куртке так и скрипела, когда они шевелились.
Мы просто не понимали, как они выдерживают, вынужденные часами сидеть взаперти в бронированных автобусах, попивая пиво из банки.
Сторожа — мы это тоже проверили — быстрее справляются с пивом. По части выпивки — это чемпионы. Вставать им приходится рано. Пиво они пьют по утрам.
Мы видели, как они приходили на работу, уже основательно набравшись. Их можно было понять по-человечески. Грех осуждать людей, у которых такая трудная работа! Но нам с Пьеро невольно приходило в голову: а не объясняется ли большое количество несчастных случаев, самоубийств, побегов отсутствием на месте сторожей — сторожей, которые отправились отлить? Коридоры ведь такие длинные, наблюдение снижается, и заключенные пользуются этим.
Хозяева бистро обслуживали тюремщиков у бара. Мы застенчиво угощали их, ни разу не встретив отказа. Потихоньку мы завоевали их расположение.
— В общем, — говорили мы, — у вас опасная профессия…
— Опасная? — гогочет один из них во все горло. — Еще бы! — И начинает рассказывать. — Возьмем, к примеру, прогулку. Догадайтесь, сколько нас охраняет триста заключенных? Ну, попробуйте! Четверо! А наши жильцы совсем не ангелочки, уж можете мне поверить. Если они взбунтуются, нам их не унять. А сколько нас в цеху? Один на пятнадцать человек, работающих с острыми инструментами. Говорю вам, быть фараоном куда лучше!
— Но вы ведь вооружены!
— Ха-ха! — смеется он. — Видно, вы только от юбки матери оторвались. Вооружены! Если бы так! Тогда было бы ничего! Подумайте лучше, господа, о такой ситуации: да, у меня пистолет. Хорошо. Что делает заключенный за моей спиной? Вытаскивает его. И тогда кем я становлюсь? Заложником! А что потом?.. Бунт!.. Усекли? Нет уж, спасибо! Получить посмертно медаль у меня нет никакой охоты. Никакой!
— Что же тогда заставляет их слушаться?
— Дисциплина! Очень суровая!.. Приходится к ней прибегать… Надо, чтобы заключенный боялся…
— И он боится?
— В наших интересах, чтобы боялся!.. Мы располагаем самыми разными наказаниями… Карцер, одиночка, запрет на переписку, запрет свиданий… Мы максимально пользуемся этим… Прибегаем к шмону. Правило — нанести удар первым!.. Налей-ка нам еще, Марсель!..
Мы протестуем. Мы не привыкли столько пить. Но он настаивает, что его очередь нас угощать.
— Послушайте, господа… Что такое заключенный?.. Открываем учебник. Заключенный — это тип, от которого можно ожидать: а) что он устроит побег; б) что может повеситься; в) может оказать сопротивление… Согласны? Вот мы, надзиратели, и находимся для того, чтобы не дать ему использовать эти три возможности… Каким образом? Повседневной работой… Не вводи вора в грех. Ночью и днем нельзя терять бдительности, приходится быть начеку. Не спускать с них глаз! Как осуществляется надзор?.. Внезапными действиями!.. Незаметно!.. Скажем, подхожу к камере, заглядываю через глазок и произвожу ровно столько шума, чтобы парни меня засекли… Ясно?.. Потом удаляюсь эдак спокойненько… и что делаю потом?.. Бесшумно возвращаюсь и застаю на месте преступления!.. Видеть, не будучи увиденным… Не поворачиваться спиной!.. У хорошего сторожа нет спины. Ты говоришь — я слушаю! Ты прячешь что-то — я нахожу!.. Ты улепетываешь — я догоняю! И никакой фамильярности с заключенными! Если я говорю с тобой, то для того, чтобы приказать! Если трогаю, то для того, чтобы обыскать! Если смотрю на тебя, то лишь потому, что надзираю! Только так! Это правила поведения надзирателя, его библия.
