сыночек, эта живая память о моем счастливом супружестве». Через три с небольшим месяца Май снова пишет в Токио, чтобы сообщить печальную весть о внезапной кончине ее отца, умершего от пневмонии за неделю до этого: «Прежде у меня не было сил писать. Удар был слишком тяжел, и все силы уходили на то, чтобы держать себя в руках и не навредить ребенку».
Как написала через очень долгое время, спустя целую человеческую жизнь, сводная сестра Валленберга Нина Лагергрен: «Неожиданно в доме, когда-то очень счастливом, остались две вдовы и младенец». Две понесшие утрату женщины всю свою нежность перенесли на наполовину осиротевшего ребенка, который, как рассказывала Нина Лагергрен, давал и получал в это время так много любви, что из него вырос необычайно щедрый, любящий и полный сострадания к другим человек». Через шесть лет после смерти мужа Май Валленберг снова вышла замуж. Ее второй муж, Фредрик фон Дардель, был столь же углублен в себя, сколь открытой была она. Спокойный, увлеченный книгами молодой служащий Министерства здравоохранения со временем стал директором самой большой клиники в Швеции — Каролинского института. У супругов родилось двое детей: Ги (он впоследствии стал одним из ведущих шведских физиков-ядерщиков) и Нина. «Мы никогда не относились к Раулю, как к сводному брату, — говорила Нина, — и он всецело был с нами, а мы с ним, и мой отец любил его не меньше, чем меня или Ги». Тем не менее, Рауль все же был Валленбергом, и его дед по отцовской линии, посол Густав Валленберг, настоял на том, чтобы воспитание и образование внука поручили ему. Дед хотел воспитать мальчика в просвещенном, космополитическом духе. После того как Рауль закончил школу и прошел обязательную девятимесячную военную подготовку, Густав послал юношу на год во Францию, чтобы тот изучил французский язык. К тому времени Рауль уже неплохо знал английский, немецкий и русский.
Затем Рауля отправили в Соединенные Штаты изучать архитектуру. Густав Валленберг хотел, чтобы Рауль, в духе семейных традиций, занялся банковским делом, но юноше всегда нравились строительство и архитектура. Будучи еще подростком, он вечно слонялся по крупным строительным площадкам Стокгольма и охотно заводил разговоры с встречавшимися ему там архитекторами, строителями и инженерами. Дед согласился с тем, чтобы Рауль сначала обучался архитектуре, но взял с него слово, что позже он испробует свои силы в коммерции и банковском деле.
В 1931 году Валленберг отправился в Анн-Арбор учиться на архитектора в Мичиганском университете. Он был блестящим студентом и курс, рассчитанный на четыре с половиной года, закончил за три с половиной, получив при этом медаль, которой награждали только одного студента из потока в 1100 учащихся. Через тридцать пять лет д-р Жан-Поль Слюссер, преподававший в Анн-Арборе, вспоминал: «За все мои тридцать четыре года преподавания черчения и рисования он был одним из самых талантливых и прилежных моих студентов». Однокашник по университету Сол Кинг вспоминает о Рауле как об очень одаренном и в то же время скромном человеке, наделенном неординарным талантом находить простые решения для сложных задач. Ни его поведение, ни манера одеваться не давали ни малейшего повода подозревать в нем человека, занимающего высокое положение в обществе, или члена одного из самых влиятельных семейств Швеции».
Экзаменационные сочинения Рауля по английскому языку свидетельствуют: оставаясь идеалистом, Валленберг отнюдь не был мечтательным чудаком. По поводу идеи создания Европейского союза он, в частности, писал: «Людей, надеющихся построить союз на основе идеализированной концепции человека, неизбежно постигнет разочарование». В работе на тему «Широта взглядов» он замечает: «Широта взглядов, якобы присущая нашему поколению, — это пустой миф. Человек может проявлять ее в каком-то одном вопросе и здесь, как правило, принадлежать к меньшинству. Вместе с тем, в других вещах этот же человек может быть крайне реакционным». В летние каникулы 1933 года Валленберг работал в шведском павильоне на Чикагской всемирной выставке, зарабатывая по три доллара в день. На обратном пути в Анн-Арбор, который он совершал на попутных машинах, его подвозил «джентльмен в роскошном автомобиле, — как писал потом Рауль своей матери. — Мы ехали со скоростью примерно 70 миль в час, когда внезапно увидели перед собой поезд, пересекавший шоссе ярдах в ста пятидесяти от нас». Водитель резко затормозил, машину занесло, и она получила тяжелые повреждения, однако оба, и водитель и Валленберг, остались целы и невредимы. После того как его благодетель, взятый на буксир грузовиком, уехал, Валленберг, нагруженный двумя чемоданами, остался голосовать на дороге. Прошло немало времени, прежде чем его подобрал автомобиль с сидевшей в нем четверкой мужчин.
