самой что ни на есть мрачной наружности. Они делали вид, будто производят какие-то дорожные работы чуть не под колесом автомобиля, но поверить в их созидательную деятельность было трудновато. Ну не идут в дорожные рабочие такие вот коренастые небритые кавказцы!
Женщина оглянулась на ресторанную дверь. На лице ее при этом выразилась такая растерянность, что сразу было понятно: оглянулась она бестолково, машинально, а вовсе не потому, что ожидала от кого-нибудь помощи.
— Ма-а… — капризно протянул мальчишка. — Ну я же на римских кошек опоздаю!
Не обращая внимания на его нытье, женщина попятилась к ресторану. Один из кавказцев тут же взялся за дверцу ее машины, другой сделал шаг к хозяйке. Та торопливо выхватила из сумочки телефон и стала лихорадочно нажимать на кнопки. Понятно было, что если рядом нет никого, кто мог бы ей помочь, то вызвать помощь даже с соседней улицы она уже не успеет.
— Вы их знаете? — спросил Матвей.
Она вздрогнула и отшатнулась. Потом окинула его мгновенным взглядом и ответила почти спокойным голосом:
— Нет. Левые какие-то. У меня проблем нету.
— Значит, просто машину хотят, — сказал Матвей. — Ничего страшного. Пойдемте. Возьмите ребенка за руку.
Матвей подошел к водительской дверце. Женщина шла рядом. Матвей протянул руку, и она положила в нее ключи. Кавказец стоял вплотную к машине; открыть дверцу было невозможно. Матвей поймал его взгляд. Кавказец смотрел ему в глаза секунд тридцать, потом нехотя сделал шаг в сторону.
— Садитесь. — Матвей нажал на кнопку пульта, снимая машину с сигнализации.
— А вы не… — В ее голосе снова послышалась растерянность.
— Рядом со мной.
Она быстро обошла машину, втолкнула ничего не понимающего мальчика на заднее сиденье, где лежал большой пестрый рюкзак, а сама села впереди и торопливо захлопнула дверцу. Матвей заблокировал все четыре двери, включил первую передачу и резко бросил сцепление. С асфальтовым визгом и шлейфом грязных брызг машина рванулась вперед, в узкое пространство между припаркованными рядом автомобилями. Второй кавказец, стоявший у бампера, отпрыгнул в сторону.
— Как джигиты трогаемся. — улыбнулся Матвей. — С ветерком. Не волнуйтесь, все в порядке.
Похоже было, что она уже не волнуется. Победительная уверенность снова окружила ее; с ней тяжело было находиться в замкнутом пространстве кабины.
— Они на улице побоялись бы связываться, — сказал Матвей.
— Это с вами побоялись бы. А подругу мою средь бела дня на полном ходу из машины выкинули. Прихватили такие вот сыны гор на Ленинградке… Позвоночник сломала, второй год лежит. — Она достала из сумочки сигареты, закурила, поморщилась, разгоняя рукой дым; сверкнули бриллианты на двух широких кольцах. — Господи, ну как жить в этой стране? Выгораживаешь-выгораживаешь себе жизненное пространство, а все без толку!
Голос у нее был резкий, с московской хрипотцой. Скосив глаза, Матвей присмотрелся к ней получше и понял, что ей не сорок лет, как ему показалось вначале, а хорошо к пятидесяти. Она была ухоженная, с большими возможностями следить за собой, это было видно. Но точно так же было видно, что она относится к тому типу особенных, московских, очень энергичных женщин, которым бесполезно бороться с приметами возраста. Слишком умна она была и слишком хватка к жизни, чтобы это не отражалось на лице, несмотря на дорогие кремы и косметические салоны.
Покрутившись в переулках у Патриарших, Матвей вывел машину на Садовое кольцо.
— Ну, дальше сами доедете, — сказал он, притормаживая у красного «комода» чеховского музея. — Спасибо за компанию.
— Вам спасибо, — сказала женщина. — Не хочется говорить пошлости, но если бы не вы…
— Дядя нас спас от верной смерти, да, мам? — звонко спросил мальчик.
Матвей засмеялся.
— Начитался глупых книжек, — поморщилась она и посмотрела на часы.
Недавняя растерянность исчезла с ее лица совершенно — оно приобрело деловое, уверенное выражение.
— Ничего не глупых, — упрямо сказал мальчик. — А правдашних.
— Никитка, перестань, — оборвала она и вдруг, словно вспомнив что-то, взглянула на Матвея. — Скажите… — В ее голосе на секунду мелькнуло что-то похожее на неуверенность. — А нельзя ли проявить по отношению к вам невоспитанность? Дело в том, что я в полном замоте, в цейтноте — в жопе, короче, в полной. Не могли бы вы отвезти Никитку домой?
— А кого вы собирались отправить с Никиткой домой полчаса назад? — поинтересовался Матвей.
— Я как раз собиралась вызвать водителя. У меня было на это ровно полчаса.
— И что вам мешает сделать это сейчас? — усмехнулся он.
— Отсутствие этого времени, — спокойно заявила она. — Я потратила имевшиеся полчаса на криминальных придурков, и теперь их у меня нет. А везти Никитку в офис мне не хочется, потому что я освобожусь ближе к ночи.
— Мне тоже не хочется, — откликнулся мальчик. — По Биби-си сейчас фильм про кошек будут показывать. Которые на римских развалинах живут.
— Так как? — нетерпеливо повторила она.
— Вы через рамку в аэропорте без проблем проходите? — спросил Матвей.
— Да. — Женщина ответила спокойно, хотя видно было, что она слегка опешила от такого вопроса.
