КОЛОДЕЦ
В тесной щели они просидели столь долго (в том, что химера погибла, не было никакой уверенности), что молодой, но уже вполне зрелый мох начал исподволь трогать их языками своего слоевища.
— Изыди, создание кромешное! — Венедим заерзал, словно за шиворот к нему угодил клещ. — Чур меня, чур!
— Не валяй дурака, — буркнул Кузьма. — Ничего с тобой не случится.
— Уже случилось. Сижу, аки изгой в грязной норе… Ни образа Божьего, чтобы толком помолиться, ни простора, чтобы земной поклон положить.
— Зато живой.
— Плоть-то жива, да душа не на месте.
— Непоседливая у тебя душа. Вроде как девчонка-вертихвостка.
— Сколько раз я тебя просил не блудословить попусту!
— А сколько раз я тебя просил не ныть! Тоже мне страстотерпец!
— Пакостно здесь. Как в крысиной норе.
— Ясно, не дворец. Перин нет… А что ты предлагаешь?
— Хочу вернуться в обитель Света. — В голосе Венедима не было и намека на надежду. В его представлении это было столь же трудно, как живым пройти все круги ада.
— Законное желание. Только лично я там ничего не забыл, — возразил Кузьма. — Хотя в определенном смысле мы попутчики. Сам понимаешь, что без стаи я мало что значу. Тут темнушники правы… Договоримся так — я доведу тебя почти до самой обители, ты же взамен обеспечишь меня припасами на дорогу, а главное — водярой.
— Где я их возьму? — Можно было подумать, что эта проблема, еще очень далекая от насущности, беспокоит Венедима куда больше, чем перспектива заблудиться в Шеоле.
— Это уж твои заботы. За услуги положено рассчитываться. Один ведь ты здесь загнешься… Да мне много и не нужно. Только то, что в мешке унесу.
— Но меня сразу призовет к себе игумен. Что я ему скажу относительно тебя?
— Как есть, так и скажи. Дескать, в пути напоролись на химеру. Темнушников она утащила, а Кузьма Индикоплав под шумок скрылся в неизвестном направлении.
— Кто поверит, что я самостоятельно нашел дорогу назад?
— А что ее искать! Все по прямой да по прямой. Как говорится, вдоль стеночки.
— Легко тебе говорить. Все знают, что через десять шагов я или лоб себе разобью, или ногу сломаю.
— В чем вопрос! Ногу советую поберечь, а лоб подставляй. Оставлю тебе отметину чин- чинарем.
— Не от Бога все это, а от лукавого!
— Ну и нудный же ты тип! — не выдержал Кузьма. — Неужели все святоши такие? Хорошо хоть, что недолго нам осталось вместе маяться.
— Значит, мы никогда не пойдем на поиски Грани? — Голос Венедима дрогнул.
— Чего-чего? — удивился Кузьма. — Ты про Грань вспомнил? Уж молчал бы лучше, известный знаток Шеола Венедим Постник! Святой выползок! Грань тебе не теплый нужник. До нее еще добраться надо. Пропадешь ведь, как мошка в паутине!
— И все же хотелось бы глянуть на Божий свет. Хоть одним глазком, — вздохнул Венедим.
— Не судьба, сам видишь… Да и не враг я себе, чтобы за Грань лезть. Нашли дурачка! Как же, буду я ради вашего игумена стараться! Не верю я ему, понимаешь? Ни на столечко не верю. — Кузьма продемонстрировал верхнюю фалангу указательного пальца, но Венедим во тьме, конечно же, ничего не рассмотрел. — Скользкий тип. Есть у меня подозрение, что он и в кромешном мраке видит, аки при свете. На такое даже самые лучшие праведники не способны. Тут совсем другие примеры напрашиваются.
— Когда дух, одолев плоть, обретает полную свободу, возможны любые чудеса, — мягко произнес Венедим. — Святые отцы исцеляли неизлечимо болящих, пророчествовали, усмиряли стихии.