«Их вид не внушал доверия, — писал Валленберг матери, — но к этому времени я уже стал отчаиваться и решил сесть в машину. Они спросили у меня, есть ли у меня деньги и сколько я смогу заплатить им за всю дорогу до Анн-Арбора. Я сказал, что денег у меня нет». Через некоторое время автомобиль свернул с автострады и заехал по проселочной дороге в лес. «Они приказали мне выйти из машины. У одного был револьвер, и мне пришлось повиноваться. Они потребовали денег, и я отдал им все, что у меня было». Грабители столкнули Валленберга в канаву, а за ним бросили его чемоданы. Он уже ожидал на прощание пули. Но обошлось без нее. Выбравшись из канавы, Валленберг пошел по железнодорожному пути и через некоторое время ему удалось остановить пригородный поезд. «Этот случай не отвратит меня от способа путешествовать на попутных машинах, — писал он матери. — Просто надо брать в дорогу поменьше денег и вести себя осторожнее».
Следующим летом Валленберг вместе со своим товарищем по колледжу съездил в Мексику на старом, побитом «форде». Там они провели несколько недель у тети и дяди Валленберга, живших на окраине Мехико. Двоюродная сестра Рауля Биргит Валленберг, которой тогда было восемь лет, так вспоминала о его визите: «Мама обожала его, он был ее любимчиком, и я тоже его обожала. Он был такой удивительный, играл со мной и пытался научить меня играть в шахматы. Рауль был очень не похож на остальных взрослых, и меня, одинокого и единственного ребенка в семье, воспринимал всерьез. Я помню, как удавался ему номер с подражанием голосам животных. Он отлично с этим справлялся и умел изображать, наверное, животных двадцать пять или тридцать. И еще он умел разговаривать с иностранным акцентом, и мы смеялись над этим до колик. С Раулем всегда было весело».
Вернувшись из Анн-Арбора в Стокгольм с дипломом, Валленберг принял участие в открытом конкурсе проектов строительства плавательного бассейна и площадки для игр в парке одного из дворцов Стокгольма. Свои проекты представили десятки известных архитекторов. Проект Валленберга занял второе место. Но он уже обещал своему любящему, хотя и деспотичному деду заняться коммерцией, и Густав заставил его сдержать слово.
Следующей остановкой Рауля на жизненном пути стал Кейптаун в Южной Африке, где он шесть месяцев проработал в фирме, принадлежавшей двум знакомым его деда. Занимаясь продажей строительных материалов, леса и химикалиев, он объездил всю страну. Когда он покидал Кейптаун, владельцы фирмы написали ему самые лестные рекомендации. Альберт Флорен счел его «великолепным организатором. Его умение вести переговоры принесло фирме немалую пользу. Кроме того, обладая, как кажется, беспредельной энергией и жизненной силой, он наделен богатым воображением, четким умом, способностью оригинально мыслить». Партнер Флорена, Карл Фрикберг, писал о Валленберге в не менее лестных тонах, особо отмечая «его необычайную энергию, а также замечательную способность быстро входить в курс дела, которым он хотел бы заняться».
В 1936 году Густав Валленберг занимал пост шведского посла в Стамбуле. Там он подружился с Эрвином Фройндом, еврейским банкиром из Палестины, которая тогда управлялась Великобританией. Густав побеседовал с Фройндом относительно будущего Рауля, и тот предложил, чтобы юноша поработал в Хайфе в тамошнем отделении принадлежащего Фройнду «Голландского банка». Таким образом, Рауль переехал из Кейптауна в Палестину, завернув по дороге в Стамбул, где посетил деда.
Ему уже было почти двадцать четыре года, и доброжелательные попытки деда направлять его судьбу стали его слегка раздражать. В письме из Хайфы от 6 июня 1936 года он дипломатично пытается довести до деда свою точку зрения. Ему надоело работать неоплачиваемым стажером, хотелось заняться делом, за которое платили бы настоящие деньги. Несмотря на блестящие рекомендации, он считает свое пребывание в Кейптауне «пустой тратой времени». «Рекомендации чего-то стоят только тогда, когда их авторы сгорают от желания платить тебе», — писал он.
Рауль признавался, что считал планы деда относительно своего будущего слишком жесткими и что он очень рад его желанию проявлять в этом вопросе большую гибкость, о чем дед заявлял в своем последнем письме. «В таком случае я готов прислушиваться к вашим советам и следовать им в большей степени, чем раньше», — писал он. Затем осторожно, почтительно приближаясь к основному вопросу, Рауль
