способом пробираются через нее под спасительным покровом темноты? Я ничего не знаю. Но ты укажешь мне путь и, подкупив, кого следует...
— Я могу дать вам деньги.
— Но мы нужны друг другу, брат мой!
«Может, — подумал я, он и принесет пользу. Все-таки он говорит по-испански, как принято в Испании. Для испанца это естественно, но очень может пригодиться. Нет, — пришла в голову другая мысль, — пользы от него не будет. Он будет только мешать и путаться под ногами, но придется брать его с собой. Этот псих впился в меня как клещ».
— Мы поедем?
— Да.
— Сейчас?
— Сейчас.
Он подошел к окну.
— Она еще не вернулась. Подождем ее? Эта толстая шлюха с радостью согласится поехать с нами в Париж.
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Ты не любишь толстушек? Я вот...
— Мы поедем вместе. Вдвоем, Эстебан. Только ты и я. И больше никто.
В его глазах стояла грусть.
— У меня не было женщины. Никогда, никогда, никогда. Один раз я нашел женщину, которая согласилась пойти со мной. Меня обманули. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Я думал, это симпатичная американка, а когда мы поднялись в мою комнату, выяснилось, что это marica из Нью-Йорка. Педик. Конечно, лучше что-то, чем ничего, но, когда настраиваешься на женщину... Так ты не хочешь дожидаться этой толстой...
— Мы найдем женщин в Париже, Эстебан.
— Ага! Ты — мой брат. Ты мне больше чем брат. Ты...
Ему не хватило слов, и от избытка чувств он вновь заключил меня в жаркие объятия.
Глава десятая
Прежде чем мы уехали из Мадрида, я отвел Эстебана в парикмахерскую, где его побрили. Он сопротивлялся, как мог, но я нашел веский аргумент, указав ему, что французы бород не носят. Без бороды он напоминал, скорее, не анархиста, а потерявшегося ребенка. Затем я заставил его подстричься и подстригся сам, чтобы моя прическа больше напоминала прическу высокого мужчины, запечатленную в паспорте, а не Ивена Таннера, фотоснимки которого появились и в испанских газетах. После чего с Эстебаном в одной руке и «дипломатом» в другой я отбыл из столицы Испании.
На поезде мы доехали до Сарагосы, на автобусе — до Лериды. Еще один автобус доставил нас в Сорт, маленький городок в двадцати милях от границы. В Сарагосе я ненадолго оставил Эстебана в ресторане, а сам прошелся по магазинам и потратил немного денег. Когда я вернулся, он еще ел. В автобусе — спал. Автобус до Сорта не отапливался, мы продрогли, потому что солнце село, а по салону гулял холодный ветер. Я дал Эстебану свитер высокого мужчины, и он вновь заснул. Мне же оставалось лишь пожалеть об оставленном в аэропорту ирландском твидовом пиджаке. Не сообразил я и запастись фляжкой бренди.
В Сорте я растолкал Эстебана, и мы вышли из автобуса. Он закурил, выпустил мне в лицо струю дыма. Он обкуривал меня всю дорогу от Мадрида, так что я начал злиться.
— Мы во Франции?
— Нет.
— Где же мы?
— В городке, который называется Сорт.
— В Испании?
— Да.
— Никогда о нем не слышал.
Мы заглянули в каждое из четырех кафе городка. Везде выпили бренди. Третье из четырех произвело впечатление самого убогого, поэтому мы туда и вернулись. Эстебана шатало. Наряду с прочими его талантами, он совершенно не умел пить.
Мы сели в грязную, темную кабинку. Он громко заговорил о прелестях жизни в Париже, о необходимости избавиться от фашистской вони. Заткнуть ему рот я мог, выбрав любой из двух вариантов: то ли каким-то чудом заставить его протрезветь, то ли напоить до потери сознания. Я попросил официантку принести бутылку бренди и начал вливать в него рюмку за рюмкой. Наконец, голова Эстебана упала на грудь, глаза закатились, он обмяк и отключился.
Я встал, с бутылкой направился к стойке бара. Ко мне подошел крупный мужчина, усатый, с грустным взглядом.
— Ваш приятель наговорил много лишнего. В присутствии незнакомцев такие мысли держат при себе.
— Мой приятель болен, — ответил я.
— А-а-а.
— У него не все в порядке с головой, и он должен лечиться. Его надо положить в больницу.
— В Сорте больницы нет.
— Тогда мы не можем оставаться в Сорте, потому что его необходимо отвезти в больницу.
— Больница есть в Барселоне. Отличная, современная больница, где вашему приятелю обязательно помогут.
— Мы не можем ехать в барселонскую больницу. Есть только одна больница, где моего приятеля смогут вылечить.
— В Мадриде?
— В Париже.
— В Париже, — повторил он.
Я налил ему и себе бренди. Он поблагодарил меня, сказал, что сразу почувствовал во мне джентльмена. Я ответил, что мне приятно выпить в обществе достойных людей.
— Париж далеко, — осторожно заметил он.
— Далеко, — согласился я.
— И нужны документы, чтобы пересечь границу.
— У моего приятеля документов нет.
— Его могут ждать неприятности.
— Это так, — вздохнул я. — Его могут ждать большие неприятности.
— Его не пропустят во Францию.
— Достойные люди, достойные люди доброй воли понимают друг друга, понимают, сколь сложна жизнь. И потом, не зря же говорят, что нет ничего невозможного.
— В ваших словах есть сермяжная правда.
— Так говорят люди более мудрые, чем я.
— Мудр тот человек, который слушает и запоминает слова других мудрых людей.
— Ваш отзыв обо мне — для меня большая честь, сеньор.
— Для меня большая честь — выпить с вами, сеньор.
Мы выпили еще по рюмке бренди. Он знаком предложил следовать за ним. Мы сели за столик рядом с кабинкой, где спал Эстебан.
— Зовите меня Мануэль, — представился мужчина. — А как мне называть вас?
