— Это же только кровь. Кровь, кровь и еще раз кровь. Должен же быть лучший способ.
— Дерево свободы надо время от времени поливать свежей кровью тиранов и патриотов, — напомнила ему Бхаджат. — Так писал Томас Джефферсон.
— Он также писал, — добавил Лео, — что все люди созданы равными — а не только беложопые.
Но Дэвид продолжал возражать.
— Нельзя построить лучший мир, уничтожая тот, что есть. Чем вы его замените?
— Об этом мы будем беспокоиться, когда придет время, — хмыкнул Лео.
— Время уже пришло, — настаивал Дэвид.
— Эй, глядите! — позвал один из ребят с кормы катера. — Самолеты!
Лео протолкался мимо Дэвида и Бхаджат, выбираясь из-под парусинового верха. Бхаджат вышла следом за ним. Дэвид обернулся и, опершись локтем на планшир, выглянул за борт. Залитое лунным светом небо прочерчивали серебристые перистые следы инверсии самолетов. Дэвид насчитал пять групп по дюжине в каждой: шестьдесят самолетов.
— Заводи мотор! — резко скомандовал Лео.
— Они ничего не делают, — возразил один из ребят. — Они слишком высоко.
— Они прилетели сюда не для нашего здравия, — буркнул Лео. — И что бы там они не собирались делать, они сделают это с городом. Трогай это корыто сейчас же.
Через несколько минут с неба закрошило мелкой серебристой пылью, но катер мчался так быстро — подняв нос, словно глиссер, что пыль слетала с них с такой же быстротой, с какой и падала. Спустя несколько мгновений золотистый снегопад закончился. Лео разрешил пареньку у штурвала сбросить скорость.
Проносясь мимо затемневшего города, они видели, что улицы заволокло серо-зеленым газом. Лео молча разглядывал эту сценку в бинокль. После несколько долгих безмолвных секунд он передал его Бхаджат. Та поднесла его к глазам и ахнула.
Дэвид услышал, как она что-то бормочет по-арабски.
— Что это? — спросил он.
Она отдала ему бинокль. Сперва Дэвид мало чего увидел, но научившись твердо держать бинокль на пыхтящем катере, он начал различать в завивающихся щупальцах газа человеческие фигуры. Те, шатались, падали, дергались в спазмах. Куда бы он ни смотрел, на улицы, на зеленый парк вдоль берега реки, везде видел хаос. Люди сгрудившиеся на крышах домов, спасаясь от мародерствующих партизан, разрывались на части стремясь убраться от газа и еще чего-то, превращавшего их в спастических, тараторящих эпилептиков. Он увидел, как кто-то бросился с крыши и упал на улицу с двадцатого этажа, дергаясь и визжа всю дорогу.
Дэвид отдал бинокль обратно Лео.
Чернокожий чуть поднял подбородок, показывая на небо.
— И ведь эти парни пытаются помочь городским беложопым, — в его глухом громыхающем голосе слышалась печаль. — Они не прочь убивать своих, лишь бы добраться до нас. Так что не думай, будто мы такие жутко плохие.
32
Самый странный, самый печальный, самый радостный день в моей жизни.
Как только нас собрали в зале на Космической станции «Альфа», инструкторы уведомили нас, что мы только что завершили подготовку к работе на «Острове номер 1» и отправимся прямиком в колонию, как только за нами пришлют корабль. Больше никаких занятий, никакого тестирования. Мы пробились!
Нам попробовали дозвониться до дому по видеофону. Я узнал, что с папой и мамой все в порядке. В Миннесоте нет никаких боев — на сей раз погода оказалась добра к нам. Рут много часов не могла дозвониться до Калифорнии; потом Корпорация наконец пропустила звонок по особой высокоприоритетной связи. С ее родителями все в порядке, но дом их сгорел дотла, и они живут в армейских казармах.
Трое из нашего класса попросили разрешения отправиться домой. Они не хотели ехать на «Остров номер 1», пока их семьям угрожает опасность. Поэтому нас осталось восемь — из шестидесяти приступившим к занятиям несколько месяцев назад.
Я переговорил об этом с Рут, насчет отъезда на «Остров номер 1». Совершенно неожиданно для себя я вдруг сказал ей, что нам следует пожениться, чтобы не было никаких затруднений с совместной жизнью на «Острове номер 1». И она согласилась! Поэтому мы нашли часовню на первом уровне (полноземная гравитация) и провели там свадебную церемонию. Двое наших одноклассников послужили нам свидетелями, а мама и папа смотрели по видеофону. С родителями Рут мы соединиться не смогли, но мои пообещали послать им видеокассету.
Мы начали медовый месяц прошлой ночью на шестом уровне (почти нулевая гравитация — ух ты!). Сегодня мы отправляемся на «Остров номер 1» начинать совместную жизнь. Как муж и жена.
Хамуд нетерпеливо мерил шагами выбеленный причал. Он носил одежду, врученную ему местными активистами ПРОН, штаны до колен и свободную рубашку с яркими полосами и намалеванной на ней цифрами. Подражание спортивной форме, текущая мода среди американской молодежи. Он чувствовал себя в ней нелепо, но рассматривал этот костюм как необходимый камуфляж.
На вершине глядящего на реку холма стояла научно-исследовательская лаборатория. Никто не подозревал, что теперь там находилась штаб-квартира ПРОН. «Гаррисон Энтерпрайзис» официально закрыла эту лабораторию, а сотрудникам предоставила отпуск на неопределенное время, с сохранением оплаты. Те все разъехались по домам, нервно закрывшись в пригородах на все замки, готовые защищать семью и собственность в Найаке, Гэрритауне и Пиксхилле. Сидя перед светящимися экранами телевизоров с дробовиками на коленях, они с ужасом смотрели, как горят и погибают города. И благодарили бога и «Гаррисон Энтерпрайзис» за то, что живут далеко от центра города. Но достаточно ли далеко? — гадал каждый из них.
День был серый, облачный, а ветер на реке — влажный и холодный, Хамуд дрожал, напрягая все свои чувства, пытаясь вызвать поджидаемый катер, так же как факир выманивает кобру из камышовой корзины.
Он знал, Бхаджат едет на этом катере. Полученное им ночью радиосообщение передали шифром, но сообщало оно совершенно определенно. Шахерезада ухала к нему, вместе с Нью-Йоркским лидером Лео. И она везла ему подарок, сокровище, пленника — человека с «Острова номер 1».
Неоценимо дорогой алмаз, этот пленник из космической колонии. Он знал об «Острове номер 1» все: его технологию, систему безопасности, слабые места. Золотое дно информации. И научно- исследовательская лаборатория идеально подходила для выжимания из него этой информации. А потом? Хамуд пожал про себя плечами. Никчемные пленники долго не живут.
Эвелин тоже глядела на реку, ожидая прибытия катера.
Она находилась в одной из секций лаборатории, стоя у окна и глядя на серое небо и еще более серую реку. Даже хвойные деревья по другую сторону Гудзона казались серыми и безжизненными под этими низкими, гонимыми ветром облаками.
Почему я так себя чувствую? — спрашивала себя Эвелин. Ее вспотевшие руки невольно сжимались в кулаки. Внутри у нее все трепетало. В глубине души у нее засело чувство, что вот-вот случится что-то плохое, очень плохое.
Она следила, как Хамуд мерил шагами причал, словно нетерпеливый мальчишка. С тех пор, как она вчера вечером прибыла в лабораторию, он больше не обращал на нее внимания. Обычно хмурый, а часто и угрюмый, он с тех пор, как пришло то радиосообщение о приезде Шахерезады, так и светился