— Не жалуюсь, — согласился мужичок. — Все у меня есть, что человеку положено. Дом есть, баба есть, ребятни хватает. Эти разбегутся — других подкинут. Мор мне не страшен, еще мальчонкой переболел. В войско не берут, отвоевался. А возьмут, тоже ладно. Не подкачаю, хоть и рука сухая.
— Все есть, только ума нет, — проворчала в темноте баба.
— Ничего, ничего, — мстительно пообещал мужичок. — Посмотрим, что ты завтра скажешь, когда вдовой окажешься.
— Испугал, шелудивый…
— Не могу эту язву спокойно слушать. — Он взболтнул брагу в бадье. — Ты спой лучше, порадуй душу.
— Споем, — пообещал Головастик. — Вот только в горле что-то пересохло. Промочить надо…
Промочить так промочить. Своевременное предложение. Только вот браги что-то маловато, на самом донышке плескается. Ну и выпивохи у меня в друзьях. Ну, ладно, за ваше здоровье!
На этот раз бадья повела себя весьма странно. Как живая, она ходуном ходила в моих руках, уворачивалась от губ, а потом пребольно стукнула по зубам. Брага выплеснулась мне на грудь.
— Не хочешь пить, другим отдай, — недовольно проворчал Яган.
— Где пьют, там и льют! — жизнерадостно заорал мужичок, хватаясь за топор.
Сейчас порубает нас, подумал я. Интересно только, с кого он начнет? Пили мы по кругу, значит, и головы по кругу полетят. Прекрасно, я последний. Успею еще закусить… Да нет, это он пол в своей хижине рубит, да еще просит, чтобы посветили. С ума сошел, что ли?
В сторону полетели щепки, доски, брусья, какая-то труха, и вскоре на белый свет была извлечена еще одна бадья. Не стоит даже объяснять, что последовало за этим: ликование Головастика, одобрение Ягана, брань бабы, мои аплодисменты. Только Шатун никак не отреагировал на это событие.
Бадья снова пошла по рукам. Буль-буль-буль. Мужичок уже обнимался с Яганом, как с родным братом.
— Верно говоришь! Правильно говоришь! — Он согласно кивал лохматой головой. — Ну что раньше за жизнь была! Никакого порядка! Каждый сам по себе. Жили, где придется. Бродили, где придется. Ели, что придется. А теперь по-о-о-рядок! Живем, где положено. Идем, куда пошлют. Едим, что разрешают. Никаких забот. А когда голова от забот свободна, руки сами в дело просятся. Разве не так?
— Так, — подтвердил Яган, — клянусь Тимофеем!
— Тогда пой. Удачи тебе!
— И тебе… — (Буль-буль-буль).
— Мне не надо. Мне в Прорву утром.
— Запамятовал, прости.
— Прощаю. Тебе все прощаю. — (Буль-буль-буль). — Опять же, как со стариками хорошо стало. Пользы ведь от них никакой, только болтают много. То не так, это не так. Корми их, лечи. А теперь все по справедливости. Не можешь дело делать, значит, прочь. Не мешай людям. Сам в Прорву прыгай, пока не спихнули. Нечего народ глупыми речами смущать.
— И не жалко тебе их? — встрял в разговор я.
— Чего засохшее дерево беречь!
— Даже отца с матерью не жалко?
— Какой отец? Какая мать? Ты ошалел, что ли, братец? Баба дите родит, покормит немного и сразу другой отдает. А ей потом взамен другого. И так все время. Спра-а-а-ведливо! А то раньше как — нянчишь его нянчишь, холишь его холишь! Все для него. Себе даже в ущерб. А сколько с соседями ссор из-за детей было? А толку-то: ни любви, ни благодарности.
— Завидую я тебе. — Яган облобызал мужичка. — От всей души завидую. Ну какие у тебя заботы могут быть?
— Никаких. — (Буль-буль-буль).
— А я, когда в Друзьях состоял, хлебнул горя. Побольше, чем ты браги. То скажешь не к месту, то промолчишь не вовремя. Знать надо, когда лизнуть, а когда куснуть. Спать ложишься генералом, просыпаешься колодником. Вот ответь мне на простой вопрос, только честно. Жаб кушать любишь?