Что такое ключи? Предмет неусыпного внимания. Иначе ты мертв. Да, конечно, следует быть гуманным. Избегать скабрезных шуток… Например, если парень объявил голодовку, не следует говорить ему: «Это не лишит меня аппетита». Наоборот, следует иногда ободрить… Не забывать о социальной стороне дела… Но все равно надо быть предельно внимательным! Иначе можешь оказаться с кроватной пружиной в животе!.. Налей-ка еще, Марсель!.. Да, да! Тут вы мои гости. Если станете протестовать, отправлю на неделю в карцер!
Хохотнув, он продолжает:
— Берем, к примеру, шмон. Что это такое?… Да ну же, господа! Припомните, что вам известно на сей счет?
Мы:
— Ну, это когда надо найти что-то…
— Нет. (Он поднимает рюмку за наше здоровье.) Чтобы себя обезопасить. (Выпивает одним махом.) Шмон, господа, — это интеллектуальный способ борьбы, из которой персонал должен выйти победителем. (И начинает движениями показывать очень неприятные вещи.) Пока руки работают в поисках тайника, нельзя спускать глаз с заключенного. Понятно? А это ему не нравится. Большой шмон — это обыск тела. Раздетый заключенный испытывает унижение… Руки к стене, и — гоп-ля! — начали! Заверяю вас, это совсем не просто. Человеческое тело состоит из массы тайников. Требуется не меньше двадцати минут, чтобы все проделать как можно тщательнее. От головы и до пяток. Лезешь в рот (заставляешь кашлять, высовывать язык, снимать коронки и протезы), лезешь в анус (для чего тот выставляет свой зад, требуешь, чтобы он снова кашлял, проверяешь, не подклеено ли что к яйцам)… Нет, жизнь сторожа нельзя назвать веселенькой, это точно!
— Да, нелегкая у вас работенка…
Но бистро «Чокнемся со всеми» не всегда было тихим. В иные дни людей набивалось до отказу, а в другие — никого не было.
По понедельникам, средам и пятницам можно было спокойно поговорить с нашими новыми приятелями.
Но зато во вторник, четверг и субботу собиралось столько народу, что ограничивали доступ гостей. Недовольные, они отправлялись искать другое заведение. Тем более что это были привереды, которые часами выбирали еду. В дни свиданий бистро превращалось в зал ожидания второго класса во время забастовки железнодорожников. Приходилось потесниться, ждать очереди за баром. Зато в такие дни здесь не было ни полицейских, ни надсмотрщиков.
Семьи заключенных начинали прибывать к семи утра. Имеющие право на свидание выстраивались у входа в тюрьму и инстинктивно прижимались к стенам, как люди, привыкшие к тому, что на них орут. Никто не обращал на них внимания. Очередь образовывалась сама собой и в холод, и в дождь, даже если здесь находились и беременные, и малолетние дети, которые дрожали от холода. Малявки съедали тут свой утренний бутерброд, писали возле стены. Интересно было бы узнать, для чего собрались все эти люди в такую рань перед невзрачными воротами?
Столько же народу находилось и в кафе. Многие сменяли друг друга, как в очереди в кино. Родственники и друзья занимались детьми, старались подбодрить вернувшихся со свидания. Они пили кофе, Виандокс, сухое белое.
Мы же устраивались посредине зала за маленьким столиком, стараясь выглядеть как можно более незаметными, но чутко прислушиваясь к разговорам. Стараясь услужить, мы уступали место, знакомились через посредство детей, которым рисовали картинки в тетрадях. Те были довольны, мамаши жалко улыбались нам.
«Кто знает? — думали мы. Может, они смогут пригодиться для получения документов… А почему бы и нет?»
Но вот внезапно распахивалась дверь. Дрожь пробегала по толпе, которая мгновенно начинала толкаться. Правда, недолго… Сторожа сдерживали людей окриками: «Что еще такое! А ну, спокойнее! Или всех вышвырнем вон!»
Восстанавливалась тишина. Сторожа впускали людей. Большие ворота поглощали очередь и закрывались за ней.
В бистро наступал перерыв.