— Это детские сказки! Почему, например, я верю, что человек, не каждый, конечно, способен пить крутой кипяток? Потому что самолично видел это. Раньше я сомневался, что слепцу можно вернуть зрение. Но когда в лазарете метростроевцев одному такому несчастному при мне сколупнули с глаз вот такие бельма и через неделю он уже отличал красное от желтого, я поверил в это чудо. Общаясь с темнушниками, я узнал, что звук человеческого голоса передается по проводам на огромные расстояния, а сила молнии может до поры до времени храниться в банке со свинцовыми пластинами и кислотой. Вот это истинные чудеса! А в разные пророчества и в усмирение стихий я не верю. Вы даже темнушников, которых числом вдвое меньше вашего, усмирить не можете. Поэтому ты ко мне с такими разговорами больше не подкатывай. Истинным я считаю только то, что можно пощупать, обозреть, попробовать на зуб. Все остальное антимонии.
— Не горячись. Мы говорим о совершенно разных вещах. Чтобы тебе стало понятно, куда я клоню, выслушай историю апостола Фомы, прозванного Близнецом, но более известного как Фома Неверующий.
— Ладно, валяй, — через силу согласился Кузьма. — Все равно вылазить еще рановато.
— Фома Близнец был одним из двенадцати учеников Спасителя. Вместе со всеми он горько оплакивал его участь, однако при первой встрече апостолов с воскресшим учителем по какой-то причине отсутствовал.
— Наверное, пил горькую за упокой, — брякнул Кузьма, у которого уже совершенно затекли все члены.
— Бог простит тебе эти слова. — Венедим закашлялся, но спустя некоторое время продолжал в том же духе: — В отличие от других учеников, он отнесся к радостной вести с сомнением, причем приводил доводы, весьма схожие с твоими: «Пока не вложу персты свои в раны его от гвоздей — не поверю».
— Наш человек, — отозвался Кузьма.
— Через восемь дней, уже в присутствии Фомы, Спаситель снова явился ученикам и позволил осмотреть свои крестные раны. И лишь тогда Фома признал в нем Бога.
— Против факта, конечно, не попрешь. Но Фома, по-моему, был прав. Как говорят метростроевцы — доверяй, но проверяй.
— А теперь самое главное. — Венедим, похоже, перестал реагировать на реплики Кузьмы. — Вот что сказал Спаситель: «Ты поверил потому, что увидел, но блаженны те, кто не видел, а уверовал». Понимаешь? Деяния Бога заведомо недоступны нашей оценке. Это следовало уже из притчи о Иове. Блажен лишь тот, кто безоглядно верит Создателю. Все, что печалит и гнетет нас, — горе, болезни, несправедливость, — это тоже промысел Божий. Смиренно принимай страдания. Верь, пребывая в довольствии, но еще сильнее верь, принимая удары судьбы.
— Тогда зачем святоши все время твердят о милосердии Божием?
— Прежде чем на тебя снизойдет это милосердие, ты должен научиться жить в страхе Божием.
— Новое дело… А как это?
— Сопоставлять каждый свой шаг с заповедями Создателя. Молись денно и нощно. И не столько за себя самого, сколько за других. Кайся, искренне кайся. Лишь кающийся достоин прощения. Старайся проникнуться к Господу истовой верой. Смиряй свои страсти. Смирение рано или поздно приведет тебя в лоно церкви, а любовь к Богу перейдет в любовь к ближнему.
— Как у тебя все просто! Кайся, молись… А если не хочется?
— Хотя бы начни. Попробуй… Ведь спиртное тебе тоже не с первого раза понравилось.
— Ну ты сравнил!
— Главное, обуздай гордыню. Это грех не менее тяжкий, чем смертоубийство. Сколько человеческих душ она уже погубила! Не бойся самоунижения. Сам Спаситель не чурался омывать ноги своим ученикам.
— Ну ты и упертый мужик! — едва ли не с восхищением произнес Кузьма. — Позавидовать можно.