— Люблю, если угостят. Скрывать не буду.
— Молодец! А я вот не могу. Боюсь. Скажи, это справедливо? Кому лучше живется, тебе или мне?
— Мне, само собой.
— Тебе, тебе, — подтвердил Головастик с самым серьезным видом. — Таким, как ты, все завидуют. Особенно генералы. Им же, беднягам, все за тебя делать приходится. И думать, и командовать, и даже жрать. Это же непосильный труд! А тебе что — вкалывай да воюй. Воюй да вкалывай.
— Посмотри на него, — свистящим шепотом произнес Яган, прижимая голову мужичка к своей груди. — Ты думаешь, он простой пустобрех? Нет, он опасный лжец, он хитрый пакостник. Вот из-за таких, как он, все наши беды. Пока не истребим их, не будет порядка.
— Сразу начнем истреблять или погодим?
— Сразу. Сейчас! Только выпьем! — (Буль-буль-буль). — Истреблять, так истреблять. Вставай! — (Буль-буль-буль).
— Ноги не держат.
— И меня.
— Тогда отложим это дело до завтра. Никуда он не денется.
— Отложим. Правильно. Не денется никуда. — Яган тупо уставился на то место, где только что сидел Головастик. — Хотя уже делся…
— Ну и плюнь. Не расстраивайся. Лучше выпей.
— Давай. — (Буль-буль-буль). — Молодчина! Хвалю! Да на таких, как ты, вся Вершень держится. Не зря вас кормильцами зовут. Хвалю! Завидую!
— Так оставайся с нами жить. Хором пустых хватает. В жены можешь Раззяву взять. А хочешь, мою бабу бери. Она все равно завтра вдовой станет.
— А ты сам кого посоветуешь?
— Лучше Раззяву. С моей жить, что навоз жрать. На любителя вещь.
— Хорошо. Я подумаю. Хотя нет. Легкой жизни мне не надо. Меня дела ждут. Неотложные. Хочешь со мной идти?
— А Прорва?
— Ах, да! Опять забыл!
В это время в глубине хижины раздался грохот. Из темноты вывалился Головастик. Его по пятам преследовала хозяйка и колотила каким-то кухонным инструментом: не то ухватом, не то ручкой метлы. Попутно отвесив несколько тумаков и супругу, она хлобыснула браги, пожелала всем нам вскорости подохнуть и снова скрылась в своем углу.
— Правильно ты говоришь, братец. Дура твоя жена, — сказал Головастик как ни в чем не бывало, затем сплюнул себе на ладонь и стал внимательно рассматривать плевок. — Ничего в хороших песнях не понимает.
— А зачем ты к ней петь полез? — хохотнул мужичок. — Нам пой. Мы понимаем.
— Подожди, зуб шатается. Оставь глоток.
Лично я пить уже больше не мог. Хотя и желал. Мне мешал смех. От смеха тряслись руки и щелкали зубы. Все смешило меня: и разбитая губа Головастика, и невразумительные тирады Ягана, и брань хозяйки, и мрачная физиономия Шатуна, и шустрая беготня вконец осмелевших тараканов. Вскоре веселье стало общим. Головастик, шутки ради, надел Ягану на голову бадью (не ту, из которой только что отпил, а первую, уже пустую). Но, как выяснилось, это только казалось, что она пустая. Кое-как отплевавшись и осушив руками волосы, Яган хладнокровно собрал с рогожи все объедки и размазал их по роже хохочущего Головастика. Внезапно толпой явились дети, нагруженные добычей — дынями, сладкой редкой, какими-то грибами. Все это пришлось как нельзя кстати. Бадья быстро пустела. Факел несколько раз падал, но, по счастливой случайности, хижина все никак не загоралась. Трогательной братание между Яганом и говорливым мужичком закончилось дракой. Противники, не вставая на ноги, пихали друг друга руками и, как бараны, бодались лбами. «Дерьмо ты, — мычал Яган, — а не кормилец!» — «А ты дармоед, — отвечал
